[125] нельзя привести фразы с категорическим запрещением повиноваться начальству при реквизициях; однако общий смысл всего рассуждения ясен: прежде всего нужно служить божескому закону, а потом человеческому; божеский же закон вечно повторяется масонами — это любовь к брату, любовь к ближнему, любовь к человечеству.
По воцарении императора Павла I возникли крестьянские беспорядки. Крестьяне, взволнованные надеждою на получение воли, встали против помещиков. Искры возмущения передавались с места на место, и в загорающемся пожаре испуганные помещики были готовы видеть новую пугачевщину. Масону князю Репнину выпало на долю усмирение поднявшихся крестьян, которое он вел весьма жестоко, расстреливая целые деревни. Как же помирить отзывы некоторых гуманнейших масонов о Репнине, как о человеке прекрасной души, с такими жестокостями? Как, с другой стороны, помирить недоверие к Репнину как к масону, а следовательно, и человеку свободомыслящему, с такими его крупными услугами трону, вплоть до пролития крови бунтовавших крестьян? Репнин был жесток, но современники находили, что он не жесток в достаточной мере, ставили ему это в вину и объясняли это его масонством. Действительно, в приказах по воинским частям и в веденном Репниным журнале замечается некоторое желание избежать кровопролития, и жестокие меры допускаются в случаях исключительных. 16 февраля 1797 г. Репнин излагал в приказе Малороссийскому полку: «Ежели бы, паче всякого чаяния, крестьяне где-либо дерзнули противиться и упорствовать войскам, в таком неожиданном случае войска должны сохранить к себе от народа почтение и уважение и таковых дерзких ослушников наказать и принудить к повиновению силою оружия; но г. полковой командир отвечать за то станет по всей строгости законов, что подобное крайнее действие строгости вынуждено было от него самою последнею необходимостью, т. е. чрез оказание от крестьян дерзкого неуважения к войскам, тоже явного, наглого и упорного сопротивления повелениям гражданским, от войск даваемых, и что прежде сего принужденного поступка истощены были все меры и увещания кротости, дабы ослушники образумились и пришли в повиновение власти». Через неделю последовал приказ тому же полку о том, что нижние чины должны «обывателей не обижать и спокойно живущих отнюдь не притеснять».
В собственном своем журнале Репнин записывает под 5 февраля 1797 г. о состоявшемся по его распоряжению расквартировании воинских частей по деревням Владимирской и Ярославской губерний «для содействия земской полиции самыми кроткими мерами» к успокоению крестьянского населения. Оружие Репнин употреблял как крайнее, по его мнению, средство. Под 25 февраля он пишет в своем дневнике, что для успокоения крестьян кн. В.И. Щербатова он божился, что государь желает их повиновения помещику[126]. Не являются ли все эти, правда ничтожные, но все же светлые штрихи хотя бы некоторым отголоском тех масонских правил, которые были внушены Репнину при посвящении в масонство? Любопытно, что в хронике «боевых» наград нашей армии имеется след и от экспедиции Репнина: 14 мая 1798 г. был дарован Рижскому мушкетерскому полку (ныне 70 пехотному Рижскому полку) «гренадерский бой», т. е. особый барабанный бой, за успешное усмирение в феврале 1797 г. неповиновавшихся крестьян Орловской губернии[127]. Здесь же уместно упомянуть, что при допросе Шешковским Новикова[128] старались выяснить цель и организацию воинских лож, и Шешковский отмечает, что надо достать акты воинской ложи от князя Гагарина или Мелиссино, «ибо если в оных такие же правила есть, какие князю Репнину при вступлении в орден предписаны, то едва ли удобны для воина».
«Отчего сделалась французская революция?» — спрашивает Невзоров князя Голицына в письме к нему. «От неустройства финансов и беспрестанно умножаемых налогов», — отвечает он и продолжает далее: «Признаюсь, что я всегда чувствую отвращение, когда читаю или слышу мысли большей части французских эмигрантов и дворян, которые поносят память доброго Людовика XVI за то, что он во время одного приступа к Версалю ожесточенной и взбунтовавшейся черни не послушался совета некоторых придворных, уговаривавших его приказать стрелять в народ, говорят, что если бы он послушался тех, по мнению их, добрых советов, то бы тем остановилась и кончилась революция. Но разве неизвестно, что во время приступа народа к Бастилии 14 июля 1789 г. из замка сего стреляли, но народ взял его на кулаках и стреляющих растерзал? Разве неизвестно, что при начале революции около Парижа стояло пять-десять тысяч войска под командою маршала Броглио, но когда начали посылать его против взбунтовавшегося народа, то солдаты бросили ружья, говоря, что они не хотят стрелять в своих соотечественников, и их приказу последовали войска во всех французских городах». «Ныне, — пишет Невзоров в конце своего длинного послания, — вытвердили пословицу: Бог милостив, авось либо далее не будет никаких переворотов! Но ведь Бог милостив до всех: и до бедных, и до среднего, и до низкого состояния, а не до одних притеснителей»[129].
