Леонида вывели из комнаты. Он почувствовал волнующий прилив сил. К удивлению конвоиров, он смело зашагал к лестнице. Солдаты поспешили за ним. И когда один из них хотел взять его за руку, Леонид ударил его головой в лицо. Тот свалился. На секунду Леонид был свободен и бросился на верхний, третий этаж. Бежать мешали скованные стальными кольцами руки, но Леонид не обращал на это внимания. На лестничной площадке третьего этажа его настиг второй немец и, приблизившись на несколько ступенек, дал по нему три выстрела сряду.
Почувствовав смертельную боль, Леонид повис на перилах и радостно прошептал одними губами:
— Вот и все... этого я так хотел.
Тело его накренилось, вздрогнуло и рухнуло вниз...
Снег стал пористым, темнел и оседал. По утрам его поедали густые белесые туманы, а днем изводило уже пригревающее солнце.
На голых ветвях деревьев с криком громоздились галки, шумно обсуждая свои весенние птичьи дела. Лес за городом потемнел. С юга, с востока шла весна...
Вторые сутки грубо сколоченный из неотесанных досок гроб с телом Леонида стоял открытый, под охраной гестаповца, на малой городской площади, около церковной, ограды.
В головах его была воткнута деревянная жердь с фанерной дощечкой наверху, на которой крупными буквами было написано:
«Опознавшим умершего разрешается взять и похоронить его с соответствующими почестями».
Это была последняя уловка гестаповцев, рассчитанная на то, что кто-либо признает Леонида, и тогда уже, идя по этой ниточке, им удастся размотать весь клубок.
Дважды подходил к гробу, чтобы попрощаться с любимым сыном, старик Изволин. Спазмы сжимали горло, сердце горело, обливаясь кровью, но Денис Макарович, готовый упасть на родное безжизненное тело, стоял, стиснув зубы и не моргая, напряженно глядел на бледное, измученное лицо своего любимца. «Родной мой... все перенес... все выдержал... себя не назвал и нас спас, — неслышно шептали трясущиеся губы, — прощай... прощай, любимый... не забудем... отомстим...» В отцовской душе вскипали с невиданной силой святая ярость и ненависть к врагу.
А мать Леонида — Пелагея Стратоновна — ничего не знала. К счастью ее и патриотов, она в эти дни болела и была прикована к постели.
На третье утро горожане увидели, что гроб стоит без охраны, а рядом с ним высится курган из черной свежей земли. В гробу лежал труп охранника-гестаповца. Над могилой на воткнутой в землю палке с дощечкой была наклеена новая надпись:
«Здесь похоронен герой-патриот, замученный фашистами. Имя его узнает вся наша страна в ближайшие дни. Смерть фашистским мерзавцам!».
Немецкая администрация всполошилась. Труп немца вместе с гробом немедленно увезли. Троим гестаповцам приказали разрыть могилу и извлечь оттуда тело Леонида. Они уже раскидали насыпь, когда грянул взрыв. Леонид Изволин, мертвый, продолжал мстить врагам. На заминированной могиле двоих разорвало, а третьего тяжело ранило.
Больше гестаповцы не разрывали могилу, а ограничились лишь тем, что сравняли ее с землей.
25
Наступила прозрачная весна. Белый зимний покров исчез. Снег остался лишь в оврагах, глубоких распадках, у теневых стен высоких зданий. Теплый восточный ветер разводил густые утренние туманы, гнал по небу большие, похожие на мыльную пену, облака. Днем солнце становилось горячим, от земли струился и полз понизу пар. Несколько дней сряду на реке слышался несмолкающий гул, потрескивание, бурно прибывала вода, заполняя русло до краев высокого берега. Наконец, лед взломался и с шумом понесся вниз по течению.
Возбужденные горожане толпились на берегу, с интересом наблюдая ледоход Казалось, что река уносит вместе со льдом и человеческое горе, такое тяжелое и холодное.
Опухшие веки, новые глубокие морщины, сильно побелевшая голова и грусть в спокойных стариковских глазах свидетельствовали о бессонных ночах, о терзавших Дениса Макаровича мучительных думах.
Говорят в народе, что горе, которым нельзя поделиться с близким человеком, переносится вдвое тяжелее. Это испытал на себе Изволин. Смерть Леонида была тяжелой утратой. Он скрывал ее от жены, зная, что та не перенесет удара. А чуткое материнское сердце, казалось, чуяло беду. Пелагея Стратоновна была неспокойна. Она рассказывала мужу о своих думах и опасениях, старалась мысленно перенестись за линию фронта, туда, где, как ее уверяли, находился Леонид, рассказывала, что часто видит его во сне.
Денис Макарович, как умел, старался рассеять тревогу жены. Он думал: «Пусть время немного сгладит горе, пусть лучше она считает, что Леня пропал без вести, а этот обман мне покойник простит».
Последние дни принесли новое, бодрящее чувство, и Изволин снова ощутил прилив сил. Он стал подумывать о боевой работе. Вслед за арестом Леонида других арестов не последовало, — сын не только никого не выдал, но и сам остался неизвестным для гестапо. Теперь можно было без опасений возобновлять прерванную деятельность подпольщиков.
