Моллер проследовал за друзьями в номер, самолично задрапировал окно, зажег свет и, увидев в руках Андрея аккуратный чемоданчик, выразил удивление:
– Новенький? Какой замечательный! Где вы его купили? – он сделал движение, выдавшее его желание немедленно осмотреть чемодан.
Но Грязнов не растерялся:
– Ну вот… Вы любопытный, точно женщина, господин Моллер! Какая же это обновка, когда мы с этим самым чемоданчиком к вам и приехали.
Открыв платяной шкаф, Андрей поставил туда рацию и захлопнул дверку.
– Возможно… возможно… – проговорил Моллер, потирая лоб. – Вы заметили, сколько самолетов прошло к фронту? Просто ужас! Я считал, считал… почти до сотни дошел, уже стемнело, а они всё идут и идут… Скажите, по звуку можно определить количество летящих самолетов?
Ожогин ответил, что никогда не занимался столь сложной арифметикой.
А Моллер уже переключился на совершенно другую тему:
– Вы знаете новость? В определенное время суток можно слушать передачи «Свободной Германии». И что только она не передает!
– У вас в гостинице нет радиоприемников, где вы ухитряетесь слушать эти передачи? – спросил Никита Родионович, расшнуровывая ботинок.
– Да разве я позволю себе слушать передачи «Свободной Германии»! Между «Свободной Германией» и концлагерями кратчайшее расстояние.
– Тогда откуда вам известно содержание передач?
Моллер смутился. Пальцы его нервно и быстро ощупывали скатерть на столе. Ответил он не сразу, а после продолжительной паузы.
Об этом, конечно, можно бы и не говорить, но он скажет. Его хороший знакомый, вернее – его близкий товарищ, работает на городском радиоузле. Ему по долгу службы приходится все слушать, а он рассказывает Моллеру.
– Я бы порекомендовал ему не слушать того, что запрещается слушать, – довольно резко сказал Никита Родионович, – а вам не распространяться на эту тему.
Моллер встал из-за стола:
– Пожалуй, это правильно. Ну, спите, спите… Спокойной ночи! – и он быстро покинул номер.
Андрей запер дверь на ключ, прислушался, а затем открыл шкаф и вынул чемодан.
Друзья сели рядом и приложили к уху по наушнику. Андрей вставил штепсель в розетку и начал настройку приемника.
Почти каждое утро старик Вагнер проводил в своем небольшом садике. Все здесь было посажено его руками, взлелеяно и сбережено его заботами: и яблони, и сливы, и груши, и кусты крыжовника и смородины, и бархатистые газоны, и клумбы с цветами.
Прошедший год был неурожайным: почти ничего не принесли яблони, очень мало плодов дали груши и сливы. Видимо, и тут сказывалась война: негде было взять удобрения. А может быть, виноват был он сам, Вагнер. Ведь осенью он не окопал деревья, не взрыхлил около них землю, зимой не окучил их снегом, весной не подрезал. Не было времени, да и тяжело все делать одному.
Прополов грядку с редисом, Вагнер почувствовал усталость и присел на ступеньки крыльца, ведущие в дом. Как быстро тают силы… Год-два назад он мог копаться в саду в течение полдня, а вот теперь… Прошел какой-нибудь час, и уже ноет спина, чувствуется боль в каждом суставе. Старик расправил плечи, оперся плечом о косяк двери, задумался. Стар. Определенно стар. И хорошо, что судьба не забыла его совсем и послала ему хорошего помощника. Правда, чтобы оформить пребывание в доме Алима Ризаматова как военнопленного, пришлось дать взятку знакомому офицеру из комендатуры.
С улицы, со стороны фасада, дом Вагнера украшала узорчатая железная изгородь. Сам дом состоял из пяти комнат с мезонином. Все здесь было сделано так, как хотелось хозяину. Он долго обдумывал проект: расположение комнат, окон, дверей, кухни, кладовой, ванной. Когда дом был окончен, старик сказал: «Это то, о чем я мечтал». Одного не мог предусмотреть Вагнер: он проектировал с расчетом на семью в четыре-пять человек, а пришлось жить одному. Ушли от него поочередно два сына, ушла жена. Ожидать их нечего. Они ушли туда, откуда никто еще не возвратился.
У окна кладовой висела металлическая клетка. Эту клетку принес когда-то его первый сын, Отто. Он очень любил птиц. В первый весенний день Отто выносил клетки со своими пернатыми на воздух, развешивал их на стене и открывал дверцы. Прошли годы. Отто вырос, стал мужчиной, а церемония освобождения птиц повторялась неизменно из года в год.
На старом беккеровском пианино, в покрытом пылью чехле, покоилась скрипка. И, глядя на нее и на пианино, старик думал о Карле, младшем сыне, и своей верной подруге Эльзе. Как часто в тихие летние вечера, сидя в качалке на открытой веранде, слушал он мелодии Бетховена, Моцарта… Эльза была родственницей известной немецкой пианистки Софии Ментер и от нее унаследовала мастерство игры на рояле. Любовь к музыке она передала младшему сыну, Карлу… Да, все в доме напоминало о них – все, буквально все…
Вагнер погрузился в воспоминания. Солнце поднималось над садом, оно осветило дом и уже коснулось лучами огромного куста белых флоксов на клумбе, рассыпалось по дорожке, усыпанной мелким гравием…
В железную калитку резко постучали.
