– Мой покойный отец был членом Чрезвычайной следственной комиссии по делам царских министров, а поэт Александр Блок – главным редактором этой комиссии. Он литературно обрабатывал стенограммы допросов несчастных горемык, внося существенный вклад в историософию Великой Октябрьской революции. Товарищ Блок дружил с моим отцом и хранил у него многие свои работы. Об этом мне рассказал архивариус, когда я интересовался жизнью отца.
– А ваша мама жива?
– Я не знаю. Нас с сестрой мама подкинула через несколько месяцев после нашего рождения и, закусив удила, отправилась делать мировую революцию. Ни одна тварь не может развиваться без материнской любви, но мы с сестрой научились выживать самостоятельно, и я этому очень рад. – При этом Тонинадер внимательно посмотрел в глаза Розалии Савельевне и уже скрипучим каменным голосом добавил: – Человек – это сосуд, кишащий мерзостью.
Сейчас Розалию Савельевну раздевал своим взглядом не желторотый юнец и даже не взрослый мужчина, а некая видавшая виды Сущность, сидящая внутри этого мальчика. Фраза, когда-то сказанная основателем лютеранской церкви Мартином Лютером, холодным эхом прокатилась по телу миловидной женщины, вызвав лёгкий озноб. Ей вдруг показалось, что она стала моложе лет на тридцать – или, может быть, он стал старше на эти годы… Это было неважно; она нестерпимо возжелала собеседника. Наверное, впервые в жизни Розалия Савельевна не могла совладать с этим желанием. Напротив сидел настоящий мужчина, который не боится брать горячие угли голыми руками. Ей, красивой молодой женщине, всю жизнь прожившей с человеком, пугающимся не просто собственной тени, а даже тени одного волоска, захотелось выплеснуть наружу накопившуюся за многие годы животную страсть. Чтобы не наделать глупостей и не прыгнуть на сидящего напротив породистого самца, голодная самка, запивая шампанским каждое слово, спросила:
– У вас, кажется, есть ко мне деловое предложение. Чего вы, собственно, хотите?
– Денег, много денег. Человек без денег подобен скоту бессловесному. У меня есть проект, который мы можем вместе реализовать. Я понимаю, что здесь не место для обсуждения серьёзного дела, – Тонинадер кивнул в сторону зала, – здесь слишком шумно и много снующих глаз и ушей. Говорят, что муравьи не умеют ни говорить, ни слушать. Они передают информацию, потираясь друг о друга, но мы, к сожалению, не муравьи.
– Всё, хватит. – Розалия Савельевна взяла салфетку и что-то написала на ней. – Здесь адрес уютной квартиры моей подруги, которая на месяц уехала в Ялту. Я жду вас в муравейнике, там и поговорим. – Она блеснула взглядом, вставая из-за стола.
– А как же заказанный ужин? – спросил Тонинадер, помогая Розалии Савельевне подняться.
– К чёрту ужин! – глядя в глаза живущей в Тонинадере Сущности, ответила пылающая страстью женщина.
– Между прочим, все муравьи на свете женского рода, – улыбнулся довольный собой кавалер.
– Вот и проверим! – бросила через плечо уходящая Розалия Савельевна.
Уже через полчаса они страстно целовались на пороге уютной квартиры уехавшей подруги. Любовники не покидали своего убежища неделю. Каждый из них получил то, что хотел. Она – восхитительный секс и обещание регулярных встреч в будущем, он – участие в проекте «Торгсин». Только на третий день любовных утех Тонинадер сумел изложить неистовой блуднице суть участия в закупках золота. Однако Розалия Савельевна выразила сомнение по поводу реализации этой идеи.
– НКВД контролирует «золотой поток» на всех его этапах: от стукачей-оценщиков до отлитых чушек. Нам необходимо сосредоточить внимание на ювелирных изделиях с драгоценными камнями. На сегодняшний день варвары-оценщики с помощью молотков и плоскогубцев превращают старинные, поистине бесценные украшения в золотой лом и груду непонятных им камней, которые просто выбрасывают. Мы будем выкупать у людей уникальные шедевры ювелирного искусства и антиквариат по ценам Торгсина ещё до того, как они попадут к оценщику.
Любовники разработали на ближайший год подробную «дорожную карту» по претворению в жизнь предложения Розалии Савельевны. Тонинадер посчитал неуместным рассказывать своей возлюбленной о роли Лилит в этом проекте…
Рим. Кабинет торгового представителя СССР в Италии. Десять часов вечера. В комнате полумрак, окна зашторены. У настольной лампы под зелёным абажуром склонился Меер Левенсон, читая доставленную из Москвы шифровку. Он настолько был поглощён своим занятием, что не заметил, как скопившаяся на кончике носа капля сорвалась и предательски испачкала документ государственной важности. Кстати сказать, это происходило всякий раз, когда Левенсон был чем-то очень увлечён, будь то интересная беседа, вкусная еда или чтение шифровок от московского начальства. Эту его особенность знала жена и следила за тем, чтобы Меер ещё на излёте ловил очередную каплю салфеткой.
