Видимо, Джон Брэндон забыл главное качество, которое и сделало ее тем полицейским, каким она стала. Подобно Сэму Ивенсу, она из породы индивидуалистов. Но ею сейчас, как и всегда, руководила не личная заинтересованность, а страстное желание добиться справедливости. Дэвиду и Джонни еще предстоит этому научиться.
— И урок начнется сейчас же, — негромко добавила она.
Архитекторы Кентонской мечети не сделали никаких попыток вписать свое творение в окружающее пространство. Череда краснокирпичных домов, выстроенных еще на рубеже XIX–XX веков, окружала беловатые стены и высокие минареты.
— Не устаю поражаться, как это они добились от городских властей разрешения возвести такую штуковину, — заметил Кевин, когда они свернули на Уилберфорс-стрит. — Как, по-твоему, им удалось это протолкнуть?
Пола сделала большие глаза:
— А ты что, не понимаешь, Кевин? В градостроительном комитете знают, какая поднимется буча, если они скажут «нет».
— Осторожно, Пола. Ты говоришь как начинающий расист.
Кевин лишь поддразнивал ее. Он-то поработал с настоящими копами-расистами и отлично понимал, в ком это есть, в ком нет.
— Меня заботит не раса или национальность, а религия. И неважно, кто это — ольстерские протестанты, ливерпульские католики или брэдфилдские мусульмане. Ненавижу, когда крикливые клерикалы начинают ханжить и впадают в истерику, едва им скажут слово поперек. Они попросту сами создают атмосферу нетерпимости и страха, и я их за это презираю. Честное слово, я никогда сильнее не гордилась, что я лесбиянка, чем когда парламент принял законопроект о запрете дискриминации по признаку сексуальной ориентации. Они и не догадываются, что это то, вокруг чего способны сплотиться протестанты, католики, мусульмане и иудеи. Мой маленький вклад в мирное сосуществование… Справа впереди есть место, — бросила она.
Кевин втиснул туда машину, припарковался, и они вернулись на полдюжины домов назад, чувствуя, что служат предметом любопытства, неприязни или тревоги для всех встречных в этой части Кентона. Они остановились возле дома номер 37. Аккуратно покрашенный, неприметный, безымянный; на окнах — тюлевые занавески. Дверь им открыла невысокая хрупкая женщина в шальварах, голову ее покрывала дупата[42].
— Что такое? Кто вы? — спросила она, прежде чем они сказали хоть слово.
— Я детектив-сержант Мэтьюз, а это детектив-констебль Макинтайр.
Ее ладони взметнулись к лицу.
— Я знала. Я знала, что случится что-нибудь плохое, если он туда отправится, я знала… — Застонав, она отвернулась и позвала: — Парвез, иди сюда скорее, это полиция, с Имраном что-то случилось.
Кевин с Полой переглянулись. Что происходит?
За спиной женщины появился высокий сутулый мужчина в восточном наряде.
— Я Парвез-хан. Имран — мой сын. Кто вы?
Кевин снова объяснил, кто они такие.
— Мы хотим поговорить с Имраном Беггом, — сообщил он.
Мужчина нахмурился и взглянул на женщину.
— Ты сказала, что-то случилось с Имраном? Что же случилось? — Он посмотрел на Кевина. — Что с нашим сыном?
Кевин покачал головой:
— Мне кажется, мы с вами не поняли друг друга. Мы просто хотим поговорить с Имраном. О его фургоне.
— О его фургоне? При чем тут его фургон? Фургон он с собой не взял. Вы ведь не из-за того, что с нашим сыном произошел несчастный случай? — растерянно спросил мужчина.
Кевин не хотел первым произносить слово «бомба». Поэтому он продолжал гнуть свою линию:
— Где Имран?
— Он на Ибице, — ответила женщина. — Он там на отдыхе. Подарок от его кузена Юсефа. В четверг утром Юсеф отвез его в аэропорт. Имран нам позвонил, как только добрался до места, просто чтобы мы не волновались. Он возвращается только завтра. Так что если его фургон попал в аварию, Имран не виноват.
Ее замешательство явно не было наигранным.
— У кого же этот фургон? — Кевин старался побороть смущение.
— У его двоюродного брата Юсефа. Они ездили в аэропорт на фургоне Имрана, — ответил мужчина. — А завтра Юсеф должен его на этом фургоне встретить.
— А где нам найти Юсефа? — поинтересовался Кевин.
— Даунтон-Вейл, Вейл-авеню, сто сорок семь. Но что случилось? Какая-то авария? — Парвез-хан переводил взгляд с Кевина на Полу и обратно. — Что произошло?
Кевин покачал головой:
— Боюсь, не могу вам ответить. — Он коротко устало улыбнулся. — Скажите спасибо, что ваш мальчик за границей. Благодарю за помощь.
Они уже повернулись, чтобы уйти, как вдруг из-за угла с визгом вывернул белый «форд-транзит» и понесся по улице в их сторону. Кевин замер, посмотрел через плечо на испуганные лица родителей Имрана Бегга.
— Прошу прощения, — извинился он. — Давай, Пола, нам пора в другое место.
Полицейские в черной форме высыпали из «форда», а Кевин с Полой заспешили к своей машине. Они уже почти добрались до нее, когда чей-то голос закричал им вслед:
— Эй! Вы двое!
Кевин схватился за ручку дверцы, но Пола остановила его:
— Они вооружены, Кевин. Вооружены и возбуждены.
