«Баланс сил» соблюдался недолго. Слишком много тяжелых гирь оказалось на противоположной де Голлю чаше весов: Соединенные Штаты, Израиль и… Советский Союз. Кремль, хотя его и радовали антиамериканские выходки генерала, с беспокойством воспринял концепцию «Европы от Атлантики до Урала». С одной стороны, он видел в этом претензии нарушить территориальную целостность СССР, с другой — попытку подорвать «основы мирового социализма», ибо де Голль предсказывал крах «устарелых идеологических догм» на Востоке. Кроме того, политика «Коннетабля» ослабляла «руку Москвы», ‑ Французскую коммунистическую партию.
Последней каплей, переполнившей чашу терпения могущественных мировых сил, стала пресс-конференция де Голля 27 ноября 1967 г. На ней президент Франции вновь и весьма настойчиво призвал другие страны выступить за отмену «долларового стандарта». Одновременно резкой критике подверглась агрессия Израиля в ходе «шестидневной войны» и против Тель-Авива были объявлены санкции.
После этого, как по сигналу, началась бешеная травля де Голля во французских средствах массовой информации. Теперь его «защищали лишь немногочисленные, выходившие маленьким тиражом голлистские газеты», — писал советский биограф генерала Н. Молчанов, как бы между строк намекая, что правая «Фигаро» объединилась в этой травле с просоветской «Юманите».
В апреле 1968 г. в Монжраблане (Канада) состоялось заседание Бильдербергского клуба, в основном посвященное мерам против французского президента. Одними из главных действующих лиц этого мероприятия были барон Эдмон де Ротшильд (как мы помним, банкир и патрон Помпиду), а также глава ведущего отдела ЦРУ Джеймс Энглтон (присутствовали также представители европейских разведок). Как водится, это заседание не оставило протоколов, но события последующих дней красноречиво раскрыли принятые там решения.
Начиная с празднования 1 Мая, в Париже начались выступления студентов. Требования их были весьма хаотичны: от реформы высшего образования до социальной революции. Студенческие беспорядки немедленно использовали спецслужбы, о чем свидетельствуют, например, воспоминания координатора ЦРУ и испанской разведки Л.М. Гонсалеса-Маты. На совещании представителей спецслужб, состоявшейся в начале мая на парижской квартире представителя ЦРУ во Франции американский полковник Грэхем (координатор ЦРУ и американской военной разведки) изложил план действий:
«Нужно, чтобы наши друзья провоцировали беспорядки, создавали побольше инцидентов между манифестантами и силами охраны порядка. Разрушения и побольше раненых — сейчас они наши лучшие союзники. Необходимо вызвать ответную реакцию у «молчаливого большинства» и буржуазии, которые, почувствовав опасность, заставят де Голля изменить политический курс…
Возможно, давление со стороны правых вынудит де Голля уйти, освободив место для правительства, с которым будет легче договориться».
На всякий случай координатор ЦРУ и американской военной разведки счел нужным и подстраховаться: «Необходимо проникнуть в руководящие органы подрывных сил, выяснить их планы и возможности, чтобы оказывать свое влияние в нужном направлении, а если мы сочтем их опасными, можно будет начать саботаж изнутри».
Агенты западных спецслужб немедленно принялись за работу. Множество дядей явно нестуденческого возраста сновало меж групп юных мятежников, давая советы по строительству баррикад и тактике борьбы с полицией. Волнения студентов принимали все более агрессивный характер. Латинский квартал покрылся десятками баррикад, взрывались бутылки с горючей смесью, гремели выстрелы. Бунтовщиками был захвачен не только ряд помещений Сорбонны, но и, например, театр «Одеон», ставший штабом так называемого Комитета революционных действий. (Только в его службу охраны, по воспоминаниям Гонсалеса-Маты, был внедрен с десяток агентов ЦРУ). Обильно лилась кровь: в больницы доставлялись сотни раненых.
Одновременно с американской рукой в события активно вмешалась и советская. Трогательное единство Запада и Востока проявилось не только в общности терминов пропаганды по обе стороны океана, обвинившей французского президента в диктаторстве, но и в совместных подрывных действиях. Всеобщая конфедерация труда, руководимая коммунистами, объявила всеобщую забастовку, где помимо экономических требований, был призыв к отставке де Голля. К концу мая бастовало 10 миллионов человек — почти весь пролетариат Франции.
Свою закулисную роль в полной мере сыграл и Помпиду. В начале волнений он уговорил президента частично принять студенческие требования. Информировавшее об этом официальное заявление 11 мая создало впечатление слабости власти и волнения только усилились. Понимая, откуда ветер дует, де Голль предпринимает вояж в Румынию и ведет переговоры с Чаушеску о создании новой — антикоммунистической и антиамериканской Европы. Ранее уже делались попытки склонить к этому союзу ФРГ. Возможный пакт мог ослабить позиции в Европе как США, так и СССР. Но заключение такого союза требовало времени, а времени де Голлю не дали.
