и проч.
Ложи, руководимые Елагиным, хоть и считались тайными, были достаточно открытыми для посетителей и славились своими музыкальными концертами. Масоны издавали свои книги: «Иоакин и Боаз, или Подлинный ключ к двери франкмасонства старого и нового», «Три сильных удара, или Дверь древнейшего франкмасонства, открытая для всех людей», «Обряд принятия в мастера свободные каменщики».
В 1784 году деятельность масонских лож в России была прекращена Екатериной II. Елагин умер на своем любимом острове 22 сентября 1794 года на 69-м году жизни. Вся его недвижимость перешла по наследству к дочери Александре, в замужестве Бутурлиной, далекой от мистицизма. После его кончины «Остров радости» был забыт и пришел в запустение.
Серьезную конкуренцию Елагину составил прусский барон Иоганн Готтлиб Леонард фон Рейхель (1729–1791). Он был направлен в Петербург Фридрихом Великим, сделавшим из масонства инструмент внешней политики. В 1771–1778 годах Рейхель занимал пост «директора наук» в Сухопутном шляхетском кадетском корпусе, используя свою должность для распространения немецкого влияния. В 1779–1783 годах Рейхель – коллежский советник в Юстиц-коллегии Лифляндских, Эстляндских и Финляндских дел, обер-аудитор гвардейских полков.
Главной своей задачей барон считал установление политического контроля над русскими масонами и подчинение их Великой немецкой ложе «Минерва». Даже финансово они становились зависимы: третья часть «членских взносов», которые выплачивали по уставу русские масоны, отправлялась в Германию.
Старания и интриги барона Рейхеля увенчались успехом. В сентябре 1776 года произошло объединение лож елагинских и рейхелевских. Елагин не протестовал. В письме от 2 октября 1776 года Иван Перфильевич заверил представителей Великой Берлинской ложи, что он очень счастлив, видя «во всей России одного Пастыря и одно стадо», несмотря на то, что объединение означало кризис созданной им системы.
Елагинско-рейхелевский альянс оказался недолговечным и в силу внутренних противоречий, и по политическим причинам. В борьбу за русское масонство включился шведский король Густав III, кузен Екатерины II. В 1777 году он лично инкогнито под именем графа Готландского посетил Петербург и основал там ложу под юрисдикцией Великой ложи Швеции. В это ложу вошли знатнейшие вельможи России и даже сам наследник престола великий князь Павел Петрович.
Постепенно под контроль Швеции попала большая часть русских лож.
Современником Елагина был Иван Георгиевич Шварц (1751–1784) – ординарный профессор Московского университета и глава ордена розенкрейцеров. Несмотря на то, что этот человек прожил всего лишь тридцать три года, он занимал несколько значимых должностей и имел ученые степени. Ну а его роль для русского масонства сами масоны считали исключительной.
Шварц был ближайшим другом Новикова, которого он оценил еще из-за границы и ради которого приехал в Россию, приняв предложение сделаться домашним учителем в Могилеве. Имя русского журналиста и издателя после выхода в свет «Древней Российской Вивлиофики» было хорошо известно на Западе.
При первой же возможности Шварц выехал ненадолго в Москву, где был принят князем Трубецким в масонскую ложу. Тогда он впервые встретился с Новиковым. «Однажды, – писал тот, – пришел ко мне немчик, с которым я, поговоря, сделался всю жизнь до самой его смерти неразлучным».
Возвратившись в Могилев, Шварц учредил ложу и там, а в 1779 году переехал на постоянное жительство в Москву, где получил место лектора немецкого языка при университете. К этому времени он уже довольно прилично говорил по-русски и постоянно совершенствовался в этом языке. Его лекции пользовались большой популярностью. Он быстро обзавелся связями и стал вращаться в исключительно интеллектуальном обществе: поэт Херасков, князья Трубецкие, С. И. Гамалея, И. В. Лопухин и, конечно, Н. И. Новиков.
Русские масонские ложи той эпохи были подчинены шведским, что, конечно, русскую аристократию, стремившуюся к самостоятельности, не устраивало. Первым шагом стала учрежденная Трубецким «тайная сиенцифическая ложа Гармония», в которую входило всего восемь человек, в том числе Шварц. При ней – для воспитания молодежи в духе масонских идей – были созданы Педагогическая и Переводческая семинарии. Располагались они в доме рядом с Меншиковой башней (в этом же доме жил и сам Шварц). Переведенную масонскую литературу печатала типография Новикова. Переговоры за границей вел Шварц – как немцу ему было легче добиться понимания. И благодаря его активности европейские масоны признали независимость провинции (так называется территориальное объединение масонских лож) России от Швеции. При этом сам Шварц сделался чуть ли не диктатором московских масонов.
Кроме того, именно Шварц привез в Россию розенкрейцерство – теософскую систему для «немногих избранных», к которой, однако, примкнуло большинство лож Германии, члены которых разочаровались в тамплиерстве. Сам Шварц говорил, что «тайны розенкрейцерства ведут кратчайшим путем к познанию Бога, природы и человека; что орден требует, чтобы всякий член его делался лучшим христианином, гражданином и семьянином, чем был прежде…», и заверял, что в ордене нет ничего против верховной власти. Однако не все этому верили!
