Некоторое время эксперименты с песком проводились без участия Малхуза. В этом случае их результат был постоянно одним и тем же — в тигле не появлялось даже намека на золото. Ситуация изменилась, когда в экспериментах стал принимать личное участие сам «герр инженер». Блюм, опасаясь, что тот фальсифицирует результаты опытов, настаивал на том, чтобы Малхуз лишь давал указания, но сам не приближался ни к аппаратуре, ни к тиглю. После некоторых раздумий Малхуз согласился на это. Однако когда эксперимент был в разгаре, он отдал в высшей мере странное распоряжение — сжечь в тигле оберточную бумагу, которая лежала на полу лаборатории. Блюм вначале не мог понять, зачем это было необходимо сделать. Малхуз же утверждал, что это требовалось для получения золы, которая якобы должна была притягивать к себе золото. Позже Блюм понял, что Малхуз предварительно вымочил бумагу в растворе соли, полученной из золота, а потому использование бумаги было своего рода трюком, позволявшим дефакто подбросить золото в тигель.
После этого Блюм стал настаивать на том, чтобы Малхуз не принимал личного участия в экспериментах. Фактически это должно было повторять практику «тюремных опытов», которые должны были в свое время проделывать Унрух и Таузенд. Однако почти сразу после этого произошел показательный инцидент. Обычно Карла Блюма из Мюнхена забирал автомобиль, который доставлял его в Дахау. На один из дней было назначено проведение отчетно-показательных опытов. И именно в этот день за Блюмом не прибыла машина. Тому пришлось добираться до Дахау на пригородном поезде. По этой причине он оказался в лаборатории около полудня. Малхуз утверждал, что автомобиль почти полчаса ожидал Блюма у его дома, но тот «так и не вышел». Поэтому Малхуз начал эксперименты без участия Блюма. Самому Блюму было предельно ясно, что вся история с автомобилем была нужна Малхузу только для того, чтобы начать опыты в отсутствие Блюма и подкинуть в тигель небольшие частицы золота. Как и стоило предполагать, Карлу Малхузу удалось «получить» золото. Видя, что применяются откровенно мошеннические приемы, Карл Блюм изъявил желание раз и навсегда выбыть из проекта. Некоторое время Блюму пришлось давать объяснения Антону Лойблу и Освальду Полю.
В феврале 1938 года Карл Блюм покинул экспериментальную станцию в Дахау. Он полагал, что на этом история была закончена. Но Блюм заблуждался. В марте 1938 года дома у Карла Блюма раздался телефонный звонок. С ювелиром хотел поговорить Антон Лойбл. Выяснилось, что место Блюма на экспериментальной станции занял некий профессор химии Б. из Кёльна. В этом не было ничего удивительного и экстраординарного, если не считать того, что он фактически подтвердил, что можно было добывать золото по методу Карла Малхуза. Подобного рода заявления могли иметь весьма нежелательные последствия для Карла Блюма. Поскольку «золотой проект» курировался лично Генрихом Гиммлером, то в руководстве СС могло счесть, что Блюм в свое время «саботировал» и «мешал» проекту. Сам же Блюм первым делом осведомился, присутствовал ли во время этих экспериментов в лаборатории Карл Малхуз. Антон Лойбл дал утвердительный ответ. Блюм рекомендовал профессору Б. провести аналогичный эксперимент в Кёльне, но без участия Малхуза. На самом деле от исхода этого эксперимента зависела судьба Блюма. На его счастье, профессор Б. в Кёльне не смог обнаружить ни малейших признаков золота, а это означало, что Малхуз был мошенником.
Однако до начала 1939 года руководство СС продолжало надеяться, что Карл Малхуз все-таки мог получить золото. Лишь в январе 1939 года Антон Лойбл вновь обратился к Блюму с просьбой разоблачить возможное мошенничество Малхуза. Для этого надлежало провести в Дахау еще один эксперимент, который был бы тщательно запротоколирован. Когда Блюм прибыл в Дахау, то Лойбл открыл ему один секрет. Оказывается, во время своих «успешных» экспериментов Малхуз использовал некий черный порошок, использование которого должно было храниться в тайне. Блюм сразу же понял, что порошок был отнюдь не «эликсиром эликсиров», а всего лишь одной из производных золота. Присутствовавшим офицерам СС Карл Блюм заявил, что в некоторых химических соединениях золото может вовсе не напоминать металл. Оно может быть черного цвета и не иметь характерного металлического блеска. В качестве доказательства этого тезиса он провел несколько показательных экспериментов. Затем Блюм показал, как при помощи золотосодержащих материалов можно было фальсифицировать итоги опытов.
Дальнейшие события представляются не очень ясными. Во всяком случае, можно предположить, что Малхуза хотя и удалили из проекта, но решили не арестовывать как мошенника. Арест Карла Малхуза произошел лишь осенью 1939 года. 30 сентября 1939 года частный детектив Гуго Эш обратился за сведениями к Карлу Блюму. Детектив просил дать характеристику «некоему инженеру Карлу Малхузу». Блюм пояснил, что подобного рода сведения могут являться государственной тайной, а потому рекомендовал обратиться в уголовную полицию. Когда детектив покинул дом Блюма, тот связался с руководством полиции Мюнхена, сообщив, что, судя по всему, мошенник Карл Малхуз ищет новые жертвы для своих «экспериментов». Позже выяснилось, что детектив Эш представлял интересы одного немецкого промышленника, которому Малхуз пообещал продать секрет «твердой как алмаз стали». Только после этого Малхуз был арестован. Остается только гадать, был ли арест вызван разглашением государственной тайны, или все-таки обвинением в мошенничестве. В любом случае в 1939 году Карл Малхуз вновь оказался в Дахау, но на этот раз в качестве арестанта.
