, обозначив одновременно ПВО всего района установкой ЗА и патрулированием истребителей.
Наблюдением и фотографированием с воздуха проверить видимость и правдивость ложных объектов... Срок проведения оперативной маскировки с 5 по 17 июня с. г.»[121].
Директива с подобным содержанием была направлена и командующему 3-м Прибалтийским фронтом. Маскировочные работы он должен был осуществить восточнее реки Череха.
Штеменко, который в 1944 году был начальником оперативного управления Генерального штаба и отвечал за проведение мероприятий по дезинформации противника, после войны писал: «...Противник сразу же клюнул на эти две приманки. Немецкое командование проявило большое беспокойство, особенно на южном направлении. С помощью усиленной воздушной разведки оно настойчиво пыталось установить, что мы затеваем севернее Кишинева, каковы наши намерения.
Своего рода дезинформацией являлось также оставление на юго-западном направлении танковых армий. Разведка противника следила за нами в оба и, поскольку эти армии не трогались с места, делала вывод, что, вероятнее всего, мы предпримем наступление именно здесь. На самом же деле мы исподволь готовили танковый удар совсем в ином направлении...»[122]
Немецкая разведка действительно использовала все свои возможности для вскрытия замыслов советского командования. В зоне ответственности 3-го Украинского фронта были созданы ложные районы сосредоточения советских войск. Они были умело оборудованы. Немецкие разведчики и агенты, входившие в состав абвер-группы-106[123], действовавшей на территории Румынии, приняли макеты танков и артиллерии, передвижение войсковых подразделений, патрулирование истребителей за крупное сосредоточение советских войск на южном участке советско-германского фронта. Донесения об этом сосредоточении поступили в Берлин. Содержание некоторых из них стало известно резидентам советской военной миссии в Лондоне и в Стокгольме. Генерал-майор И. Скляров и полковник Н. Никитушев, которые ничего не знали о дезинформационных мероприятиях, проводившихся по указанию Генерального штаба, докладывали в Центр о том, что немецкая военная разведка отметила скопление советских войск на южном участке советско-германского фронта и полагает, что командование Красной Армии планирует провести главное наступление летней кампании 1944 года в южном направлении.
Данные военной разведки, поступавшие из Англии и Швеции, подтверждали, что операция по стратегической дезинформации противника развивается успешно не только на южном, но и на северо-западном участке советско-германского фронта. Командующий 4-й немецкой армией генерал К. Типпельскирх писал после войны, что генерал Модель, возглавлявший фронт в Галиции, не допускал возможности наступления русских нигде, кроме как на его участке.
Абвер и все его подразделения, действовавшие на советско-германском фронте: абверкоманда-103 (в составе абверфупп-107,-108,-109,-110 и -113), абверкоманда-104 (абвергруппы-111,-112,-118) и другие, а также германская политическая разведка В. Шелленберга не смогли вскрыть замыслы советского командования, связанные с операцией «Багратион». В Берлине считали, что удар войск Красной Армии возможен на юге, а также в Галиции в сочетании с ударом в Прибалтике.
Южное направление в Берлине считали наиболее опасным. Весной 1944 года войска 1-го Украинского фронта одержали ряд побед и продвинулись к границам Германии. Естественно, в результате этих наступательных операций впервые возникла реальная угроза безопасности рейха. Она приближалась с юга, где Красная Армия оказалась ближе всего к границам Германии. Учитывая и этот фактор, Гитлер приказал перебросить на юг значительные силы.
Готовясь к отражению наступления войск Красной Армии в Прибалтике, противник тоже стал перебрасывать свои войска из Норвегии в Таллин и Ригу. О ходе этих перебросок по Балтийскому морю полковник Н. Никитушев своевременно сообщал в Центр.
Для того чтобы заставить противника рассредоточить свои резервы по всему советско-германскому фронту от Белого до Черного моря и отвлечь внимание немецкого командования от белорусского направления, Генеральный штаб принял еще одно важное решение: нанести удар по противнику на Карельском перешейке и в Карелии. Этот удар мог вывести Финляндию из войны. В Генеральном штабе из данных военной разведки было известно, что эмиссары финского правительства тайно от Гитлера побывали в Стокгольме и провели с советским посланником А. М. Коллонтай встречи, на которых в предварительном порядке оговаривались условия выхода Финляндии из войны. Александра Михайловна обсуждала с военным атташе полковником Н. Никитушевым результаты переговоров с финнами. О советско-финских контактах Никитушев докладывал в Центр. Его донесения свидетельствовали, что Финляндия начала активно искать приемлемые для нее условия выхода из войны. Это означало, что фашистский союз дал глубокие трещины. Финляндия из гитлеровской обоймы могла выпасть в любое время. Для того чтобы ускорить это, необходимо было нанести по немецко-финской группировке сильный удар.
