— А вы, уважаемая, зачем злословите? — укорил ее следователь. — Вы испытывали неприязнь к покойному?
— Ничего я к нему не испытывала, — фыркнула мегера, — но житья не давал Мало того, что сам все хлоркой промывал, так и меня еще заставил через день лестницу перед площадкой мыть. Да половик вытряхивать. Но уж его раку карюю поливать я отказалась. Все люди как люди, живут без претензий, а он как автомат какой…
— Помешан был, прости меня Господи, на чистоте и порядке, — виновато потупился домовладелец, — будто и не русский совсем.
— А про какую раку вы глаголили, сударыня? — Тернов барабанил пальцами по скатерти.
— Аграфена Силовна так растение называет, — пояснил домовладелец, — дерево в кадке. Араукария называется.
— Ненавижу чертово дерево, — вспыхнула Аграфена, — из-за него надо мной все бабы окрестные смеются. Теперь, слава Богу, выбросить можно.
— А вот на это следствие разрешения вам не давало, — охладил пыл Аграфены Тернов. — И вообще, чужая собственность неприкосновенна.
— Черт с ней, — мотнула головой соседка покойного, — сама сдохнет. А поливать все равно не буду.
— А теперь, уважаемые, назовите тех, с кем покойный общался. Кто к нему приходил, — велел следователь.
— Так, почитай, никто и не приходил, — протянул Заморин, — правильно я говорю, Аграфена Силовна? Ветеринар вроде с курсов пару раз заглядывал да хозяин чайной в Пасху захаживал… Иногда студенты, если уроки давал… А так… Нет, никого более не помню.
— Да никто с таким занудой и знаться не хотел, — передернула плечами Аграфена.
— А что вы так нервничаете, сударыня? — возвысил голос Тернов. — Если вы знали, что покойный по субботам в прачечную ходил, не вы ли его кочергой и приложили? Кстати, надо бы посмотреть и вашу квартиру — боюсь, кочерги там мы не найдем.
— Найдете, — оборвала его Аграфена, — на своем месте. И я не так дурно воспитана, чтобы бантики к кочергам привязывать. У нас на театре люди со вкусом служат, не то что здешняя босота.
Весь вид костюмерши говорил о том, что вины за собой она не чувствует.
Следователь Тернов в растерянности молчал. Он не знал, о чем еще спрашивать присутствующих.
— Лев Милеевич! Господин Лапочкин! — недовольно обернулся Тернов и увидел, что его помощник перебирает кипу журналов. — Чем это вы занимаетесь?
Лапочкин густо покраснел, опустил журналы на стол, где уже лежали какие-то бумаги и тетради, и хрипло сказал:
— Господин Тернов, имею срочное конфиденциальное сообщение.
Присутствующие побледнели.
Тернов встал и обратился к околоточному:
— Господина Заморина и эту, Аграфену, препроводить в следственную камеру для снятия показаний в протокол. Шаферов покойного тоже доставить туда же. Если объявится невеста — выяснить место ее проживания. Ступайте. Ждите меня внизу.
Через минуту квартирка Хрянова опустела, последним удалился пристав, заметно оскорбленный недопущением к конфиденциальным тайнам следствия. Лапочкин резво подбежал к дверям, выглянул на лестницу и, убедившись, что никто не подслушивает, вернулся в столовую.
— Ну что там у вас? — тщательно скрывая любопытство, пробурчал Тернов.
— Смотрите сами, — прошептал помощник, взяв с письменного стола пачку журналов и протягивая ее начальнику. Начальник с первого взгляда узнал популярное в народе издание госпожи Май. Оказывается, покойничек-то почитывал эротический журнальчик «Флирт»! Целую кипу собрал!
— Господи! — Возвел очи к потолку Тернов. — И из-за этого весь сыр-бор?
— Для сыр-бора, Павел Мироныч, есть целых две причины. Первая — журнальчики-то были запрятаны под другими бумагами в самом нижнем ящике стола. А вторая причина — вот.
Жестом фокусника он вытащил из кипы журналов конверт.
— И что там? Любовные охи?
— Хуже, Павел Мироныч, хуже!
— Конспиративная переписка?
— Еще хуже! На конверте — штамп канцелярии Государственной Думы! Поэтому и просил всех удалиться. Да и квартиру опечатать не мешало бы.
Рассуждая таким образом, Лев Лапочкин вынул из конверта осьмушку бумаги и протянул начальнику.
Тернов прочитал первую строку: «Досточтимый Ардалион Ардалионович!»
Затем взглянул на конец письма:
«Благодарю вас за бесценную идею. О встрече дам знать. Ваш Милюков».
Глава 3
— О! Дорогие гости! Добро пожаловать! — Лучась радушием, фельетонист Черепанов кинулся навстречу нежданному визитеру и, заключив его в объятия, принялся нещадно трясти и тормошить.
— Все свободны, — сказала госпожа Май.
Повинуясь ее жесту, журналисты споро снялись с мест и проскользнули за спиной гостя в коридор. Лишь Самсон Шалопаев не успел встать с кресла — зато он успел заметить, как Антон Треклесов незаметно достал из ящика стола пистолет и теперь держал его в руке под столом.
— Как я рад видеть тебя, дружище! — тараторил Фалалей, тиская оторопелого визитера. — Слышал последний анекдот? Приходит жена к мужу и говорит: «Ты разделяешь мое мнение, дорогой?» Муж отвечает: «Да, дорогая, разделяю — причем на две части. Первую я отвергаю полностью, а со второй я категорически не согласен». Ха-ха-ха! Пойдем, дружище, выпьем за встречу!
