Сидя через пять рядов позади Ли, Мэтью сравнивал ее с героиней финского эпоса «Калевала», с которым недавно познакомился. Эта Дева Печали, белокурая красавица, была сколь обольстительна, столь жестока. Ледяной крестик сделал ее неуязвимой для любовных чар. Если бы кто-то решил экранизировать «Калевалу», лучше Ли исполнительницы не найти.
Ее самообладание и восхитило, и взбесило Мэтью. Не может быть, чтобы она не волновалась (даже он против воли поддался общему ажиотажу из-за «Оскара»), – однако внешне Ли оставалась чудовищно, неправдоподобно спокойной. Глядя, как невозмутимо она принимает знаки внимания от «звездных» режиссеров – Майка Николса и Фрэнсиса Форда Копполы, – Мэтью испытывал сильнейшее искушение перескочить через несколько рядов, вклиниться между ними и Ли, схватить ее за плечи и трясти, трясти… или целовать. Беда только в том, что, дай он себе волю, потом ни за что не остановится. Рана еще не зажила.
Официально провозглашенная колоритнейшим зрелищем Голливуда, церемония вручения наград Академии скорее представляла из себя череду невероятно затянутых спичей. Некоторое оживление внес лишь сиганувший через всю сцену «сверкач» – так стали называть любителей появляться в обществе обнаженными (в семьдесят третьем году эта мода приобрела характер эпидемии). А вообще тягомотина не уменьшила радость Ли по случаю высокой оценки ее работы. Отчасти этому способствовало и получившее широкую огласку похищение террористами Патриции Херст. Ли могла гордиться: ее картина получила «Оскара» в восьми номинациях, в том числе за лучший фильм, лучшую режиссуру и лучшее исполнение мужской роли. И хотя Марисса уступила первое место Эллен Бирнстин, все понимали, что младшая Бэрон – ярчайшая новая звезда на голливудском небосклоне.
Ли не видела Мэтью год и три месяца. Хотя он неизменно – через Корбета – отказывался принимать участие в мероприятиях по обработке общественного мнения, жюри сочло его игру достойной восхищения – так же, как и сама Ли два года назад…
Наблюдая за тем, как прославленные Ширли Маклейн и Уоррен Битти вручают Мэтью «Оскара», нельзя было не заметить окружающую его ауру мужественности и энергии. Когда он спокойно поднял золотую статуэтку высоко над головой, чтобы фотографы могли запечатлеть ее на пленке, Ли поняла: он все тот же гордый одиночка. Однако вместо того чтобы повредить ему в этом мире стадных инстинктов, такая репутация делала его еще более интригующим.
Взгляд Мэтью скользнул по залу и безошибочно остановился на Ли. На какой-то головокружительный миг на нее нахлынули сумбурные, горько-сладкие воспоминания. Вот когда Ли окончательно поняла, что бессознательно лгала Халилу. Долго она убегала от правды, но пришло время признаться – хотя бы самой себе: ей никогда не освободиться от любви к Мэтью.
Он необратимо изменил ее жизнь. Открыл для нее мир чувственности, пробудил желания, о существовании которых она и не подозревала. Ласками, уговорами, принуждением поставил их отношения на земную, первобытную основу, подарил безотчетное счастье взаимного обладания.
Мэтью Сент-Джеймс вознес ее на вершину блаженства.
КНИГА ВТОРАЯ1976 г
Глава 30
Го было время фейерверков и оркестра Джона Филипа Суза. Время, когда празднование двухсотлетнего юбилея Америки явилось очищением от скверны последних лет: Уотергейта, скандальных разоблачений сексуальной жизни обитателей Капитолийского холма, Вьетнама, падения президента, энергетического кризиса, бунтов и упадка производства.
Это было также горячее время для женщин. Дух независимости вел к отказу от прежнего – пассивного, ограниченного рамками семьи существования. Такие взгляды получили наконец признание в обществе, где издавна господствовали порядки, установленные мужчинами. «Воинственная» Белла Абцуг, прославившаяся непомерно большими шляпами и хриплым голосом, пробила брешь в традиционном представлении о декоративном назначении женщин: их, мол, как новичков в конгрессе, можно созерцать, но ни в коем случае не слушать. А новая первая леди, Бетти Форд, открыто поддержала конгрессменов, защищавших интересы Движения за равноправие женщин. Бывшая скрипачка из Арканзаса Сара Колдуэлл – «Божественная Сара» – стала первой женщиной, дирижировавшей в «Метрополитен сквер гарден», а компания «Эй-би-си» сделала красивый жест, не пожалев беспрецедентной суммы в пять миллионов долларов (эта новость облетела весь мир), чтобы переманить к себе прежде выполнявшую сугубо декоративные функции в «Тудей» Барбару Уолтерс из конкурирующей телекомпании «Эн-би-си».
Во второй половине бурных семидесятых годов владеть кинокомпанией в Голливуде было исключительно престижно. Все равно что владеть Священным Граалем. После фантастического успеха «Опасного» Ли заявила о своем намерении создать независимую студию в рамках компании «Бэрон». Полтора года спустя Голливуд стал свидетелем ее успеха. Студия «Сандаун продакшнс» шла вперед семимильными шагами. Ходили разные слухи насчет выбора названия;[16] истинная причина была известна только Ли. В свое время один из ее адвокатов звонил буквально каждые пять минут, настаивая на том, чтобы она хоть как-то нарекла свое детище, а то он не может оформить документы. Она долго и безуспешно ломала голову, и вдруг услышала по радио: «Закат» Гордона Лайтфута». И Ли не задумываясь позаимствовала это название.
