ленький человек раз, другой нажал кнопку звонка. Сквозь узкие щели в ставнях тоненькими полосками начал пробиваться свет.
За дверью раздался дребезжащий, старушечий голос:
– Кто там?
– Это я, тетушка. Раджими.
Загремел тяжелый засов, щелкнул ключ во внутреннем замке, и дверь открылась.
Раджими и его спутник вошли.
– Вот, тетушка, мой старый друг по Самарканду, о котором я вам говорил, – представил Раджими своего спутника. – Казимир Станиславович Заволоко… (Рослый любезно раскланялся.) Он у вас поживет некоторое время.
– Пожалуйста, пожалуйста, я уже все приготовила. – Лица старухи не было видно – она закрывала его широким рукавом платья.
Кроме нее, в доме никто не жил.
Старуха вела жизнь замкнутую, на улицу почти никогда не показывалась, а если и выходила, то в парандже, закрывавшей, по старому мусульманскому обычаю, ее лицо черной сеткой. Гостей старуха не принимала, да к ней никто и не напрашивался. Ежедневно с утра в доме появлялась пожилая женщина. Она приходила с продуктами и овощами и часов до пяти хозяйничала: приготовляла завтрак и обед, убирала комнаты, стирала белье. Потом она уходила, чтобы прийти на следующее утро.
Изредка, главным образом весной и осенью, появлялся старик-садовник. Несколько дней он возился с окучкой и подрезкой деревьев, выравнивал единственную дорожку, ведущую от калитки к дому, приводил в порядок клумбы, сажал цветы.
В обычные дни в доме царила тишина.
Появление постороннего мужчины явилось чрезвычайным событием в однообразной жизни старухи. Два дня она провела в хлопотах: перетаскивала лучшую утварь в отведенную временному жильцу комнату, выбивала ковры и одеяла, протирала стекла в окнах.
Казимир Станиславович был доволен отведенной ему комнатой. Особенно ему понравилась венская качалка.
Раджими приходил к гостю только по ночам, и тогда они подолгу беседовали.
Казимир Станиславович сидел обычно в качалке с подушкой под головой, Раджими – в низеньком, глубоком и удобном кресле.
На шестой день после своего вселения Казимир Станиславович спросил Раджими:
– А как обстоят дела с документами, интересующими наших шефов?
– Могу доложить, – изъявил готовность Раджими.
Он пододвинул свое кресло к качалке и, наклонившись вперед, потер свои узкие руки с тонкими пальцами.
Казимир Станиславович курил, откинувшись головой на подушку.
– Вначале я мало надеялся на возможность выполнения этого поручения, – заговорил Раджими тихим, вкрадчивым голосом, – но потом, когда неожиданно открылись новые обстоятельства, я сообщил, что цель будет достигнута. Могу вам коротко изложить…
– Только не коротко, – прервал его гость. – Наоборот, как можно подробнее, чтобы я все понял. Это, пожалуй, главная причина моего приезда сюда.
Раджими часто закивал головой в знак согласия и продолжал:
– Тогда мне придется вернуться к далекому прошлому… Вы должны помнить, что в Самарканде рядом с магазином моего отца жил владелец одного из хлопкоочистительных заводов. У него была единственная дочь, тогда еще девчурка, по имени Соня. Она часто приходила к нам в магазин с матерью, отличалась общительностью и всем нравилась. Постепенно Соня превратилась в хорошенькую девушку и примерно лет в девятнадцать вышла замуж. Как говорили все, удачно. Муж ее, человек в годах, бывший представитель германской фирмы по переработке кишок, слыл богачом. Я от кого-то слышал, что он попался на валютных операциях и угодил в тюрьму.
Время бежало, я забыл о существовании Сони. И как-то в начале этого года меня перед входом в кино остановила незнакомая женщина: «Здравствуйте! Не узнаёте?»
Я признался, что не узнаю. Тогда она назвала себя. Это была Соня. В короткой беседе она подтвердила, что первый муж осужден, что она вышла замуж вторично. На этом наш разговор окончился. А месяца два спустя тетушка сообщила, что приходила Соня, очень расстроенная, хотела повидать меня и обещала зайти в воскресенье.
Женщина действительно пришла. Она взволнованно объяснила, что сложившиеся дома обстоятельства вынуждают ее заложить свои ценности, перешедшие ей по наследству от бабушки. Соня рассчитывала на мою помощь. Она якобы ни к кому другому не обращалась. Я поинтересовался, какая сумма денег ей необходима. Она назвала большую сумму – двадцать пять тысяч. Я согласился. У меня были и есть люди, которые смогут ссудить такую сумму под известный процент. Соня оставила мне ценности и даже не попросила расписки. Тут были браслет с пятью бриллиантовыми камушками, по карату белой воды в каждом, бриллиантовый кулон в платиновой оправе, серьги и три золотых кольца.
Деньги я дал Соне на месяц. Она их вернула своевременно, взяла ценности, а через неделю появилась вновь. Ей понадобились еще двадцать пять тысяч. Я помог вторично. Получилось так, что деньги я должен был принести ей на квартиру сам. Я принес и там познакомился с ее мужем, Марком Аркадьевичем Мейеровичем. И как бы вы думали, кем он оказался?