Гость наконец пришел в себя и оттолкнул Фалалея. Тот налетел на столик у дверей и локтем задел пепельницу, на пол посыпались пепел и окурки. Треклесов напрягся, но прибегать к оружию коммерческому директору не потребовалось, ибо наглый скандалист вдруг понурился и подавленно забормотал:
— Вы решили, что я сумасшедший? Собираетесь звонить в полицию? Считаете, место мне на одиннадцатой версте?
— Нет, любезнейший, ни в коем случае, — ответила госпожа Май, убирая в карман свою игрушечную плеточку. — Просто мы ждали, пока вы успокоитесь и расскажете нам все по порядку. Пройдемте в мой кабинет. Данила! Прими шубу у гостя да прибери здесь. Господа Черепанов и Шалопаев тоже пойдут со мной. А вы Антон Викторович, езжайте в меховое ателье, попробуйте продлить договор с владельцем.
Данила ловко принял с плеч визитера шубу, подхватил шапку и скрылся. Ольга Леонардовна проследовала в свой уютный кабинет. За ней понуро плелся визитер, замыкали шествие Фалалей и Самсон.
Когда мужчины расселись по мягким креслам, госпожа Май достала из бюро поднос с рюмками и бутылку. Однако угощать никого не стала, а, налив коньяк в пузатую рюмку, уселась на диван и пригубила ее сама.
— Итак, позвольте узнать, любезнейший, как вас величать?
Гость, казалось, совсем забыл, зачем он столь безобразно вторгся в редакцию. Пустым бессмысленным взором он обводил стены уютной гостиной, изучая репродукции картин с изображениями пышнотелых красавиц.
— Я ветеринарный фельдшер, лечу крупный рогатый скот. Читаю лекции на курсах. Зовут меня Евгений Львович Тоцкий.
— Превосходно, Евгений Львович, — одобрила госпожа Май, — судя по вашему наряду, вы собираетесь в церковь, на венчание.
— Напротив, сударыня, я как раз из церкви. Венчание не состоялось. Ардалион, жених то есть, не явился. Несчастную невесту в бессознательном состоянии отвезли на квартиру.
— Речь идет об Ардалионе Хрянове? — уточнила госпожа Май.
— Совершенно верно, — подтвердил Тоцкий. — Он пожевал бледными губами, опушенными русыми с проседью усами и бородой. — Я неплохо знаю господина Хрянова. Он не мог не явиться на венчание, не такой у него характер, чтобы баловать. И он так давно мечтал о семье. Полагаю, вы его убили.
— На каком же основании вы это решили? — заинтересованно откликнулась госпожа Май, протягивая руку к кожаному портсигару на придиванной полочке.
— Все произошло так быстро, — Тоцкий сокрушенно вздохнул. — Я и невесту-то увидел только сегодня. По просьбе Ардалиона заехал к ней, чтобы везти в церковь. Если бы Ардалион был не так скромен, не так скрытен да показал бы мне невесту до дня венчания, может статься, все бы и обошлось. Я, как ее увидал, так сразу заподозрил что-то неладное.
— Почему же? — поощрила откровенность гостя хозяйка.
— Девушка-то красоты необыкновенной. И тиха как ангел. Глазищи огромные и печальные. Такие у коров бывают иногда…
Фалалей хихикнул в своем углу и толкнул локтем сморенного Самсона.
— Да, именно так, — настаивал на своем Тоцкий. — Вы ничего не понимаете в красоте. А девушка в самом расцвете, формы полнокровные и грация, знаете ли, пленительная, прямо животная. Как увидел ее — так и почуял: быть беде. И вот итог — жених пропал.
— Но почему вы думаете, что мы убили его и труп спрятали? — весело крикнул Фалалей.
— Много наслышан о нравах желтой прессы.
— Мы не желтая пресса, а респектабельный журнал, — обиделся Фалалей. — Начитались глупых романов с продолжением.
— Ваш журнал — разновидность борделя, девица в желтой юбке, как выражался покойный Победоносцев. И был прав, черт возьми! Брачными аферами занимаетесь! Находите бедных красавиц и эксплуатируете их красоту!
— Каким же образом мы это делаем? — холодно спросила госпожа Май и протянула возбудившемуся гостю рюмку с коньяком.
— Благодарю. — Он отстраняюще поднял руку. — Да очень просто. Берете деньги с таких мужчин, как бедный Ардалион, а затем их убиваете.
— Зачем нам это надо? — Госпожа Май глубоко затянулась пахитоской и выпустила колечко ароматного дыма.
— А чтобы ту же барышню предложить другим претендентам да и с них деньги содрать, — с уверенностью заявил Тоцкий. — Думаете, я не знаю, что мадемуазель Толмазова — невеста подпольная?
— Как это? — слабым голосом спросил Самсон.
— Она не публиковала своего объявления во «Флирте», — огрызнулся Тоцкий. — И вообще не писала его.
Фалалей вскочил с места и забегал по комнате. Наконец он остановился перед ценителем коровьей красоты.
— Так вы думаете, что господина Хрянова мы убили и закопали и надпись написали? А зачем вы-то сюда явились? Не боитесь, что мы и вас убьем и закопаем?
— Не боюсь, — отрезал Тоцкий. — Меня дворник видел.
— И что вы хотите? — Опять сорвался с места Фалалей. — Хотите труп Хрянова? Ищите! Найдете — ваш. Бесплатно.