– О чем?
– Обо всем, что происходит в городе, не исключая секретных сведений.
– Пусть себе болтает…
– А как поступать, когда он спрашивает наше мнение по тому или иному вопросу?
– Он что, интересуется чем-нибудь?
– Да.
– Старайтесь больше слушать его и поменьше говорить сами. Так будет лучше.
В начале узкого переулка находилась пивная – «Бирхалле». От прочих пивных она внешне ничем не отличалась, но в ней, кроме пива, можно было получить, правда, за высокую цену, чашку суррогатного кофе – дурно пахнущей темной жидкости – и бутерброды, состоявшие из микроскопических порций эрзац-хлеба и сыра.
Каждое утро Ожогин и Грязнов приходили в пивную и занимали столик. Они вынуждены были завтракать здесь, так как в гостинице, по талонам коменданта города, им причитался лишь обед. Друзья являлись в «Бирхалле» к самому открытию, чтобы успеть захватить местечко в этом всегда людном и шумном заведении.
Собирались тут спекулянты, ростовщики, посредники в торговых сделках, люди с уголовным прошлым. Мраморные доски столиков носили на себе следы различных арифметических подсчетов, за которыми скрывались всевозможные сговоры и сделки. Сколько темных дел хранили эти обшарпанные, обветшавшие столики!
Сегодня друзья явились с некоторым опозданием и поторопились занять крайний столик. Официант, уже приметивший этих посетителей и не раз получавший от них щедрые чаевые, быстро подбежал и принял заказ на бутерброды и две кружки пива.
– Всё знакомые лица, – сказал Андрей, оглядывая зал.
– Да, примелькались, – согласился Никита Родионович. – Вон того, рябого, что сидит у окна, я вижу каждый день… Ты не оглядывайся, – предупредил он Андрея. – Он улыбается и, видимо, собирается подойти к нам.
Низкий полный мужчина в сорочке из искусственного шелка что-то шепнул соседу, встал с места и направился к друзьям. В это время подали пиво и бутерброды. Незнакомец подошел к столику и, пододвинув свободный стул, уселся рядом с Ожогиным. Лицо его было сильно изуродовано оспой.
– Есть дело, – сказал он вместо приветствия и положил свою большую, обильно поросшую волосами руку на руку Ожогина.
– Пожалуйста, – с любопытством и недоумением глядя на незнакомца, сказал Никита Родионович.
– Могу устроить небольшую партию гаванских сигар. Доллары есть?
Никита Родионович отрицательно помотал головой, сдерживая улыбку.
– Фунты?
– Тоже нет, – ответил Ожогин.
– Советские рубли? – уже шепотком спросил рябой.
– А этих тем более.
– Жаль. Очень жаль, – сказал незнакомец, сокрушенно покачав головой. – Сигары настоящие, без подделки. А что вас интересует? – спросил он, глотнув воздух.
– Пока ничего, – ответил Никита Родионович, уже не сдерживая улыбки.
– Понимаю… – рябой многозначительно подморгнул. – Понимаю, – и, пожав руку Ожогину, встал и отошел.
Что он понял, друзья так и не уяснили.
За соседним столом шел торг из-за двух ящиков анилиновых красок.
– Ну и мирок! – тихо сказал Грязнов, нервно поводя плечом.
– Ничего, привыкнем, Андрюша.
Допив пиво и положив на стол деньги, друзья вышли.
…По тротуару возле гостиницы прогуливалась супруга Моллера. Три мальчика и три девочки шли следом за мамашей попарно, взявшись за руки.
На приветствие Ожогина и Грязнова госпожа Моллер ответила едва заметным наклоном головы.
Зато муж ее встретил друзей так, будто не виделся с ними полгода. Пожав обоим руки, он затянул их в свою конторку и чуть не насильно усадил на кожаный диван.
– Строго конфиденциально… только что узнал… Вчера ночью в гостиницу, что на Штутгартштрассе, специально отведенную для господ офицеров, кто-то из приезжих внес чемодан. Обычный чемодан, вот такого размера. – Моллер показал размер чемодана. – И что бы вы думали?
Друзья пожали плечами.
– В чемодане оказалась адская машина!
– Что? – удивился Грязнов.
– Адская машина! – повторил Моллер.
– Не может быть, – пытаясь встать, заметил Никита Родионович.
Моллер движением руки принудил его сесть.
– Мне-то вы можете поверить? Я своими глазами видел этот чемодан. Он наполнен взрывчаткой. Не дай бог, взорвался бы – от гостиницы не осталось бы камня на камне. Да-да, это не шутка. В нем не меньше двенадцати килограммов.
– Почему же он не взорвался?
– Понимаете, полотер, натирая полы в шестнадцатом номере, услышал необычный для его слуха шум: «тик-тик, тик-тик, тик-тик». Он заглянул в платяной шкаф и увидел чемодан.
– Хозяина чемодана, конечно, нашли? – спросил Никита Родионович.
– Ну нет, он не такой дурак: в гостинице больше не появлялся.
В конторку вошел кельнер и доложил хозяину, что к телефону просят жильца из сорок четвертого номера, а там никого нет.
– Выходит, это нами интересуются, – сказал Никита Родионович и встал.
