– Почему именно я должна постараться, Питер? Почему всегда виновата я?
– Мать стареет, – ответил Питер, положив ей руку на плечо. – Ей труднее уступать.
Чарли молчала.
– Попробуй еще раз, любимая. Прошу тебя, сделай это для меня.
– Я уже пробовала, Питер. Я пробую уже целых два года.
Питер снова поцеловал Чарли.
– Я все знаю. Я знаю, как нелегко тебе приходится.
– Да, нелегко, – подтвердила Чарли. – Еще как нелегко.
Питер представления не имел, как ей было нелегко. Чарли по опыту знала, что, когда он был в отъезде, ей лучше всего есть в своей комнате. Но Питер просил ее попробовать еще раз, и она надела новое шелковое платье цвета ржавчины и замшевые лодочки под цвет платья, а на шею несколько длинных ниток жемчуга. Наложила заново косметику и, подкрепив свою решимость бокалом шерри, в восемь часов присоединилась к свекрови в столовой.
Чарли сидела за длинным столом из вишневого дерева и ужинала в одиноком молчании, хотя их с Элизабет разделяли всего четыре пустых стула. Каждый вечер эта представительница матриархата занимала место во главе стола, даже если она ужинала одна, даже если ей некому было демонстрировать свою власть. Наверное, слуги находили это забавным.
– Сегодня мы с Дженни дошли до самой конюшни, – сказала Чарли, сделав над собой усилие. – Она обожает лошадей. Наверное, очень скоро захочет учиться верховой езде.
Чарли принялась за суп из тыквы, делая вид, что ее не беспокоит молчание Элизабет. «Попробуй еще раз, – повторила она про себя совет Питера. – Интересно, сколько раз можно пробовать?»
Чарли отпила воды из хрустального бокала и задумалась над тем, как ей расшевелить эту гадюку. Она сжала в руке бокал, движением головы отбросила назад волосы и улыбнулась.
– Сколько лет было Питеру, когда он впервые сел на лошадь? – спросила она у свекрови.
Элизабет молчала.
– Я вас спрашиваю, – повторила Чарли, – сколько лет было Питеру, когда он впервые сел на лошадь?
Элизабет с ненавистью посмотрела на нее.
– Не имею ни малейшего представления, – сказала она, оттолкнула тарелку и позвонила в хрустальный колокольчик рядом с прибором, вызывая из кухни Арлин.
Чарли молча наблюдала, как Арлин, полная, средних лет женщина, убрала со стола суповые тарелки.
– Я буду рыбу, – объявила Элизабет.
– И я тоже, – подхватила Чарли. Если свекровь решила играть в игры, Чарли с удовольствием сразится с ней.
Арлин, кивнув, вышла из комнаты.
– Элизабет, нам надо поговорить, – сказала Чарли, впервые называя ее по имени.
– Нам не о чем говорить.
– Нет, есть о чем. Нам надо поговорить о нас с вами. О наших отношениях.
– Мне нечего сказать по этому вопросу.
– Прошу вас, Элизабет. Почему мы не можем быть друзьями?
– Зачем?
Вошла Арлин с двумя тарелками. Чарли молчала, пока Арлин ставила тарелку перед Элизабет, потом подошла к ней. Чарли посмотрела на тарелку: палтус со шпинатом. Она терпеть не могла шпинат, просто его ненавидела, но сегодня она его безропотно съест. Сегодня она будет делать все возможное. Она докажет Питеру и себе, что способна добиться успеха. Чарли взяла вилку и подождала, пока уйдет Арлин.
– Мы должны быть друзьями, потому что вы мать моего мужа, – снова начала Чарли. – Вы моя свекровь, а мы живем под одной крышей, как совершенно чужие люди.
– Это крыша моего дома, Чарлин. Это я разрешаю вам жить под ней, поскольку мой сын вообразил, что хочет именно этого.
– Но теперь это мой дом тоже. Мой и Дженни.
Чарли положила в рот кусок рыбы со шпинатом.
– Ваш дом? Ваш и вашего незаконного ребенка?
Чарли с трудом сдержала крик. Ей хотелось выплюнуть в лицо Элизабет тошнотворный шпинат. Она схватила бокал и запила рыбу со шпинатом глотком воды. Она смотрела, как Элизабет медленно пережевывает пищу, и от души желала ей подавиться. Элизабет положила вилку и улыбнулась.
– Возможно, вы хотите вернуться к своим родным, где они там живут, кажется, в Пенсильвании?
– В Питсбурге, Элизабет. В Питсбурге, и вы это знаете. Это не так уж далеко от того места, где вы сами выросли.
Элизабет чуть заметно вздрогнула.
– Вы окончили Смитовский колледж, но я не вижу, чтобы он улучшил ваше воспитание.
– Почему вы меня ненавидите? – выкрикнула Чарли. – В чем я провинилась, что вы меня так сильно ненавидите?
– Вы босячка, – сказала Элизабет, сложив вместе кончики пальцев. – Ваша мать тоже, наверное, босячка. Она родила, сколько там, чуть ли не шестерых детей?
Чарли онемела. Она не могла сделать ни одного движения.
– Почему бы вам не вернуться туда, где ваше место, Чарлин? К своей босячке матери и распухшему от пива отцу. – Злобная гримаса вдруг исказила лицо Элизабет. – Да, мне как-то это не приходило в голову, но, очень возможно, ваш отец также приходится отцом вашему ребенку. Насколько мне известно, это частый случай в нищих ирландских семьях. Отцы напиваются и спят с собственными дочерьми.