Однако Розалия Савельевна уже месяц в Москве и вернётся не раньше чем через три недели. Жена для Левенсона, как и для большинства евреев, значила очень многое. Он, подобно остальным, искренне верил в то, что любая женщина ближе к идеалу Бога, чем мужчина. Собственно, на это указывает Тора, которую Меер с детства немного знал и до сих пор втайне чтил. В своё время, крепко взяв за яички, Розалия Савельевна, словно Коммунистическая партия, уверенно повела Меера по жизни к светлому будущему. Длительное отсутствие жены всегда вызывало у него некий психологический дискомфорт. Он опасался принимать решения по ключевым вопросам, предварительно не обсудив их с женой. Это стало актуальным, когда в фашистской Италии расцвёл антисемитизм, и даже его дипломатический иммунитет не мог спасти от провокации.
Меер скучал и по жене, и по женщине. Воспоминания о своей Розалии Савельевне тёплыми волнами прокатились по его телу снизу вверх, образовав на кончике носа новую каплю. В реальность его вернул противный голос по громкой связи из приёмной. Это была его секретарша Ирина Евгеньевна Ригер. Левенсон не любил её и опасался, потому что она имела подлую душонку патологического предателя. Она «стучала» ему на сотрудников торгпредства, его жене – на него самого и в НКВД – на всех вместе.
– Михаил Абрамович (коллеги знали его как Михаила), к вам посетитель.
– На ночь глядя? Кто таков?
– Говорит, срочно. Она дочь вашего старинного друга Тонинадера.
– Конечно, приглашай. – Левенсон спрятал шифровку в сейф и пошёл навстречу посетительнице.
В кабинет вошла восхитительно красивая девушка, прошептала: «Меня зовут Лилит» – и рухнула в обморок, ему на руки. Меер позвал секретаршу, и они вдвоём привели гостью в чувство. Позже определили, что это был голодный обморок. За чашкой горячего чая с мёдом и тостиком белого хлеба с козьим сыром Лилит рассказала, что она чудом бежала из голодающей России без вещей и денег. В России остался её брат Пётр, которого она давно не видела. Дядя Меер решил отвезти девушку к себе домой, чтобы дать ей возможность выспаться, а завтра они вместе решат, что делать дальше.
На следующий день Лилит проснулась, как обычно, в одиннадцать утра. Она крепко спала всю ночь, и у неё было хорошее настроение. Первое, на что обратила внимание Лилит, были три коробки торгового центра Galleria Alberto Sordi, лежавшие на массивном кожаном кресле. К одной из них была прикреплена записка. «Доброе утро, Лилит. Это мой подарок для тебя. Сегодня мы обедаем вместе. Я заеду за тобой в 13:00, до встречи». Девушке не терпелось взглянуть на первый итальянский подарок, и она открыла большую коробку. В ней лежало платье, пошитое по последней парижской моде, из ткани светло-розового цвета. К нему были подобраны шляпка, изящный ремешок из змеиной кожи, шёлковые чулки, повязки и даже нижнее бельё. Во второй коробке лежали роскошные туфли. В третьей – дамская сумочка, модные французские духи и комплект для макияжа.
Лилит тотчас примерила всё содержимое коробок на себя. Она посмотрела в зеркало и прошептала: «Неземная красавица! Все вещи подобраны идеально. Как же Левенсону удалось угадать мои размеры? Ну что, старый козёл, через пару дней я к тебе приду, встречай свою мечту». За обедом дядя Меер рассказал девушке, что по его поручению секретарша Ирина Евгеньевна показала спящую Лилит эксперту женской одежды из торгового центра Galleria Alberto Sordi на площади Палаццо Пьомбино. Кстати, все размеры вещей для Лилит эксперт определял на глазок, кроме обуви, для этого ему понадобилось осторожно измерить её ступни. С того дня торговый представитель СССР в Италии перестал задерживаться в рабочем кабинете допоздна, а брал работу на дом. При этом следующим утром он фланировал по служебным кабинетам словно молодой петушок в чужом курятнике, вызывая оторопь коллег. Об этих странностях в поведении Левенсона товарищ Ригер регулярно информировала Наркомат по иностранным делам и НКВД. Единственной, кому она не могла дозвониться, была жена Левенсона, ни один из известных ей телефонов в Москве не отвечал, и об этом тоже Ирина Евгеньевна проинформировала своего куратора из НКВД.
За последние несколько дней Меер Левенсон заметно преобразился. Он физически помолодел и стал исключительно позитивно воспринимать окружающую действительность. Жизнь, расцвеченная радужными красками, приобрела для него особый, неведомый до сих пор смысл. Меер был уверен, что «виновницей» этих чудесных перемен является Лилит, с которой он проводит восхитительные часы общения. Новая знакомая непохожа на других девушек: она отказывается от его подарков и ничего у него не просит. Когда он говорит, казалось бы, простые, общеизвестные вещи, ангел-Лилит слушает с таким неподдельным восхищением, будто внимает Господу Богу. Она ловит любое желание мужчины и всегда счастлива ему угодить. Гостья бесконечно раздвинула границы его мира. Меер отказывался признаться себе в том, что смотрит на Лилит совсем не так, как следует смотреть на малолетнюю дочь своего друга, – до тех пор пока однажды в субботу утром не обнаружил в своей постели следы подростковой поллюции. Это был результат откровенных сновидений с участием Лилит.