ын, друг, спортсмен. Человек, чей талант радовал людей. Все это теперь ушло из-за какого-то мерзавца. И ее работа состояла в том, чтобы вычислить, кто этот мерзавец, и сделать так, чтобы он никогда не мог бы совершить что-либо подобное. Сегодня она как никогда ценила свою работу.
Наконец Гриша все закончил. Тело снова обрело относительную цельность; образцы взяли, все, что нужно, взвесили, разрез зашили. Гриша стянул перчатки и маску, сорвал фартук и снял лабораторные сапоги. Мягко шлепая по полу в одних носках, он направился по коридору в свой кабинет. Кэрол следовала за ним.
Кабинет являл собой, так сказать, демонстративный протест против «электронного документооборота». Разбухшими папками, кипами бумаг было завалено все, кроме разве что кресла за столом и лабораторного табурета у стены. Кэрол забралась на свой обычный насест и спросила:
— Ну, что ты для меня нарыл?
Гриша плюхнулся в кресло. Его лицо посерело от недосыпания и нехватки естественного света — из-за работы и Гришиного младенца. Он походил скорее на заключенного, чем на патологоанатома. Он поскреб заросшую щетиной щеку и объявил:
— В основном ты все и так уже знаешь. Причина смерти — отказ жизненно важных органов в результате отравления рицином. — Он поднял палец. — Следует уточнить, что мои выводы основаны на информации врачей, которые его лечили непосредственно перед смертью. Придется подождать нашего собственного токсикологического анализа, прежде чем мы сможем дать официальное подтверждение, имей в виду, хорошо?
— И ты больше ничего не выяснил?
Гриша улыбнулся:
— О его физическом состоянии я тебе могу рассказать все, но не думаю, чтобы тебе это что-то дало. Но есть одна штука, которая может иметь отношение к его смерти, а может и не иметь. Какая-то анально-ректальная травма — ничего особенного, просто небольшая гематома в области заднего прохода. И слегка раздражена ткань над сфинктером.
— Чем это вызвано? — спросила Кэрол.
— Такие легкие повреждения бывают при половом акте. Я бы сказал, что он проходил по взаимному согласию, но был жестким. Не изнасилование — в том смысле, что его не прижимали к полу и не проникали в него против воли. Но определенную силу применили. Следов спермы нет, так что я не рискнул бы дать заключение, чем в него проникали. Дилдо, бутылка, морковка — это могло быть что угодно. Но приличных размеров. — Он улыбнулся. — Как мы знаем, для таких дел применяют все на свете.
— Это выглядит так, словно он регулярно совершал такие половые акты?
Гриша погладил подбородок.
— Не думаю. Нет никаких свидетельств того, чтобы Робби регулярно занимался пассивным анальным сексом. Возможно, иногда он применял маленькую и аккуратненькую анальную затычку, но не штуковину размером с пенис.
— А раздражение ткани? О чем оно говорит?
Гриша пожал плечами:
— Трудно сказать. Раздражение в таком месте, что определить, из-за чего оно возникло, уже нельзя. Что-то в таком роде может появиться, если в анус вводить инородное вещество.
— Например, рицин? От него была бы такая реакция?
Гриша откинулся на спинку кресла и стал смотреть в потолок.
— Думаю, да. Теоретически. — Он резко выпрямился. — А я-то думал, считается, что он его вдохнул?
Кэрол покачала головой:
— Мы просто предположили, что яд подмешали в питье или в еду.
— Исключено. Если только доктор Блессинг точно описала процесс его умирания. Понимаешь, Кэрол… Дело в том, что, когда рицин попадает в организм через пищевод, симптомы иные, чем когда ты его вдыхаешь. Но если он абсорбируется через чувствительную слизистую оболочку прямой кишки или чего-то подобного, тогда симптомы скорее напоминают ситуацию, когда яд проникает через дыхательные пути, а не через пищевод. До вскрытия я склонялся к версии о вдыхании.
Кэрол покачала головой:
— Все, с кем мы беседовали, твердо заявляют, что он не принимал наркотики. Не думаю, чтобы они пытались скрыть это и защитить его светлую память. Мне кажется, они говорят правду. И потом, в больнице сделали анализы и не нашли никаких следов.
Гриша несколько скептически поднял брови:
— К тому времени, как они взяли пробы, могло уже и не остаться никаких следов: зависит от того, что он принимал и когда. Но если он не нюхал, я думаю, что рицин попал в его организм с помощью какого-то носителя — свечи из жирных кислот, гелевой капсулы или чего-то в этом роде. Но, опять-таки, следов мы никаких не найдем, после самого события прошло слишком много времени. Пробы я, конечно, взял. Возможно, нам повезет, но лучше не надейся.
Кэрол вздохнула:
— Просто отлично. Вырисовывается дико запутанное дело. Начальство и стервятники из прессы наседают на меня, требуют быстрой разгадки. Но быстрая разгадка их вряд ли ждет. Скажем уж прямо: вероятность примерно такая же, как то, что «Виктория» возьмет меня на место Робби.
Наклонившись вперед, Гриша щелкнул компьютерной мышью:
— Сделаю что могу, хотя ты права, дело непростое. — Он одарил ее сочувственной улыбкой. — Но раз уж ты здесь… Ты ведь давно у нас не ужинала. Айрис будет очень рада тебя видеть, я знаю. — Он глянул на экран. — Как насчет субботы?