После войны Малхуз утверждал, что был арестован исключительно по политическим соображениям. Более того, по личному распоряжению Освальда Поля с ним обращались особо жестоко. Малхуз утверждал также, что СС украли его открытие. Причиной, почему ему так и не удалось синтезировать золото, Малхуз называл опасение, что его лишат средств к существованию, когда выведают вес секреты. Во время суда над Освальдом Полем он показал следующее: «Я не смог справиться с моими проектно-конструкторскими работами в установленные сроки. Лишь к середине августа 1939 года я был готов продемонстрировать мое изобретение. Для этих целей я был направлен в Берлин. На протяжении всего пути у меня проверяли документы. Причины этих проверок, которые, скорее всего, осуществлялись служащими гестапо, мне не назывались. В Берлине я прибыл к Гиммлеру, с которым беседовал приблизительно в течение 10 минут. Во время беседы я попросил четыре недели отдыха, которые планировал использовать для консультаций с моим адвокатом. При разговоре присутствовал Освальд Поль. После этого я вновь направился в Мюнхен. Во время обратной дороги я простудился, а потому был вынужден несколько дней провести в кровати. Среди ночи мне позвонили в дверь. Ее открыла моя жена — на пороге стояли четыре агента гестапо. Они заявили, что я арестован, и вытащили меня из кровати… Мне сообщили, что я могу не одеваться, так как получу другую одежду. На легковом автомобиле меня сначала отвезли во дворец Витгельсбахов. Допрос начался не сразу же. Меня разметили в одной из камер для арестантов, которые имелись во дворце. Там я провел шесть или семь недель. Меня не допрашивали, а только сфотографировали и провели медицинский осмотр. На вопрос, почему меня арестовали, служащий по фамилии Шлеммер, заявил, что это произошло из-за возможных политических волнений. Более мне не сообщали ничего.
После окончания следствия меня перевели в лагерь Дахау. Я стал заключенным, хотя меня ни разу не допрашивали. Меня разместили в арестантских бараках. Две недели я провел в одиночной камере, из окна которой мне было видно только небо. После двух недель меня одели как арестанта, но все-таки выдали личные вещи: кольца и т. д. После этого я вновь оказался в камере, где пребывал до момента моего освобождения, которое произошло 23 марта 1940 года. Я могу привести множество доказательств того, что я оказался в Дахау по личному распоряжению Поля. Во время моего пребывания в концентрационном лагере Дахау об этом мне сообщил надсмотрщик, хауптшарфюрер СС Зойсс, который приставил ко мне обершарфюреров СС Карла Миндерлайна и Антона Келльнера. Они не должны были со мной разговаривать, равно как не позволяли мне беседовать с другими арестантами. В этой части моих показаний я хотел бы отметить, что находился не в подвале барака, а в отдельной камере. Надзиратель Зойсс (имени его я не знаю — только фамилию) постоянно меня избивал. По моему мнению, эти истязания производились по указанию Поля. Я также убежден в том, что именно по распоряжению Поля меня поместили в одиночную камеру, а не в барак с другими арестантами. Кроме этого в качестве доказательства того, что я был направлен в Дахау по личному распоряжению Поля, я могу привести подписанное им письмо.
Из собранного мною материала можно установить, что рейхсфюрер СС санкционировал меры, предпринятые Полем, только лишь 28 июня 1940 года. Если потребуется, то я готов передать эти документы господину прокурору. Я могу предоставить все имеющиеся в моем распоряжении документы: тайные письма, распоряжения и т. д. Однако изготовление копий этих документов может занять очень много времени. Кроме этого мне не хотелось бы лишаться оригиналов документов. Я также могу пригласить в качестве свидетеля по этому делу моего домашнего врача, доктора Штурма. Для дачи показаний я готов освободить его от сохранения в тайне профессиональных сведений, касающихся лично меня.
Через несколько дней после того как я оказался в концентрационном лагере, были продолжены эксперименты в учебно-тренировочном лагере Дахау. Из камеры до лаборатории меня сопровождали двое служащих СС. Один шел спереди, другой — сзади. В лаборатории я непрерывно находился под надзором одного из эсэсовцев. Среди конвоиров нередко находился брат надзирателя Зойсса. Он был приблизительно 165 сантиметров роста, со светлыми волосами. Более подробно я описать его не могу, но могу при необходимости его опознать.
Один из моих конвоиров как-то со всей силы ударил меня рукояткой пистолета по затылку. Я не могу сказать, кто это был… По пути из лаборатории мне приходилось идти по тонкому льду. Я был обут в плохенькие ботинки, а потому рисковал поскользнуться. По этой причине мне приходилось идти небольшими шажками. В это время ко мне подошел один из эсэсовцев и ударил пистолетом по голове. Я упал и потерял сознание. Когда я через несколько часов прише