Утверждая свою независимость, Мэтью руководствовался принципом: лучший способ сохранить замыслы в секрете – не пускать их дальше своей головы. Он сам осуществил постановку душераздирающей ленты о вьетнамской девушке, которая работала в прачечной и погибла при артналете. Эта картина – «Дружеский огонь» – получила «Оскара» за лучший короткометражный фильм.
– И когда ты раскошелишься на приличное жилье? – ворчал Корбет, сидя рядом с Мэтью на крыльце допотопного, безвкусно оформленного бунгало, которое он арендовал в Венеции.
– Мне и здесь хорошо. Что скажешь против этого? – Мэтью показал туда, где неслась на роликах гибкая темнокожая девушка в ослепительно желтом купальнике.
– Дело твое – особенно если испытываешь ностальгию по шестидесятым. Вообще-то это соответствует твоему принципу – «Идите вы!». Кстати, тебя вчера искали.
– Поскольку я не «свой», сомневаюсь, чтобы кто-то заметил мое отсутствие.
– Заметили – когда я полез вместо тебя на сцену за твоим «Оскаром».
Мэтью уловил в голосе Корбета раздражение, но, при всем уважении к менеджеру, сомневался, что может измениться. Изменить себе.
– Два года назад я послушался твоего совета и посетил этот балаган. Одного раза достаточно.
– Знаешь, сколько бы ты ни твердил, что не принадлежишь к этому миру, вот это, – Корбет взял в руки золотую статуэтку, – свидетельствует об обратном. Рона Баррет назвала тебя голливудским вундеркиндом.
– Через год найдет другого. В Голливуде вундеркинды никогда не переведутся. Орсону Уэллсу было двадцать пять, когда он победил сразу в четырех номинациях. Мне тридцать три, и мой фильм – не «Гражданин Кейн».
– В следующий раз ты с ним потягаешься.
Мэтью проявил интерес – в первый раз с тех пор, как Корбет привез «Оскара».
– Тебе понравилось?
– «Тайное убежище» – лучшее, что мне доводилось читать.
Мэтью почувствовал: Корбета что-то смущает.
– Но?..
– Но ты не сможешь сам осуществить постановку.
– Ну знаешь, будь я проклят, если позволю какой-нибудь паршивой коммерческой студии наложить на него лапу. Насмотрелся я, как в этом городе обращаются с авторами. Сначала перед ними пресмыкаются – лишь бы заполучить сценарий, – а затем передают их любимое детище пошляку, не способному устоять перед соблазном перекраивать его до тех пор, пока от первоначального замысла ничего не останется. Наконец, после всех издевательств, этот кусок дерьма выходит на экран, и автору ничего не остается, как оплакивать свой сценарий, который никогда уже не станет фильмом. – У Мэтью заходили желваки. – Пусть лучше «Тайное убежище» век пролежит у меня в столе, чем какой-нибудь недоносок с карманным калькулятором вместо мозгов затрахает его до смерти.
– Я тоже не хочу этого. Однако нравится тебе или нет, многое – если не все – определяет смета. Чтобы это дитя родилось здоровым, потребуется больше средств, чем ты можешь осилить в одиночку. Так почему бы не показать сценарий людям, которых я считаю заслуживающими доверия?
– Ты имеешь в виду кого-нибудь конкретно?
– Нет еще. Но позволь мне подумать об этом.
Корбет впервые обманул клиента – более того, друга. Позднее, ведя машину по бульвару Заходящего Солнца, он убеждал себя, что в данном случае цель оправдывает средства. Но легче ему не стало.
Ли была счастлива. Накануне состоялось вручение наград Академии киноискусств, а сейчас стояло утро; золотые солнечные лучи героически пробивались сквозь смог над Лос-Анджелесом. Погожий весенний день сделал пейзаж за пределами ее сада еще роскошнее, и хотя кондиционер успешно заменял открытую балконную дверь, Ли почудился пряный аромат вьющегося розмарина в глиняных мексиканских горшках.
Как многих жителей этого города, Ли можно было упрекнуть в равнодушии к природе. Потребовался такой день, как этот, чтобы она остановилась и разрешила себе понежиться в солнечных лучах. Не считая себя суеверной, она все же не могла избавиться от ощущения, что в такой волшебный день обязательно произойдет что-нибудь хорошее.
Вчера вечером, перед сном, она начала читать новый сценарий. В этом-то как раз не было ничего необычного, однако потом случилось чудо: она так и не смогла оторваться и читала всю ночь напролет.
Одной из причин, почему Ли создала собственную студию, была перспектива ставить фильмы, которые ей ни за что не удалось бы выпускать, будучи под началом отца. Пять самых кассовых лент прошлого года – «Крестный отец», «Изгоняющий дьявола», «Землетрясение», «Нарастающий ад» и «Челюсти» – изменили лицо американского кинематографа. Находясь под сильным впечатлением бухгалтерских отчетов, главы крупнейших кинокомпаний прыгнули на подножку трамвая, идущего в сторону гарантированного успеха. На экранах стали править бал пролитая кровь и утробный ужас.