Следом за ним поднялся с дивана и Грязнов. Моллер их больше не задерживал. Наоборот, взяв под руки друзей, он повел их по коридору к тому месту, где на маленьком круглом столике стоял телефон.
Никита Родионович взял лежавшую на столе трубку и поднес к уху. Говорил Долингер. Он сообщил адрес и время встречи.
Вечером Ожогин и Грязнов познакомились с Долингером. Это был высокий, сухой немец лет тридцати, с большими карими глазами и крупными чертами лица. Жил он в той же части города, где и Юргенс, – на Лернерштрассе, в небольшом особняке, укрытом в глубине двора.
Долингер встретил друзей у калитки и попросил назвать клички-пароли. Затем он провел Ожогина и Грязнова по узенькой, изогнутой аллейке в особняк, на крыше которого было необычайно много антенн.
«Радиоцентр», – решили про себя друзья.
Из первой комнаты в разные стороны вели двери, и на каждой из них красовалась коротенькая надпись: «Вход воспрещен».
Долингер открыл одну из этих дверей и пригласил за собой Ожогина и Грязнова. Они оказались в небольшой комнате с голыми стенами. Посреди стояли два простых стола с закрепленными на них телеграфными ключами.
Долингер открыл шкаф и вынул оттуда компактную, вмонтированную в небольшой чемодан радиостанцию.
– Знакомо? – он вопросительно посмотрел на друзей.
Ожогин и Грязнов ответили утвердительно.
– Прекрасно, – заявил Долингер, закрывая крышку. – Рацию возьмете с собой, она постоянно должна быть при вас. А сейчас запишите условия связи со мной.
Долингер начал диктовать. Получалось так, как говорил Юргенс: дважды в сутки, утром и ночью, им следовало самостоятельно выходить в эфир, связываться со станцией Долингера, передавать ему радиограммы произвольного содержания и принимать их от него. Долингер предоставил самим ученикам право решить, кто из них будет работать утром, кто ночью, но рекомендовал чередоваться.
– Сейчас прошу за ключ, – сказал он в заключение.
Результатами работы на ключе Долингер остался доволен. Особой четкостью отличалась передача Андрея.
– У вас, молодой человек, уже выработался своеобразный почерк, присущий радисту, – похвалил юношу Долингер. – О первом сеансе я вас предупрежу. Все будет зависеть от того, как скоро вы переедете на квартиру, но независимо от этого ежедневно тренируйтесь на ключе, а если обстановка в гостинице позволяет, раскладывайте рацию и слушайте меня. Приучите себя как можно быстрее находить мои позывные среди остальных и настраивать приемник. Это имеет огромное значение. Сейчас, пока вы живете в гостинице, лучше всего слушать меня ночью. Утром неудобно – может кто-нибудь зайти.
Долингер удалился, и через несколько секунд послышался характерный негромкий шум мотора.
– Боялся пропустить очередной сеанс, – негромко сказал Грязнов.
Ожогин приложил палец к губам.
– Давай-ка лучше потренируемся, – предложил он и взялся за ключ.
Андрей последовал его примеру.
Минут через десять работа мотора прекратилась, и Долингер вернулся. Увидя друзей за тренировкой, он одобрительно кивнул головой, подошел к шкафу и раскрыл обе его половинки. Все полки шкафа были заполнены всевозможными радиодеталями, лампами, мелким инструментом, кусками фибры, фанеры, мотками проволоки, изоляционной ленты.
– Вторая ваша задача заключается вот в чем, – объявил Долингер. – Вы будете приходить ко мне сюда один раз в неделю, по понедельникам. Все, что здесь есть, – он показал на содержимое шкафа, – в вашем распоряжении. Я дам вам несколько схем радиостанций, и вы самостоятельно смонтируете приемники и передатчики. Это очень важно в практической работе на чужой территории.
– Не так легко найти радиодетали… – заметил Грязнов.
– Ерунда. Осложнение может вызвать только отсутствие ламп, но в конце учебы вы убедитесь, что и они не являются для вас проблемой.
– Вы хотите из нас профессоров сделать, – шутя сказал Ожогин.
– Профессоров не профессоров, а специалистов, которые не станут в тупик при отсутствии радиостанции. Итак… – Долингер сделал небольшую паузу, – ожидаю вас в понедельник, ровно в десять вечера, а теперь берите чемодан, я провожу вас…
– Ты понимаешь, Андрей, что все это значит? – спросил Никита Родионович друга, когда они уже шли по затемненной, совершенно безлюдной улице к себе в гостиницу.
– Почти понимаю, Никита Родионович, – взволнованно ответил Андрей и крепко взял Ожогина под руку.
– В этой штучке, – Ожогин показал на чемодан, – теперь заключается все. Ее беречь надо как зеницу ока.
Грязнов понимающе кивнул головой.
Несколько минут друзья шли в молчании. Пересекая площадь около хлебного магазина, они заметили робкие человеческие тени, сливавшиеся с коричневой стеной: горожане с вечера занимали очереди за хлебом.
…Моллер еще не покинул гостиницу и окликнул Ожогина и Грязнова, когда они пробирались по темному коридору в свой номер.
– Окно у вас не замаскировано, – предупредил он. – Закройте, а уж потом свет включайте. Меня и так три раза штрафовали. К каждой щелке придираются.