Он что-то невнятно пробурчал и повернулся. Один из неотличимых людей в черном был уже в нескольких футах от него, держа свой «хеклер-кох»[43] на изготовку. Другие уже исчезли в доме Парвез-хана.
— Вы кто на хрен? — требовательным голосом спросил он.
— Детектив-сержант Мэтьюз, детектив-констебль Макинтайр. Брэдфилдская полиция, Группа расследования особо важных преступлений. А вы кто?
— Неважно. ОБТ. Теперь это дело ведем мы.
Кевин шагнул вперед.
— Хотелось бы посмотреть удостоверение, — заявил он. — Какое-нибудь доказательство, что вы не чья-то частная армия.
Тип в черном лишь рассмеялся.
— Не искушайте судьбу.
Он развернулся на каблуках и неспешно пошел прочь.
Кевин смотрел ему вслед.
— Ты можешь в такое поверить? Можешь в это поверить, черт подери?
— Еще как, — заметила Пола. — Ну что, едем в Даунтон-Вейл?
— Думаю, да. Но лучше не сообщать старшему детективу-инспектору. Судя по опыту общения с этими типами в черном, проще будет, если мы ее пока избавим от волнений.
Неважно, сколько ты навидалась, все равно к такому никогда не сможешь как следует приготовиться, думала доктор Элинор Блессинг. В отделении неотложной помощи стоял хаос: множество голосов, множество тел, ходячие раненые, группы, сортирующие больных, задерганные медсестры и замученные врачи, пытающиеся справиться с бесконечным наплывом пациентов. Элинор довольно быстро разобралась с двумя случаями травмы груди. Ни одна из них не угрожала жизни, и, как только состояние пострадавших несколько стабилизировалось, она переправила их в отделение доктора Денби. Она прислонилась к стене в тихом уголке, заполняя их истории болезни, и тут какой-то взволнованный медбрат заметил ее и подошел.
— Доктор, на одной из «скорых» со стадиона доставили мужчину, но я не могу понять, что означают его симптомы, — сказал он.
Элинор, которая вполне уверенно обращалась со срочными случаями, выходящими за пределы ее специализации, прошла вслед за ним в бокс.
— В чем дело? — осведомилась она.
— Его привезли санитары. Он помогал спасать раненых, но сам был на грани срыва. Они решили, что у него вот-вот может произойти остановка сердца, — объяснил медбрат. — Пульс у него странный. То подскочит до ста сорока, то упадет до пятидесяти. Иногда равномерный, иногда аритмичный. Его три раза рвало с кровью. Кисти рук и ступни холодеют.
Элинор заглянула в историю болезни, которая лежала рядом с кроватью больного, чтобы узнать, как его зовут, а затем посмотрела на крупного мужчину, лежащего перед ней. В сознании, но явно крайне истощен.
— Когда вы впервые почувствовали себя плохо, мистер Кросс?
Он не успел ответить: его тело вдруг сотрясли судороги. И хотя в считаные секунды они прекратились, этого оказалось достаточно, чтобы Элинор Блессинг заключила: это не было обычным сердечным заболеванием.
— В начале матча. Перед взрывом. Скрутило кишки, — выдавил он.
Она протянула руку и коснулась его кисти. В больнице тепло, а кисти рук ледяные. Он устремил на нее взгляд бледно-голубоватых глаз, на лице его читались страх и мольба.
— Понос был? — спросила она.
Он слегка кивнул:
— Из меня лило как из бочки. Два или три раза бегал.
Элинор мысленно проанализировала симптомы. Тошнота. Диарея. Нерегулярное сердцебиение. Проблемы с центральной нервной системой. Это выглядело очень странным и маловероятным, но похоже, за неделю она сталкивается уже со вторым случаем отравления. И оба связаны со стадионом «Брэдфилд Виктория». Она одернула себя. Иногда совпадение — это просто совпадение, не больше и не меньше. Иногда отравление связано скорее с пренебрежением обычной гигиеной, чем с преступлением. Нет ничего противозаконного в том, чтобы съесть просроченный продукт.
— Что вы ели за ланчем? — спросила она.
— Шашлык из баранины. Рис. Какой-то чудной соус из трав.
Говорил он с трудом, словно рот у него плохо работал.
— В ресторане?
— Нет. Он сам готовил. Джейк… — Кросс нахмурился: как же его фамилия? Он никак не мог ее вспомнить. Засела слишком глубоко, не дотянуться.
— Давно это было? — спросила Элинор.
— В обед. В час-полвторого.
Три часа назад. Давно миновали те шестьдесят минут, когда еще имело смысл подумать о промывании желудка.
— Ясно. Попробуем устроить вас немного поудобнее, — отозвалась она.
Отвела медбрата в сторонку:
— Я не уверена, но мне кажется, у него какое-то отравление. Возможно, тут какой-то кардиогликозид. Дигоксин или что-то в этом роде.
Медбрат уставился на нее, глаза у него панически расширились.
— Его привезли с «Виктории». Вы хотите сказать, террористы применяли химическое оружие?
— Нет, я не об этом, — нетерпеливо ответила она. — Такие серьезные симптомы не проявляются настолько быстро. Если его отравили, то еще до того, как он пришел на футбол. Мне нужно пять минут — проверить, как изменяются симптомы, я ведь могу и ошибаться; ну а если я все-таки права, нужно посмотреть методы лечения. А пока подключите его к кислороду и подготовьте капельницу и пульсовый оксиметр. Надо сделать ему ЭКГ, а кроме того, постоянно мониторить сердечный ритм. Приступайте. Я на пять минут.