Кэрол на мгновение задумалась:
— По-моему, вполне.
— В семь?
— Давай в восемь. Мне сначала надо будет навестить кое-кого в больнице.
— В больнице?
— Тони.
— А, ну да, конечно, я слышал. Как он там?
Не успела Кэрол ответить, как в дверь постучали.
— Войдите, — отозвался Гриша.
Пола просунула голову в дверь:
— Привет, док. Я искала…
— И вы ее нашли, — заметил Гриша.
Пола улыбнулась и шагнула внутрь.
— Вы нам тоже не помешаете, док. — Она махнула в их сторону конвертом. — Кажется, наконец у нас появилось кое-что жареное, шеф. Я только что встречалась с Мартином Фланаганом. Он не хотел выкладывать все начистоту, но…
— Но ты смогла обаять его, — докончила Кэрол.
Она не удивилась: Пола фантастически владела техникой допроса, Кэрол неоднократно наблюдала это сама.
— Честно говоря, я просто думаю, что он больше заботится о том, чтобы мы поймали убийцу Робби, чем о репутации клуба. В общем, по словам мистера Фланагана, он напрочь забыл, что в пятницу в его команде проводилась традиционная проверка на наркотики. Как и все остальные, Робби пописал в бутылочку. Но, в отличие от всех остальных, на его данных выявились пики.
Она вынула из конверта листок и протянула его Грише.
— «Выявленные соединения: рогипнол», — прочел тот. — Я слышал об этой лаборатории, они вроде бы довольно аккуратные ребята. Но лучше свяжитесь с ними сами, узнайте, не осталось ли у них какой-то части пробы. Пока тут слишком мало подробностей, я не могу точно сказать, сколько он принял и когда.
Он вернул листок Поле.
— Думаю, мы знаем, когда и где. В четверг вечером, в «Аматисе», — угрюмо проворчала Кэрол.
Гриша нахмурился.
— А возможно, и нет. — Он нажал несколько клавиш, щелкнул мышью. — Вот, я так и думал. Это так называемая «таблетка забывчивости». Начинает действовать через двадцать-тридцать минут после попадания в пищеварительную систему. А значит, если Робби дали эту штуку в ночном клубе, то к тому моменту, как он вышел, он был уже совершенно не в себе.
— Никому и в голову не пришло, что он был пьян, — возразила Пола. — И на записях камер видеонаблюдения видно, что двигается он нормально.
— Значит, он доверял своему спутнику, кем бы тот ни был, настолько, чтобы пойти с ним куда-то еще. Куда-то, где ему дали питье, в которое подмешали рогипнол. — Кэрол думала вслух.
— Алкоголь усугубляет эффект действия препарата. Таким образом, если он пил и раньше, то он должен был потерять контроль над собой самое большее через час после приема вещества, — заявил Гриша. — Он бы покорно терпел все, что с ним происходит. Он бы не сопротивлялся анальному проникновению. Ему было бы плевать на свечу, которую ему вставили в задний проход. И после он бы ничего об этом не помнил. Идеальное убийство, на самом-то деле. К тому времени, как жертва умрет, ее связь с тобой давно затеряется.
Кэрол вернула бумажку Поле.
— Молодец, — похвалила она. — Но дело адское. И, похоже, оно делается все труднее с каждым новым клочком информации, который нам удается добыть.
Полчаса спустя дело стало еще труднее. Кэрол сидела у себя в кабинете, закрыв дверь и задернув занавески, чтобы ее ничто не отвлекало. Локтями она уперлась в стол, одной рукой держа у уха телефон.
— Надеюсь, я вас не разбудила, — сказала она в трубку.
— Вообще-то разбудили. Но ничего страшного, мне все равно тут надо разобраться со всякой ерундой, — отозвалась Бинди Блис хрипловатым со сна голосом. Она кашлянула, шмыгнула носом. Кэрол слышала, как она передвигается по комнате.
— Я хочу кое-что у вас спросить. Немного интимное.
Послышался смешок, затем — втягивание сигаретного дыма.
— Видимо, я должна ответить: «Нет проблем, валяйте, в делах об убийстве не бывает ничего интимного»? — Бинди довольно убедительно изобразила американский акцент.
На это возразить нечего, подумала Кэрол.
— Мне кажется, речь не только о том, что тайне личной жизни нет места в расследовании убийства, — заметила она. — Нам нужно выяснять о жертвах все, что возможно, даже если это кажется совершенно не относящимся к делу. Нами движет не пустое любопытство. — Она сама себя осадила. — Простите. Вы наверняка думаете, что это какая-то болтовня. Нет-нет. Я говорила вам о моем коллеге, он психолог. Он всегда напоминает мне, что лишних сведений о жертве убийства не бывает. Так что, надеюсь, вы меня извините, если вам покажется, что я вторгаюсь в вашу частную жизнь.
— Ничего-ничего. Выкладывайте ваши вопросы, я не собираюсь обижаться.
Кэрол набрала побольше воздуха. Игривый тон здесь неуместен.
— Робби любил, чтобы с ним занимались анальным сексом?
В трубке раздалось удивленное фырканье.
— Робби? Чтобы Робби подставлял задницу? Да вы шутите. Я пыталась его подбить на это, но он был совершенно убежден, что любой мужик-натурал, которому нравится играть в колышек, — латентный гей.