— Да, уже примелькались, — согласился Никита Родионович. — Вон того, рябого, что сидит у окна, я вижу каждый день. Ты не оглядывайся, — предупредил он Андрея. — Рябой что-то улыбается, глядя на меня, и даже подмаргивает. Он, видимо, собирается подойти к нам. Что за чертовщина... — И Ожогин смолк.
Низкий, полный мужчина в рубахе из пестрого искусственного шелка, действительно, встал со своего места, предварительно шепнув соседу что-то на ухо, и направился к друзьям. В это время подали кофе и бутерброды. Незнакомец подошел к столику и, пододвинув свободный стул, уселся рядом с Ожогиным.
— Есть дело, — сказал он вместо приветствия и положил свою большую, обильно поросшую волосами руку на руку Ожогина.
— Пожалуйста, — с любопытством и недоумением глядя на незнакомца, проговорил Никита Родионович.
— Могу устроить небольшую партию бритв «Жиллет». Доллары есть?
Никита Родионович отрицательно помотал головой, сдерживая улыбку.
— Фунты?
— Тоже нет, — ответил Ожогин.
— Советские рубли? — уже шопотком спросил рябой.
— А этих тем более.
— Жаль, очень жаль, — сказал незнакомец, сокрушенно поджав свои большие губы. — «Жиллет» настоящий, без подделки... — Он бесцеремонно взял один из двух бутербродов и на правах старою знакомого мгновенно уничтожил его. — А что вас интересует? — спросил он, глотнув плохо пережеванный кусок.
— Пока ничего, — ответил Никита Родионович, уже не сдерживая улыбки.
— Понимаю, — рябой многозначительно подморгнул, — понимаю, — и, пожав руку Ожогина, встал и отошел.
Что он понимал, так и осталось неясным.
За соседним столом шел торг из-за двух ящиков анилиновых красок, и, кажется, не безуспешно. И продавец, и покупатель, оба сразу, точно по команде, заказали каждый по паре кружек пива.
— Ну и мирок! — тихо сказал Грязнов, нервно поводя плечом.
— Да-а... — протянул Никита Родионович. — О нем ты мог доселе знать только из книг, а теперь довелось увидеть воочию. Я тоже смотрю на все, как сквозь сон. Давно это было, в юные годы. Ну ничего, привыкнем, коли надо...
— Большая нужна тренировка, — произнес Андрей по-русски.
— Ты что, с ума сошел? — строго глянул на него Никита Родионович.
— Забылся, — смутился Андрей.
— Пойдем, — сказал Ожогин.
Положив на стол деньги, друзья вышли.
...По тротуару около гостиницы прогуливалась супруга Моллера со всем своим выводком. Молодая поросль — три мальчика и три девочки шли следом за мамашей, попарно взявшись за руки.
На приветствие Ожогина и Грязнова госпожа Моллер ответила едва заметным наклоном головы.
Зато муж ее, Оскар, встретил друзей так, будто не виделся с ними полгода. Пожав обоим руки, он затянул их в свою крошечную контору и чуть не насильно усадил на покрытый облезшим бархатом диван. Едва прикоснувшись ко лбу, он произнес:
— Строго конфиденциально... только что узнал.... — Оскар Фридрихович поместил свое тщедушное тельце между Ожогиным и Грязновым. — Вчера ночью в шестнадцатый номер «Цум гольденен левен», что на втором этаже, кто-то из приезжих внес чемодан. Обычный чемодан, вот такого размера, — Моллер показал руками. — И что бы вы думали?
Друзья пожали плечами.
— Ха! Разве мог кто подумать... В чемодане оказалась адская машина.
— Что? — удивился Грязнов.
— Адская машина... — повторил Оскар Фридрихович.
— Ерунда какая-то, — пытаясь встать, заметил Никита Родионович.
Моллер движением руки принудил его сесть.
— Не ерунда. Мне-то вы можете поверить. Я своими глазами видел этот чемодан. Он весь наполнен взрывчаткой. Не дай бог, взорвался бы, — от гостиницы не осталось бы камня на камне. Да-да... Это не шутка. В нем не меньше двенадцати килограммов.
— Почему же он не взорвался? — поинтересовался Ожогин.
Оскар Фридрихович потер лоб.
— Полотер... полотер...
— Что полотер? — спросил Андрей.
— Полотер, натирая полы, услышал необычный для его слуха шум: «тик-тик, тик-тик, тик-тик». Он знал, что в номере стенных часов нет, и постучал в дверь. Никто не отозвался. Он постучал еще раз. Было тихо попрежнему и только слышно было: «тик-тик, тик-тик...». Он разбудил жильцов, а жильцы все офицеры-летчики. Те послушали и говорят: «Выламывай дверь!». Выбили дверь, — номер пуст, а посередине его чемодан. Комедия!
— Виновного, конечно, нашли? — спросил Никита Родионович.
— Да, дудки. Найдешь его... — рассмеялся Моллер.
В контору вошел кельнер и доложил управляющему, что к телефону из сорок четвертого номера просят жильца, а там никого нет.
— Выходит, это нами интересуются, — заметил Ожогин и встал.
Следом за ним поднялся с дивана и Грязнов. Моллер их больше не задерживал. Наоборот, взяв под руки друзей, он повел их по коридору к тому месту, где на маленьком круглом столике стоял телефон.