Заволоко пожал плечами.
– Он оказался, – сказал важно и медленно Раджими, – коммерческим директором того самого завода…
– Который нам нужен? – перебил Заволоко.
– Совершенно верно, – подтвердил Раджими.
Казимир Станиславович энергично поднялся с качалки и оттолкнул ее ногой.
– Так это же на редкость удачно! – сказал он.
– Я тоже так думал, – умильно улыбнувшись, согласился Раджими, – а поэтому и сообщил, что цель может быть достигнута.
Заволоко заходил по комнате.
– Ну, и что за тип этот… как вы его назвали?.. – Заволоко пощелкал нетерпеливо пальцами.
– Мейерович, – подсказал Раджими.
– Ну да… Что он собой представляет?
Раджими не торопясь, степенно и спокойно доложил, что в прошлом Мейерович был агентом зингеровской фирмы и побывал за границей в разных странах. С установлением советской власти начал работать в хозяйственных организациях и с некоторого времени занял должность коммерческого директора машиностроительного завода.
– А его взгляды? – поинтересовался Казимир Станиславович.
– Он беспартийный. Никогда ни в какой партии не состоял. Делец. Проигрывает массу денег в карты, и, конечно, не из своего жалованья.
– Возраст? – спросил Заволоко.
– Точно не скажу, но, во всяком случае, моложе меня и немного старше вас.
– На какой срок вы ссудили деньги?
– На два месяца.
– Когда срок истекает?
– Два дня, как истек.
– А вы уверены, что деньги нужны именно ему, а не жене?
Раджими приложил руку к сердцу и склонил голову.
– Твердо уверен, – сказал он. – А на днях вы убедитесь.
– Когда его жена обещала принести деньги?
– За деньгами я должен сходить сам, – пояснил Раджими. – Я не хочу, чтобы она сюда приходила.
– Не вижу необходимости затягивать дело, – произнес Казимир Станиславович. – Вы с ним говорили о документах?
– Я ожидал вашего приезда. Надо было посоветоваться…
Гость встал и посмотрел на Раджими сверху вниз.
Да, с возрастом Раджими стал не в меру осторожен. Отчасти это правильно, и ругать его не следует. Спешка в серьезных делах недопустима, но…
– Если вы уверены, что денег у них нет, – медленно, с расстановкой проговорил Казимир Станиславович, – не откладывайте разговор и берите за горло. Церемониться нечего.
– Я и не думаю, – возразил с улыбкой Раджими, – но хочу предварительно узнать, зачем им нужны деньги.
– Умная мысль, дельная мысль, – одобрил Заволоко. – Попытайтесь узнать… А теперь скажите, как мне повидаться с Ожогиным.
– Когда бы вы хотели?
– Завтра.
Раджими задумался на несколько минут, пригладил рукой свою коротенькую бородку, поморщил лоб. Он считал, что первую встречу можно провести вне дома.
– Вы намерены долго с ним беседовать?
– Нет, – ответил Казимир Станиславович. – Пять, максимум десять минут.
– Отлично. Тогда устроим так. Вы помните здание телеграфа? Я вам показывал.
– Помню.
Казимир Станиславович Заволоко уже неплохо ориентировался в городе.
– Без пяти восемь вы подойдете к телеграфу. Увидите машину Абдукарима. Садитесь в нее. Ровно в восемь в машину сядет Ожогин.
– А Абдукарим? – поднял брови Заволоко.
– Абдукарим в это время будет со мной в чайхане. Я его займу минут на пятнадцать – двадцать.
– Можно и так, – согласился Казимир Станиславович. – Не забудьте только повесить на машину номер, известный Ожогину.
…На другой день Никита Родионович получил телеграмму за подписью «Рами». Телеграмма гласила:
«У меня сегодня день рождения. Буду рад вас видеть в половине восьмого».
Точно в срок Ожогин явился на квартиру Раджими. Раджими вынул толстые карманные часы и, глядя на циферблат, произнес мягко, но в то же время требовательно:
– Ровно в восемь, ни раньше, ни позже, подойдите к телеграфу и садитесь в машину Абдукарима. В вашем распоряжении двадцать восемь минут. Хватит?
– Вполне.
Сумрак окутывал город, сгущался. На небе зажглись первые звезды. Когда Ожогин достиг телеграфа, совсем стемнело. Большой циферблат висячих часов показывал без трех минут восемь.
Знакомая машина стояла на месте. Никита Родионович подошел к ней сзади, открыл дверцу и сел. Лишь спустя минуту, когда машина пересекала мост через канал, Ожогин вгляделся в шофера и понял, что за рулем сидит не Абдукарим. Это удивило и взволновало Никиту Родионовича. Он вторично посмотрел на шофера, и сердце его похолодело: на месте шофера сидел плотный мужчина без головного убора, в темных очках. Что-то очень знакомое было в его фигуре.
– Значит, не узнаете или не хотите узнавать? – произнес незнакомец, и его голос заставил Ожогина вздрогнуть.
Никита Родионович молчал.
Машина выехала на широкую асфальтированную улицу, прижалась к тротуару, под густую тень раскидистых деревьев, и плавно остановилась.
– Ну, здравствуйте! Не узнали? Не ожидали старика Юргенса? – и шофер снял очки.