Таким образом, в северном секторе советско-герман-ского фронта в первой половине 1944 года объективно назревали важные события. После провала плана германского командования «Нордлихт» в 1942 году и срыва операции германских войск по захвату Ленинграда[124] Красная Армия готовилась ликвидировать блокаду северной столицы. Войскам Ленинградского, Волховского и 2-го Прибалтийского фронтов противостояла группа армий «Север» (180-я и 16-я армии), которой командовал генерал-фельдмаршал Г. Кюхлер. Эта немецкая группировка имела в своем составе 741 тысячу солдат и офицеров, 10 700 орудий и минометов, 385 танков и штурмовых орудий и 370 самолетов.
Гитлеровцы за два с половиной года создали на этом участке фронта сильно укрепленные оборонительные рубежи, построили железобетонные и дерево-земляные огневые точки, прикрыли их минными полями и проволочными заграждениями.
Для поддержки группы армий «Север» германское командование держало на территории Норвегии около десяти дивизий.
Германско-финской группировке противостояли войска Карельского, Волховского и Ленинградского фронтов. Им предстояло сыграть особую роль в реализации замыслов летней кампании 1944 года, которая разрабатывалась в Генеральном штабе.
Для согласования операции в Карелии в Москву был вызван командующий Карельским фронтом К. А. Мерецков[125]. Подготовительные мероприятия к операции на северном участке советско-германского фронта тоже были замечены германской военной разведкой.
Уже после войны, в марте 1946 года, на военно-теоретической конференции Г. К. Жуков говорил, что для успешного проведения стратегической наступательной операции необходимо «отличное знание противника, правильная оценка его замыслов, сил, средств; умение учесть, на что он способен и на что не способен, на чем можно его поймать. Это достигается длительной и глубокой разведкой»[126].
Второе условие успеха наступательной операции, по мнению Г. К. Жукова, заключалось в «знании своих войск, их тщательная подготовка к бою...» Третье условие — «оперативная и тактическая внезапность», которая «достигается тем, что враг стремительностью действий вводится в заблуждение о наших истинных намерениях. Надо действовать настолько быстро, чтобы неприятель везде и всюду опаздывал, застигнуть его врасплох и тем самым поставить в тяжелое положение»[127].
В Москве были приняты чрезвычайные меры по сохранению в тайне замысла и содержания плана операции «Багратион». К непосредственной разработке плана Белорусской операции привлекался очень узкий круг лиц. В полном объеме его содержание знали только пять человек: заместитель Верховного Главнокомандующего, начальник Генерального штаба и его первый заместитель, начальник Оперативного управления и один из его заместителей[128]. Упоминание о предстоящей операции в Белоруссии в разговорах по телефону или в телеграфной переписке категорически запрещалось. Оперативные предложения фронтов разрабатывались тоже двумя-тремя лицами, донесения писались обычно от руки и докладывались лично командующими.
Осуществление мероприятий по дезинформации противника и маскировке замыслов советского командования принесло положительные результаты. Германская разведка была введена в заблуждение.
Наступление войск Красной Армии намечалось на 19—20 июня. Однако из-за задержки перебросок огромного количества войск, принимавших участие в наступлении, по решению И. В. Сталина начало операции было перенесено на 23 июня[129].
Разгром немецких войск в Белоруссии должны были осуществить войска четырех фронтов: 1-го Прибалтийского (командующий генерал армии И. X. Баграмян, начальник разведывательного отдела штаба фронта полковник A. А. Хлебов), 1-го Белорусского (командующий генерал армии К. К. Рокоссовский, начальник разведки фронта генерал-майор П. Н. Чекмазов), 2-го Белорусского (командующий генерал-полковник Г. Ф. Захаров, начальник разведывательного отдела штаба фронта генерал-майор И. В. Виноградов) и 3-го Белорусского (командующий генерал-полковник И. Д. Черняховский, начальник военной разведки фронта генерал-майор Е. В. Алешин).
К операции «Багратион» привлекалась Днепровская военная флотилия (командующий капитан 1-го ранга B. В. Григорьев, начальник разведки флотилии подполковник Ф. И. Белокуров).
По замыслу Ставки войска смежных крыльев 1-го Прибалтийского и 3-го Белорусского фронтов должны были нанести сходящиеся удары по витебской группировке противника, окружить и уничтожить ее. Группировку немецких войск в районе Бобруйска должны были разгромить войска правого крыла 1-го Белорусского фронта. Войска левого крыла 3-го и центра 2-го Белорусских фронтов должны были наносить удары по группировкам немецких войск в районе Орши и Могилева. Ликвидация витебской и бобруйской группировок противника открывала простор для действий основных сил Красной Армии и создавала предпосылки для разгрома крупнейшей группировки немецко-фашистских войск — группы армий «Центр», освобождения Белоруссии, части территории Литвы и Польши.