Чарли взяла в руки тарелку и швырнула ее через стол. Она пролетела по воздуху рядом со свекровью и ударилась в оконное стекло, запачкав рыбой и скользкой зеленью шпината бежевые парчовые гардины.
Чарли вскочила и бросилась вон из столовой.
Наверху, у себя в комнате, Чарли поняла, что все кончено. Она потеряла волю к сопротивлению. Элизабет сломила ее, лишила ее твердости духа. Не имело значения, что Чарли обещала мужу и то, как сильно они с Питером любят друг друга. Элизабет никогда и ни за что на свете не изменится, и пока эта женщина жива, жизнь Чарли будет похожа на ад.
Если только она не убежит из этого дома.
Чарли быстро собрала сумку и направилась в соседнюю комнату, где спала Дженни. Она знала, что не может ехать домой. Она не способна пересказать родителям те ужасные вещи, которые бросила ей в лицо Элизабет. Она не способна нанести им такую обиду. Они слишком приличные люди, они слишком хороши. Они куда выше Элизабет Хобарт во всех отношениях.
– Мерзкая сука, – бормотала Чарли, надевая на Дженни бархатные пальто и шапочку.
– Сука? – повторила Дженни, протирая глаза.
Чарли завязала ленты шапочки под подбородком Дженни.
– Мы едем кататься, девочка, – сказала Чарли, стараясь успокоиться. – Мы едем в гости к тем, кто нас любит. Мы едем навестить тетю Тесс.
Они быстро спустились по лестнице в холл, и Чарли остановилась.
Элизабет стояла, сложив руки на груди, в монашески строгом черном платье, с понимающей усмешкой на губах.
– Убегаете? – спросила она.
Ища поддержку, Чарли ухватилась за маленькую ручку Дженни.
– Я не убегаю. Я уезжаю туда, где нас с Дженни любят.
– Развод – неприятная вещь, – вздохнула Элизабет, – но иногда это наилучший выход.
Чарли направилась к дверям.
– Вы, конечно, понимаете, – продолжала Элизабет, – что не получите ни цента.
– Мне не нужны ваши деньги.
Элизабет кивнула.
– Я это запомню, – сказала она.
Ее слова дышали зимним холодом.
Было уже за полночь, когда автобус приехал в Нортгемптон. Чарли взяла на руки сонную Дженни, подхватила тяжелую сумку и поплелась вверх по дороге к Раунд-Хилл-роуд. Она молила судьбу, чтобы Тесс оказалась дома.
– Боже мой, неужели это вы! – удивилась Тесс, открыв дверь и увидев их. Она схватила Дженни в объятия и прижала к груди. – Чарли, да она красавица.
Чарли вошла в гостиную.
– Не только красавица, но и очень хорошая девочка. Она такое доброе, милое существо. – Чарли прислонилась к каминной полке и заплакала. – Ничего не вышло, Тесс. Ничего не вышло.
– Перестань, Чарли, ты только взгляни на себя. Садись, я сейчас приготовлю чай.
Плача, Чарли села и продолжала плакать.
– Мама, – сказала Дженни и потянулась к Чарли из объятий Тесс.
– Не беспокойся, детка, – шепнула ей на ухо Тесс. – С вами тетя Тесс, значит, все будет в порядке.
Маленький пушистый щенок, повизгивая и махая хвостом, вперевалочку вбежал в комнату
– Собачка! – восхитилась Дженни.
– Это Гровер, – объяснила Тесс и наклонилась, чтобы Дженни могла его погладить. – Гровер, поздоровайся с Дженни.
Чарли наблюдала, как Дженни смеялась и пищала от удовольствия. Отчего Элизабет так безжалостна? Ладно, пусть она не любит ее, Чарли. Но ненавидеть Дженни?
– Что мне делать, Тесс?
– Не представляю. Ты же мне ничего не рассказала.
Чарли в подробностях изложила события последних двух лет, пока она жила в доме Хобартов.
– Тебе следовало давно ко мне обратиться, – сказала Тесс. – Наверное, я бы помогла.
– Помогла? Как?
– Я бы забрала к себе Дженни. Ей тут было бы хорошо.
– Нет, Тесс, я отвечаю за Дженни.
– А как Питер? Что он обо всем этом думает?
– Он опять уехал. Элизабет только и делает, что куда-нибудь его отсылает.
– Элизабет Хобарт, – повторила Тесс и вздрогнула, – та еще сволочь.
Чарли попыталась влить в себя хотя бы глоток чая, но жидкость не шла ей в горло.
– Ты будешь просить Питера о разводе?
– Не знаю, – потрясла головой Чарли, – Питер не понимает, почему я не способна наладить хорошие отношения с Элизабет. Он не заступается за меня. Он всецело под ее контролем.
– Хочешь помириться с Элизабет, присоединяйся к Питеру. Она не любит тебя, потому что ты чересчур самостоятельная.
– Печально, но должна тебе признаться, Тесс, я дошла до края. Пожалуй, развод – это единственный выход. Наверное, только тогда я обрету покой.
– Оставайтесь здесь, – сказала Тесс. – Вот увидите, как нам будет хорошо вместе.
– Не знаю. Я не знаю, что мне делать. Но спасибо за приглашение, если ты не против, мы побудем у тебя несколько дней, пока я все обдумаю.
– Несколько дней или несколько месяцев, не имеет значения. Живи здесь хоть всю жизнь.
Питер позвонил на следующее утро.
– Интересно, что это ты задумала? – грозно спросил он.
– Я пока не знаю.
Питер помолчал, затем умоляюще заговорил: