в битве под Курском они были бы в четыре раза больше немецких, извините, в это поверить нельзя. Между тем, хотя столько уже времени прошло со дня окончания войны, до сих пор немецкие и наши специалисты не встретились, чтобы как-то свести концы с концами.
ЧУРИЛИН: Приходится сталкиваться с распространенным, особенно в зарубежных публикациях, мнением о том, что наша страна победила немцев, завалив их трупами... Но я бы хотел, не вдаваясь сейчас в глубину этой очень важной темы, обратить ваше внимание вот на что. И немцы, и японцы — наши битые противники — заявляют о самом большом количестве сбитых ими самолетов: наших, американских, английских, любых. А союзники, победившие в войне, имеют гораздо более скромный счет Побед. Как же так получается? Если они были такие мощные на поле боя, то почему, в конце концов, они не победили?
—- Вопрос закономерный, однако многие авторы его как-то избегают... Особенно те, которые упорно ругают все советское, а все западное ставят нам в пример без разбору. Между тем, в 1943-м всеобщее восхищение вызывали не подвиги гитлеровских солдат, а героизм наших соотечественников.
РЖЕШЕВСКИЙ: Конечно! За ходом Курской битвы внимательно следили и в Лондоне, и в Вашингтоне. 6 августа Рузвельт направил нашему руководству соответствующие оценки выдающихся успехов Красной армии, а Черчилль сделал это 12-го. Хотя, как раз в этот период в Канаде проходила Первая Квебекская конференция наших западных союзников — Великобритании, США...
— Кодовое наименование этой конференции — «Квадрант», она проходила с 14 по 24 августа, и на ней, кстати, между нашими союзниками было заключено секретное соглашение о сотрудничестве в создании атомной бомбы...
РЖЕШЕВСКИЙ: Все правильно. Там собрались крупнейшие первые лица — как политические, так и военные... Мне хотелось бы в этой связи прочитать фрагмент обмена мнениями, который состоялся 20 августа на заседании Объединенного комитета начальников штабов между начальником Имперского генерального штаба Великобритании фельдмаршалом Бруком и начальником штаба армии США генералом Маршаллом.
«Брук: В целом положение русских значительно более сильное, чем когда-либо раньше. Они располагают резервами для того, чтобы продолжить наступление осенью. Немцы вынуждены будут держать свои дивизии на русском фронте и даже посылать туда дополнительные силы. Это облегчит наши операции в Италии и «Оверлорд».
Маршалл: Согласно сведениям, которыми он располагает, Россия становится все более враждебной к капиталистическому миру. Об этом свидетельствует ее недавнее заявление по поводу второго фронта. Он хотел бы знать мнение британских начальников штабов. Например, в обстановке подавляющего успеха русских не помогут ли немцы нашему вступлению на территорию Германии, чтобы дать отпор русским?
Брук говорит, что он много думал об опасности использования русскими обстановки войны для распространения своих идей международного коммунизма».
МЯГКОВ: К этой конференции Управлением стратегических служб, американской разведкой был подготовлен доклад, который лег на стол президента США, где конкретно говорилось, что делать с Россией и как вести себя Соединенным Штатам в данной ситуации. Может быть, стоит замириться с Гитлером и выставить общий фронт против России? Была даже и такая тенденция.
ОРЛОВ: В 41-м, 42-м, да и, собственно, в 43-м годах союзники с нами по существу не считались. Прерывали поставки, обманывали нас с открытием второго фронта... Ведь у Англии были огромные, столетиями накатанные связи; войска в Югославии, Греции, Египте действовали под руководством английских инструкторов; в Лондоне находились несколько десятков эмигрантских правительств, а их деньги хранились в лондонских банках. В Америке были деньги, которыми она могла откупиться и поставлять только материальную помощь. Нам же, чтобы заставить союзников считаться с нами, чтобы делать то, что было нужно нам, были необходимы стратегические успехи на фронтах.
КУМАНЕВ: В летне-осенней наступательной кампании — это сражение под Курском и битва за Днепр — было разгромлено 118 вражеских дивизий. В результате только сухопутные войска противника потеряли 1 миллион 413 тысяч человек — это небывало высокие потери за столь короткий период.
ОРЛОВ: Курская битва и последующее наступление произвели шокирующее впечатление на западных политиков и стратегов. Не случайно на той же Квебекской конференции было в принципе принято решение, что пора торопиться с открытием второго фронта.
РЖЕШЕВСКИЙ: Да, действительно, именно разгром вермахта в Курской битве явился тем важнейшим фактором, который несколько месяцев спустя обусловил принятие на Тегеранской конференции конкретного обязательства западных союзников об открытии второго фронта.