Бурная масонская деятельность шла во вред университетским делам Шварца. Многие в университете считали, что Шварц пренебрегает работой, а его лекции есть не что иное, как опасная масонская пропаганда. В то же время перегрузки плохо сказывались на его здоровье. Поэтому Шварц был вынужден сначала перейти в «почетные профессора», а потом и вовсе выйти в отставку.
Мистик Шварц занимался оккультными науками, каббалистикой, хиромантией и магией. В то же время его отличала крайняя религиозность («науки без христианства во зло и смертный яд обращаются») и предельная мизантропия («человек в настоящее время гнилой и вонючий сосуд, наполненный всякой мерзостью»). Энтузиазм Шварца постепенно перешел в фанатизм. Жизнь его походила на жизнь аскета. Шварц «был рассеян и даже, когда делал важные вопросы, видно было, что он думает совершенно о другом. Суровый, сумрачный, очень строгий, он никогда не смеялся, и даже улыбка его бывала принужденна и неестественна. Голос его был повелительный, брови всегда сдвинуты» – вспоминал о нем современник. Он все больше болел. Переезд из города в село Очаково, в усадьбу князя Трубецкого, не помог. Умер Шварц 17 февраля 1784 года и был похоронен с большим торжеством по обряду православной церкви в храме села Очакова, прямо напротив алтаря. Кладбище не сохранилось: как это было принято у большевиков, на его месте соорудили цеха Стройкомбината. Но церковь Дмитрия Ростоцкого стоит до сих пор[24]. Вокруг храма сохраняется островок зелени – остаток чудесного парка князя Трубецкого – и река, на этом отрезке не убранная в коллектор.
Учеником Шварца был Александр Федорович Лабзин, выпускник Московского университета, известный мистик, литератор, переводчик и мастер ложи «Умирающий сфинкс». Неудовлетворенный своим веком, его гедонизмом и фальшью, погоней за сиюминутным наслаждением, отрицанием духовных ценностей, он сетовал: «Ложное Просвещение, пролиявшееся всюду, есть та река, которая стремится поглотить Истину, хотящую породить нам мужественное чадо и бегущую для того из градов в пустыни и степи». Пытаясь уловить ускользающую Истину, он издавал мистические книги, подписывая свои переводы буквами У. М., то есть «ученик мудрости». Но одних переводов было недостаточно! В 1806–1815 годах журнал «Сионский Вестник» выпустил 30 книжек духовной тематики под именем Угроз Световостоков. Успех этих книжек был огромный; они стали любимым чтением в благочестивых семьях; в светских гостиных говорили о помощи ближнему по советам «Световостокова», от его имени поступали крупные пожертвования в медико-филантропический комитет. В 1816 году Лабзин получил Высочайший рескрипт и орден за издание духовных книг на русском языке. В том же году министром народного просвещения стал близкий друг Лабзина, князь Голицын, который объявил себя особым цензором журнала «Сионский Вестник».
Однако неосторожная критика церкви, упреки в том, что религия выродилась в пустую обрядность, привели к тому, что против мистиков ополчились многие, в том числе влиятельный и крайне ортодоксальный архимандрит Фотий. Последовали упреки в неблагонадежности, произвольном толковании учения о благодати, отрицании значения книги Царств, кощунственном учении о первородном грехе и т. д. Голицын долго защищал своего друга, но потом сдался. Лабзин не хотел изменять направление своего журнала и вынужден был его закрыть. Литературная деятельность его тоже пострадала, и он с тех пор издал только одну книгу – «Зеркало внутреннего человека, в котором каждый себя видит, состояние своей души познавать и исправление свое по тому располагать может». Фотий продолжал интриговать против Лабзина. В итоге в 1821 году Лабзин был выслан в Сенгилей близ Симбирска, откуда спустя два года его перевели в более крупный Симбирск. Здесь он прожил, окруженный общим уважением, до конца жизни.
Николай Иванович Новиков (1744–1818), сын помещика, родился в деревне Тихвинское-Авдотьино под Москвой. Там до сих пор сохранились остатки парка и старинная церковь, в которой Новиков похоронен. В детстве его учил грамоте местный дьяк, потом, недорослем, мальчика отправили в Москву, в гимназию при университете, откуда он был исключен «за леность и нехождение в классы».
За учебой последовала военная служба, первые ответственные поручения и первые опыты в издании книг.
В 1769 году Новиков вышел в отставку и занялся делом: стал издавать еженедельный сатирический журнал «Трутень», просуществовавший всего год – уж больно смело и неосторожно повел себя его издатель. Мало того, что молодой Новиков осуждал крепостное право и обличал самодурство помещиков, так он еще вздумал выступить с конкретными обвинениями (например, во взяточничестве) против весьма влиятельных придворных. В довершение всего юноша вступил в полемику со «Всякой Всячиной», милым и беззлоб