– Кто бы это? – проговорил вслух Вагнер и быстрыми, мелкими шагами направился к калитке.
На улице стоял незнакомый Вагнеру человек в штатском сером костюме.
– Вы Альфред Вагнер? Архитектор?
– Был когда-то архитектор, а теперь только Вагнер.
– Пойдемте со мной… у меня за углом машина…
– Куда и зачем?
Посетитель отвернул рукой борт пиджака и показал металлический значок.
…Через несколько минут машина остановилась около мрачного трехэтажного здания. На втором этаже, у двери под номером семьдесят восемь, Вагнера заставили подождать, потом любезно пригласили в комнату.
За столом сидел угрюмый и очень худой человек с бесцветными глазами. Он был поглощен чтением какой-то бумаги и не обратил на вошедшего никакого внимания. Вагнер стоял, держа в руках свою маленькую соломенную шляпу. Так продолжалось минут пять. Наконец человек оторвал глаза от бумаги, поднял голову и, кивнув в сторону кресла, произнес металлическим голосом:
– Садитесь.
Вагнер сел в кресло, положил шляпу на колени и приготовился слушать.
– Вы знаете, где находитесь?
– Вывески я не видел, но догадываюсь, – ответил Вагнер.
– Я майор Фохт.
– Очень приятно…
Улыбка искривила лицо Фохта и через секунду исчезла.
– Мы вызвали вас по делу.
Старик кивнул головой.
– Вы живете один?
– Нет. Со мной живет работник из военнопленных.
– Двое – на весь дом из пяти комнат с мезонином?
– Да.
– Вам не тесно?
Пока он, Вагнер, этого не чувствовал. Почему ему должно быть тесно?
– Мы решили поселить к вам двух человек…
– Квартирантов?
– Да, они вам будут платить за квартиру.
– Поселить независимо от того, хочу я этого или нет?
– Да, независимо.
Вагнер пожал плечами.
– Но дело не в этом… – продолжал Фохт.
– А в чем?
– Сейчас узнаете… Это наши люди. И все, что они будут делать в доме, должно умереть в его стенах. Вы поняли?
Старик немного побледнел, что не укрылось от собеседника.
– Не волнуйтесь и не стройте никаких предположений. К вам мы пока никаких претензий не имеем. Сын – одно дело, отец – другое…
Вагнер побледнел еще больше.
– Мой сын сложил голову на фронте, и мне нисколько не…
– Я имею в виду не этого сына, – резко прервал его Фохт, – а первого.
Старик опустил голову. Воцарилось молчание.
Майор вышел из-за стола и уселся напротив Вагнера. Достав из кармана кожаный портсигар, он раскрыл его и протянул старику.
Вагнер помотал головой. Он не курит.
– Я знаю, что вы курите.
Вагнер развел руками.
– У вас очень строптивый характер, – закуривая сигарету, сказал майор. – Вы принимаете близко к сердцу всякую мелочь.
Вагнер молчал.
– Вы всё прекрасно понимаете, но притворяетесь… Если вы не настроены продолжать беседу, давайте подведем итоги. Завтра к вам придут двое и скажут, что они от Фохта. Предоставьте им комнату, если можно – две. Постарайтесь объяснить соседям или знакомым, что вам дали еще двух военнопленных. Человек вы одинокий, работы по дому и на приусадебном участке много. Это подозрений не вызовет. Но… еще раз предупреждаю: все, что увидите и услышите, должно остаться при вас. Надеюсь, вы не захотите причинять неприятностей своим родственникам…
– Кого вы подразумеваете?
– Вашего племянника Рудольфа Вагнера.
Старик тяжело вздохнул и поднялся:
– Можно уходить?
– Да, только хорошо запомните, о чем мы договорились… До квартиры вас проводят.
Майор прошел на свое место и нажал кнопку. В кабинете появился человек, привезший Вагнера.
– Отвезите господина Вагнера домой, – приказал майор.
К Альфреду Вагнеру пришла беда. Старик никак не думал, что его дом, наполненный воспоминаниями о дорогих, близких сердцу людях, превратится в меблированную квартиру, в приют для лиц, пользующихся покровительством майора Фохта. Он никак не мог примириться с мыслью, что сегодня или завтра придут какие-то двое, о делах которых надо молчать, расположатся как хозяева, начнут командовать, требовать, устраивать скандалы. Они полезут в его библиотеку, станут трогать любимые книги, они будут прикасаться к вещам, которые он оберегает как святая святых.
Что это за люди? Откуда они взялись? Солдаты? Так им место в казарме. Офицеры? Так для них много квартир в центре города.
Вагнер взволнованно ходил из угла в угол. Убирать вещи из комнаты или оставить их?
Помочь некому и посоветоваться не с кем – Алима он с утра отправил на картофельное поле.
Три дня спустя Альфред Вагнер и его работник сидели в кабинете над небольшой ученической картой Европы, лежащей на столе. За июнь и часть июля союзники овладели многими французскими городами.
– Часы истории отбивают свое время, – сказал Вагнер, – дело идет к развязке. Это понят