ЧУРИЛИН: Итак, к осени 1943 года немцы на Восточном фронте полностью утратили возможность перехвата инициативы у Красной армии. Они больше были не в состоянии — ни физически, ни в силу моральных возможностей — перейти в широкомасштабное наступление. Произошел решительный поворот в войне... К тому же, один за одним стали выходить или готовиться к выходу из игры немецкие партнеры. Еще не отгремели пушки под Курском, а из войны уже выскочили итальянцы. Начали активно обсуждать в парламентских кругах вопрос о том, что будет, если на Востоке произойдет катастрофа, финны... Даже Румыния, которую в момент Курской битвы вряд ли можно было отнести к активно участвующим в боевых действиях странам, начала осторожно дрейфовать к переговорам с нами о выходе из войны. В общем, начался процесс глубокого кризиса гитлеровской коалиции.
Зато Сталин со своими союзниками стал разговаривать по-другому. Корректность сохранилась, но тон стал строгим. Чувствовалось, что в нашем сотрудничестве начался новый этап. Так, обращаясь к Черчиллю и Рузвельту в связи с их действиями в отношении Италии, Сталин говорил примерно следующее: до сих пор дело обстояло так, что США и Англия сговариваются, а СССР получает информацию в качестве третьего пассивного наблюдающего. Терпеть дальше такое положение невозможно... Сталинские слова были услышаны и поняты: западники пошли-таки на диалог.
— Но эти темы мы будем обсуждать уже на следующих встречах... А разговор наш я хочу закончить вопросом к Степану Ефимовичу: чем вы были награждены за участие в Курской битве?
ПОПОВ: Я получил орден Красного Знамени и был представлен к званию генерал-майора артиллерии, которое получил уже в 1944-м.
Заседание шестое: «Цель номер один» на картах люфтваффе
24 января 2004 года прошло заседание «круглого стола», посвященное 60-летию полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады. Гостями «Красной звезды» были участники обороны города на Неве Герой Советского Союза адмирал флота Г. М. Егоров, полковник Б. Я. Нали-вайко, генерал-майор С. А. Тюшкевич и генерал-лейтенант П. С. Шмырев. В разговоре также участвовали аспирант О. Н. Киселев, Г. А. Куманев, М. Ю. Мягков, О. А. Ржешевский, Д. В. Рябочкин, Д. Б. Хазанов и В. П. Ямпольский.
— Начнем разговор о блокаде с самого начала, с вопроса — планировало ли немецкое командование окружение города на Неве?
МЯГКОВ: В соответствии с планом Барбаросса — директивой №21, утвержденной 18 декабря 1940 года, на Ленинград должна была проводить наступление группа армий «Север» под командованием фон Лееба. Немецкий план предусматривал не окружение, а захват Ленинграда, причем еще до взятия Москвы, и только после этого — переброску значительных сил на центральное направление.
ТЮШКЕВИЧ: Да, в планах на 1941 год предполагалось, что после захвата Ленинграда и соответственно ликвидации всего северо-западного направления будут созданы более благоприятные условия для уничтожения Красной армии.
МЯГКОВ: Действительно, с точки зрения немцев, о чем свидетельствуют трофейные документы, остов советского фронта как бы состоял из трех основных направлений: Северного, Южного и Центрального. Захват Ленинграда давал им не только возможность перебросить значительные силы на Центральное или Южное направление, но и завладеть этим стратегическим узлом на севере России, соединиться с финской армией. Тем самым вся советская оборона могла посыпаться как карточный домик...
ХАЗАНОВ: Мне кажется, очень важную роль играло и желание гитлеровцев уничтожить или, лучше, захватить Балтийский флот. В этой части Балтики немцы не имели адекватных сил, поэтому одна из их задач состояла в том, чтобы по возможности в исправности заполучить Краснознаменный Балтийский флот. В этом также кроется одна из причин, почему они придавали захвату города такое большое значение.
ТЮШКЕВИЧ: Из выступлений Гитлера на совещаниях, из ряда других документов видно, что захвату Ленинграда придавалось также большое идеологическое и политическое значение — как очага большевизма, колыбели революции... Ненависть фюрера к коммунизму буквально выпирала на первый план.
— Все же, наверное, были и более прагматичные причины...
ТЮШКЕВИЧ: Разумеется, ведь Ленинград к тому же — это и огромный культурный и научный центр, а также центр военного производства: танкового, артиллерийского, судостроительного... Все же Гитлером было четко сказано, что необходимо захватить и стереть с лица земли Ленинград, чтобы он не существовал именно как советский, большевистский символ.
ХАЗАНОВ: Недаром на оперативных картах люфтваффе Ленинград именовался «цель номер один». Уточню, что Москва — это «цель номер десять».
ЯМПОЛЬСКИЙ: Хотя Москве, кстати, была предопределена та же судьба — уничтожение. 12 июля 1941 года состоялось совещание, на котором Гитлер делил со своими сателлитами, участвовавшими в войне, территорию Советского Союза...
— Известный вариант «шкуры неубитого медведя».
ЯМПОЛЬСКИЙ: Разумеется. На этом совещании Гитлер сказал, что мы полностью разрушим Ленинград, а потом отдадим его нашим финским товарищам...
ТЮШКЕВИЧ: Хотя немцы готовились быстро взять Ленинград, у нас все верили в силу Красной армии, ее способность остановить противника. Только речь Сталина 3 июля несколько прояснила серьезность положения, в том числе и для руководства города.