Никита Родионович взял лежавшую на столе трубку и поднес к уху. Говорил Долингер. Он сообщил адрес и время встречи.
Вечером Ожогин и Грязнов познакомились с Долингером. Это был высокий, сухой немец лет тридцати, с большими карими глазами и крупными чертами лица. Жил он в той же части города, где и Юргенс, в небольшом особняке, укрытом в глубине сада. Долингер встретил друзей у наружной калитки сада и попросил назвать клички-пароли. Затем он провел Ожогина и Грязнова по узенькой, изогнутой аллейке сада в особняк, крыша которого, точно паутиной, была опутана антеннами различных конструкций. «Радиоцентр», — решили про себя друзья.
Из первой комнаты Двери вели в разные стороны и на каждой из них красовалась коротенькая надпись: «Вход воспрещен».
Долингер открыл одну, из этих дверей и пригласил за собой Ожогина и Грязнова. Они оказались в небольшой комнате с голыми стенами. Посреди стояли два простых стола с закрепленными на них телеграфными ключами.
— Давайте познакомимся, — сказал хозяин, усаживая друзей. — Долингер... Я буду заниматься с вами радиоделом.
Он открыл шкаф, вынул оттуда и положил на стол компактную, вмонтированную в небольшой чемодан радиостанцию.
— Знакомо? — спросил Долингер.
Ожогин и Грязнов ответили утвердительно.
— Прекрасно, — заявил Долингер, закрывая крышку. — Копаться в ней, в таком случае, нет смысла. Радию вы возьмете с собой, и она постоянно будет при вас. А сейчас запишите условия связи со мной.
Друзья вооружились карандашами и блокнотами. Долингер начал диктовать. Получалось так, как и говорил Юргенс: дважды в сутки, утром и ночью, им следовало самостоятельно выходить в эфир, связываться со станцией Долингера, передавать ему радиограммы произвольною содержания и принимать их от него. Долингер предоставил друзьям право самим решить, кто из них будет работать утром, кто ночью, но рекомендовал чередоваться.
— Важно приобрести опыт, — подчеркнул он, — и дневной, и ночной работы. Далее мы перейдем на дневные сеансы, когда особенно много помех и трудно найти ту станцию, которая нужна. Прошу сейчас за ключ, — и Долингер вооружился хронометром.
Результатами работы на ключе Долингер остался доволен, чего и не скрыл от своих новых знакомых. Ожогин и особенно Грязнов передавали нормальное количество знаков в минуту, а передача Андрея отличалась особой четкостью.
— У вас, молодой человек, выработался уже своеобразный почерк, присущий радисту, — сказал Андрею Долингер, — чего еще нет у вашего старшего друга. Он пока работает неровно и нехарактерно, но, это не беда. О первом сеансе я вас предупрежу. Все будет зависеть от того, как скоро вы переедете на квартиру, но независимо от этого ежедневно тренируйтесь на ключе, а если обстановка в гостинице позволяет — раскладывайте рацию и слушайте меня. Привыкайте ко мне. Приучите себя как можно быстрее находить мои позывные среди остальных и настраивать приемник. Это имеет огромное значение. Сейчас, пока вы живете в гостинице, лучше всего слушать меня ночью. Утром неудобно, может кто-нибудь зайти... А теперь я вас на несколько минут оставлю одних...
Долингер удалился, и через несколько секунд послышался характерный негромкий стук мотора.
— Боялся пропустить очередной сеанс, — оказал негромко Грязнов.
Ожогин шикнул на него и приложил палец к губам.
— Давай-ка потренируемся лучше, — предложил он и взялся за ключ.
Грязнов последовал его примеру.
Минут через десять работа мотора прекратилась и вернулся Долингер. Увидя друзей за тренировкой, он покивал головой в знак одобрения, подошел к шкафу и раскрыл обе его половинки. Все полки шкафа были заполнены всевозможными радиодеталями, лампами, мелким инструментом, кусками фибры, фанеры, мотками проволоки, изоляционной ленты.
— Вторая наша задача заключается вот в чем, — объявил Долингер. — Вы будете приходить ко мне сюда один раз в неделю, по понедельникам. Все, что здесь есть, — он показал на содержимое шкафа, — в вашем распоряжении. Я вам дам несколько схем радиостанции, и вы самостоятельно смонтируете приемники и передатчики. Это очень важно в практической работе на чужой территории.
— Но не так легко везде найти радиодетали, — заметил Грязнов.
— Во время войны — да, а в мирное время это не составит никакого труда. Осложнение может вызвать только отсутствие ламп, но в конце учебы вы убедитесь, что и они не явятся для вас проблемой...
— Вы хотите из нас профессоров сделать, — шутя сказал Ожогин.
— Профессоров не профессоров, а специалистов, которые не станут втупик при отсутствии радиостанции, — обязательно сделаю. Итак, — проговорил Долингер после небольшой паузы, — ожидаю вас в понедельник, ровно в десять вечера, а теперь берите чемодан, я проведу вас...
...— Ты понимаешь, что все это означает? — спросил Никита Родионович друга, когда они уже шли по затемненной, совершенно безлюдной улице к себе в гостиницу.
— Понимаю, Никита Родионович, понимаю, — взволнованно ответил Андрей и взял крепко Ожогина под руку. — Давайте я понесу чемодан.
— Нет уж, брат, эту штучку я тебе не доверю, — отшутился он. — В ней теперь заключается все. Ее беречь надо, как зеницу, ока.