Масонские идеи не могли не считаться вредными для военных чинов, и запрещение военного масонства последовало ранее общего запрещения масонства. 19 ноября 1821 г. кн. П.М. Волконский секретным письмом на имя главнокомандующего 2 армиею кн. П. X. Витгенштейна объявлял высочайшую волю о наблюдении, чтобы «никто из чинов армии не входил» в ложи, «учреждаемые или уже открытые в Бессарабии»[130]. Точно так же после общего запрещения масонства в России особенно строго наблюдалось, чтобы от ордена отстали военные его члены. Так, 12 сентября 1822 г. тот же кн. Волконский писал гр. М.А. Милорадовичу[131], что государь приказал разузнать секретным образом, зачем ездит в Кронштадт подполковник кн. Долгоруков и полковник Молоствов и «не собираются ли туда тайным образом члены прежних лож, или нет ли каких свиданий с разными иностранцами, в порт сей на кораблях прибывающими и к разным сектам принадлежащими».
Масонское учение в сущности отрицало национальные идеи, и масонское братство было вне национальных тенденций. Однако иногда некоторые масоны пользовались масонством для воспламенения патриотизма и раздувания национальной вражды. «Произносимые в ложе Железного креста речи, — пишет Михайловский-Данилевский[132], — исполнены были пламеннейшей любви к отечеству; говорен-ные на другой день или накануне сражений; они производили в душах наших самые благородные порывы».
Приведу еще выдержку из речи, говоренной в XVIII веке в масонской ложе Светоносного треугольника[133]. «Нет у нас публичных мест, — говорил оратор, — в которые бы стекались граждане для советования о благе отечества, нету нас ни Демосфенов, ни Цицеронов, которые бы возбудили внимание наше ко гласу сему (гласу отечества), нет у нас и публичных изображений мужей, служивших и принесших жизнь свою в жертву сей матери, всех нас россиян породившей, которые бы взирающим на них вещали: умри за отечество! Ужели можно назвать нерадением о должности своей, когда, сказав тысячу крат: будьте добродетельны, скажем един раз: люби твое отечество и пролей с радостью за оное кровь твою, коль скоро потребует сего нужда. Хотя сие и есть казнь, посылаемая свыше за скверность и недобросовестность нашу, однако же бывают ныне времена, в которых располагавшийся спокойно орать землю принужден бывает препоясать меч свой, в котором миролюбивый поселянин, спешивший соединиться брачными узами, принужден шествовать в сретенье смерти». Общий фон этого рассуждения — извинительность войны, как крайнего средства достижения мира, но только извинительность.
Еще два слова о поединках. Как смотрели масоны на дуэли? Ответ дает масонская статья в «Друге Юношества»[134]. «Уж ли слепой человек думает омыть бесчестие в крови того, кто оное нанес? какой ужасный предрассудок! о, небо! за какой призрак чести мы жертвуем истинной честью и может ли когда-либо честь состоять в убиении ближнего? какой существенный стыд для сохранения стыда мнимого. Мужиков, которые дерутся палками, кирпичом или ножом, называют варварами и по справедливости наказывают. Почему же тот не принадлежит к числу варваров, кто, взявши в руки такой же нож, только другой наружности, например саблю или шпагу, дерется и делает вред другому? Зверское сие бешенство имеет свой источник в праздности».
ГЛАВА VII
Изучай смысл иероглифов и символов, орденом предлагаемых. Сама природа не учит без покрова своим таинствам.
Зак. орд. св. ком., VII, 5
Глупец символами ослепляется; нескромный любопытник приводится в смущение; мудрый только находит в них со внутренним удовольствием выражение своих положений и понятий.
Магаз. св. — каменщ.
Свои идеи масоны любили символизировать, облекать в ритуальные формы, подчас весьма сложные и представляющие немалое затруднение для своей расшифровки.
Эту склонность к символике масоны проявляли даже в деле организации, например, Союза Благоденствия. Так, по словам И.Д. Якушкина, на одном собрании у Никиты Муравьева, где присутствовали кн. П.П. Лопухин, Петр Калошин, кн. Шаховской и другие, почти все время собеседования было посвящено обсуждению «заклинательной присяги для вступающих в союз и о том, как приносить самую присягу — над евангелием или над шпагою». Якушкин по этому поводу замечает: «Лопухин, Шаховской и почти все присутствующие были ревностные масоны; они привыкли в ложах разыгрывать бессмыслицу, нисколько этим не смущаясь, и им желалось некоторый порядок масонских лож ввести в союз благоденствия»