Денис Макарович и Игорек встречали весну по-хозяйски. Изволин помог малышу сколотить скворешник, Игорек взобрался с ним на крышу, а Денис Макарович командовал снизу, как лучше пристроить «птичий дом». Мальчик был переполнен тем чудесным чувством, которое приходит в детстве к каждому, прислушивающемуся к весеннему пробуждению природы. Для Игорька это был радостный, счастливый день; ему казалось, что птицы, как и люди, наполнены возбуждением, что они смеются, поют, говорят что-то, но только на своем, птичьем, ему непонятном языке.
Не успел Игорек спуститься с лестницы на землю, как два воробья с чириканьем подлетели к скворешне и стали с любопытством заглядывать внутрь.
— Вот бесцеремонная публика, — рассмеялся Изволин, — и лезут безо всякого ордера.
Игорек забеспокоился — воробьи, чего доброго, облюбуют «домик» и поселятся в нем вместо скворцов. И встревоженный мальчик стал отпугивать их:
— Кш! Кш!..
Один воробей улетел, а второй, прижавшись к скворешне, выжидал, как бы оценивая, насколько грозен враг. Только когда Игорек стал подниматься по лестнице, размахивая рукой, воробей чирикнул и исчез за домом.
— Ну, теперь не вернутся, — успокоил малыша Денис Макарович. — Слезай и займемся делами.
Именно сегодня, после большого перерыва, Изволин решил возобновить встречи с участниками подполья и в первую очередь узнать, что делают Ожогин и Грязнов. Вращаясь среди немцев, Никита Родионович и Андрей могли знать новости. Как и прежде, для связи требовался Игорек.
Отобрав у него молоток, Изволин обстоятельно объяснил, как надо вести себя теперь. Игорек слушал внимательно, но нетерпеливо. Все это ему было хорошо знакомо. Едва Денис Макарович кончил, как Игорек сорвался с места и выбежал на улицу. Сегодня он решил добраться до квартиры Ожогина и Грязнова коротким путем и поэтому воспользовался проходом, образовавшимся при бомбежке в здании медицинского института.
Он уже пересек загроможденный развалинами двор и хотел выскочить на соседнюю улицу, как вдруг его остановил окрик:
— Погоди, малец.. Айн минут... Ком гер...
Игорек оглянулся. Мужчина в немецком теплом мундире с нарукавником полицая пальцем подзывал его к себе.
Мальчик насторожился, будто кто-то неожиданно проник в его душу и раскрыл его замыслы, но уже в следующее мгновенье успокоился. Он узнал полицая. Это был тот веселый человек, который уже однажды приходил к Денису Макаровичу в прошлом году. Игорек отлично помнил, как, расставаясь с гостем, Денис Макарович крепко обнял его и расцеловал. Игорек еще удивлялся тогда, почему такого взрослою, усатого дядю все называли Сашуткой.
Сейчас мальчик из предосторожности решил скрыть, что узнал этого человека. Не сходя с места, он удивленно посмотрел на полицая.
— Не узнаешь? — приветливо спросил тот.
Игорек прикусил губу и отрицательно помотал головой.
— Плохо! Очень плохо! С виду парень, — констатировал дядя, — а память, как у девчонки.
Игорек насупил брови. Такой комплимент ему явно не понравился, но он решил не менять тактики.
— А я вот тебя помню, — сказал после небольшой паузы полицай. — Даже знаю, что Игорьком зовут.
Мальчик понял, что упорствовать дальше не следует.
— Это я так... — ответил Игорек. — Это я нарочно сказал, что не помню...
— Ишь ты, плут, — засмеялся полицай. — Денис Макарович дома?
— Дома.
— Ну, пойдем вместе...
Стоя в раздумье у окна и глядя на улицу, Денис Макарович увидел торопящегося к дому Игорька. Он посмотрел на часы. Нет, так быстро выполнить поручение мальчонка не мог. В чем же дело? Обеспокоенный, Изволин заторопился навстречу Игорьку.
Но лукавая улыбка на веснущатом лице мальчика рассеяла тревогу Дениса Макаровича.
— Дядя Сашутка появился, — шепнул Игорек.
— Где он? — торопливо спросил Изволин.
— Около мединститута меня ожидает... Я вначале испугался его, он в мундире, как немец.
— Вот что, — перебил Игорька Изволин, — беги, зови его сюда, а сам быстро на Административную к Никите Родионовичу. Расскажи, какой гость пожаловал, и пусть оба идут к нам.
Появление Сашутки обрадовало и взволновало старика.
— Полюшка! — обнимая жену за плечи, сказал Изволин. — Придется тебе к Заболотько сходить насчет картошки. Гость ведь пожаловал от Иннокентия...
— Сашутка? — догадалась Пелагея Стратоновна.
— Он самый.
— За мной дело не станет, — и Пелагея Стратоновна начала торопливо одеваться...
Никита Родионович и Андрей сегодня были настроены празднично. Во-первых, обрадовал неожиданный визит делегата партизан — Сашутки и, во-вторых, приятно было встретиться с Денисом Макаровичем, которого оба давненько не видели. Новостей и волнующих вопросов накопилось много. Первую новость сообщили Ожогин и Грязнов. Частями Красной Армии освобождены Винница, Бельцы, Николаев, Черновицы, Одесса. На южном участке фронта наши войска перешли государственную границу и заняли румынские города Серет, Дорохай, Боташани, Рэдэуцы.