На 29 мая студенты и профсоюзы наметили массовые выступления. Помпиду доложил президенту, что якобы десятки тысяч левых активистов получили оружие и произойдет попытка восстания. В связи с чем, мол, главе государства лучше покинуть Париж. Поддавшись на эту удочку, де Голль забрал свой архив из Елисейского дворца и тайно убыл в штаб французских оккупационных войск в ФРГ в Баден-Бадене. После чего хитрый премьер-министр заявил членам правительства, что «глава государства непонятно где, страна неуправляема», а посему необходимо распустить Национальное собрание и объявить его, Помпиду, исполняющим обязанности президента.
Фактически это была попытка государственного переворота. Она не удалась: де Голль получил от военных истинную информацию о том, что происходит в столице и, поняв, что его надули, 30 мая вернулся в Париж. Он произносит по телевидению впечатляющую речь, его сторонники устраивают грандиозную манифестацию. В июне разгоняются студенческие «революционные» центры, сбивается волна забастовок.
И тем не менее исчезновение президента в решающий момент из Парижа было резко отрицательно воспринято «молчаливым большинством» Франции. Сыграли свою роль и банкиры, дружно отказавшие президенту в кредитах, необходимых, чтобы удовлетворить требования забастовщиков о повышении зарплаты. Потом, уже в ноябре, произошел новый «путч» против «Коннетабля», — денежный. Крупные финансовые акулы начали резко сбывать французские франки и приобретать марки ФРГ. В результате сумма, эквивалентная почти миллиарду долларов, ушла из страны. Франк резко обесценился.
Все это окончательно подорвало позиции де Голля перед референдумом в апреле 1969 г. «Коннетабль» проиграл в этом голосовании и ушел в отставку. Президентом стал Помпиду, совершивший первый свой большой зарубежный вояж в США и там клявшийся в верности «атлантическому союзу». Там же Помпиду во всеуслышание заявил о «неправильности» позиции де Голля в отношении Израиля: «Ощущая угрозу своему существованию, Израиль предпринял в 1967 году превентивную акцию, принесшую несомненный успех». «Мировая закулиса», потратившая столько сил на борьбу со строптивым французским генералом, наконец-то могла довольно потирать руки.
Но одновременно с событиями, до основания потрясшими здание пятой республики во Франции, в Восточной Европе тоже происходило движение эпохального масштаба. И по некоторым данным, это совпадение было не случайным.
…Конец 1967 г. ознаменовался в Чехословакии чередой загадочных событий. Вначале в Праге исчез «турист», — высокопоставленный сотрудник Всемирного еврейского конгресса Чарльз Джордан. Через несколько дней его труп выловили из Влтавы. Джордан налаживал связи среди интеллигенции и партийного руководства и его смерть записали на счет чехословацкой спецслужбы StB, которая-де во всем видела «сионистский заговор». Вслед за этим погибли — уже в Швейцарии — два врача, члены международного консилиума, созданного для расследования обстоятельств смерти «туриста». Следствием этого была мощная международная кампания против «кровавого руководства» в Праге, поддержанная и в партийных кругах внутри страны.
В декабре того же года распространились слухи о предстоящем снятии генсека КПЧ Антонина Новотного. С целью поддержки руководителя генерал Янко двинул танковую бригаду на Прагу. Позже утверждалось, что это выступление явилось частью заговора генералитета всего Варшавского договора, и его нити тянулись к командующему войсками ОВД маршалу Якубовскому. Во всяком случае, в существовании некой суперорганизации консервативных военных, стремящихся захватить власть в социалистических странах, некоторые члены советского Политбюро убеждали Брежнева. Последний боялся заговоров, ибо положение его было непрочным: многие бывшие соратники по смещению Хрущева считали себя «отвергнутыми» от власти и строили козни. Правда, выяснить, существовала ли такая «конспирация» на самом деле, оказалось сложно. Генерал Янко, по официальным данным, «покончил с собой», а еще через несколько дней его непосредственный начальник, министр обороны Ян Чейна со всей семьей сбежал за границу (и якобы рассказал ЦРУ многие секреты Варшавского пакта).
Совпадение всех этих фактов в итоге сыграло против Новотного, и похоже, речь шла о поистине международной провокации. Вообще-то генсек КПЧ мог считаться специалистом по заговорам: в 1962 г. он расстроил попытку своего свержения, организованную министром внутренних дел Бараком, но против «руки Советов», а возможно и иных держав, оказался бессилен. Брежнев поддержал снятие Новотного (с поста генсека, а затем и президента ЧССР) тем более охотно, что в октябре 1964 г. тот активно протестовал на весь социалистический мир против смещения Хрущева.
«Поздравляю, вас, товарищи — прошамкал (тогда еще сравнительно разборчиво) бровастый кремлевский вождь на очередном заседании Политбюро, — новым генеральным секретарем КПЧ избран большой друг Советского Союза Саша Дубчек». Таким образом, Москва отдала власть в Праге реформистскому руководству.