Ночной группы.
– Наша следующая встреча – 13 января в Киеве. Встретим Старый Новый год, подведем итоги и начнем новый цикл. До этого времени не общайтесь друг с другом. Нужно, чтобы в ваших душах начали прорастать заброшенные туда семена. Люди, адреса которых я дал, помогут вам в этом. Мне нужно, чтобы пять месяцев каждый шел своим путем. Нам надо создать напряжение для дальнейшей работы.
Он поставил перед нами по стакану и разлил из большой бутыли сладкое красное вино.
Мы выпили.
– Все, – сказал Инструктор, – теперь прощаемся. Не забудьте: те, кто будут работать дальше, приедут ко мне тринадцатого января.
Мы обнялись с инструкторами, построились цепочкой и пошли к пристани. Через час «ракета» унесла нашу группу в Киев.
Послесловие
– Боже мой, да что с тобой там сделали! – всплеснула руками тетя Люда.
Даже Гриша, человек достаточно легкий и бесшабашный, озабоченно пробормотал:
– Крепенько они там тебя отделали.
Я подошел к зеркалу, оттуда на меня уставился исхудавший субъект с горящими глазами, впалыми щеками, заросшими редкой щетиной.
– Да ты на себя совсем не похож, – продолжала причитать тетя Люда.
Я действительно чувствовал себя совершенно другим человеком. Конечно, это было взросление, но взросление в совершенно ином смысле, чем это понимается в повседневном мире обычных людей. В этом новом, деевском смысле, я уже был неизмеримо старше и Люды, и Гриши. Как говорил Доктор, «период юношеского идиотизма закончился». Правда, после этого он обычно добавлял: «Начался период молодого дебилизма».
Я провел в их доме два дня, нежась на диване, глядя в телевизор и распивая вино с Гришей. Во мне вновь пробуждался прежний молодой парень, казалось, полностью исчезнувший в Бучаке. Я понял, что такое раздвоенность, и что такое горечь раздвоенности, о которой говорил Инструктор.
Потом была Москва и Старый Новый год. Эту часть своей жизни я описал в другой книге. Инструктор посоветовал выстроить отдельно линию Города и линию Леса. Эти линии не только в книгах, но и в моем сознании объединились гораздо позже.