Никита Родионович все еще молчал.
На месте шофера сидел плотный мужчина без головного убора, в темных очках
– Удивлены? – рассмеялся Юргенс и положил тяжелую руку на плечо Ожогина.
Только теперь Никита Родионович пришел в себя.
– Удивлен – это не то слово. Поражен… Сражен… – проговорил он. – Ведь я сам лично, да и не я один видел, как везли гроб с телом Юргенса на кладбище, как опускали в могилу, как засыпали землей, как плакала жена…
Юргенс снова рассмеялся:
– Со мной произошло такое же приключение, как с Иисусом Христом. Разница лишь в том, что тот воскрес до похорон, а я после… Ну, давайте поздороваемся. – И он пожал руку Ожогина. – Вы не рады видеть меня?
– Очень рад… но все это у меня не укладывается в голове.
– Я тоже рад, что вы здоровы, – продолжал Юргенс. – Понимаю ваше состояние, и поговорим мы после. Сейчас я не располагаю временем и хочу лишь обременить вас маленьким поручением… Запомните одно: Юргенса нет. Юргенс мертв для всех. Есть теперь лишь Заволоко Казимир Станиславович, выходец из Западной Украины, человек, интересующийся восточным фольклором… Поняли?
– Я всегда вас понимал, – ответил Ожогин.
– Прекрасно. Так вот, меня интересует в данное время коммерческий директор машиностроительного завода. Поинтересуйтесь им и выясните, каково политическое и общественное лицо этого господина.
– Когда вам это нужно?
– Через два-три дня, не позже.
– Постараюсь.
– Ну, а теперь до свиданья. Раджими вас найдет. Кстати, запомните: Раджими – свой человек. Ему можно верить во всем. Если бы не он и… – Юргенс сделал небольшую паузу, – и не вы, то я бы, пожалуй, не рискнул появиться в этих краях… Ну, всего лучшего! До скорой встречи…
Ожогин вышел. Загудел мотор. Машина круто повернула и через минуту скрылась.
…Юргенс не спал. Он сидел в удобной качалке и предавался размышлениям. Как поразился встрече с ним Ожогин! После дня его «смерти» прошло без малого три года. Вообще все получилось тогда неплохо. Он сам подбирал вместо себя покойника. Это было делом нелегким: пришлось облазить чуть не все госпитали, больницы, морги, прежде чем удалось найти подходящий труп. Остальное уже не составляло труда.
Жена Юргенса вздрагивала от одной мысли, что ее Карл будет числиться в покойниках, но потом смирилась. А на другой день после похорон Юргенс посетил кладбище, даже сфотографировал «свою» могилу.
Да и мало ли что случалось в жизни! Вот сегодня он сказал Ожогину, что Раджими – верный человек и что не будь его, он не рискнул бы показаться здесь. Юргенс не добавил: «показаться вторично». Ожогину этого знать не следовало.
Карл Юргенс родился в 1891 году. Отец его был полковником артиллерии. По окончании юнкерского училища Юргенса отправили на фронт и вскоре назначили организатором опорного разведывательного пункта и прикомандировали к штабу корпуса австро-венгерской армии. Это было в 1914 году. С этого времени Юргенс стал разведчиком.
21 августа 1914 года совершенно неожиданно на расположение австрийцев обрушились гвардейцы одной из дивизий Преображенского и Семеновского полков. Юргенс попал в плен. Война для него окончилась.
В числе других пленных он попал в один из городов Средней Азии. Военнопленные пользовались там относительной свободой – отпускались до вечерней поверки из лагеря в город. Многие нашли себе занятия, каждый по своей профессии.
В пятнадцатом году Юргенс познакомился с сыном владельца мануфактурного магазина Раджими. Подвижной и предприимчивый, он уже в те годы смело и безнаказанно проводил через границу и обратно контрабандистов. Раджими помог Юргенсу бежать из плена. Заручившись письмом одного из сановников эмира бухарского к купцам в Кабул, он повел Юргенса по пути, уже пройденному такими же беглецами значительно ранее.
Юргенс хорошо помнит этот путь. Помнит темную ночь, быстрые и капризные воды Аму-Дарьи… Каюк, переправу, афганский берег… Пограничный пункт… Ночевку и переход до города Мазар-и-Шериф. Ночевали в полуразвалившихся караван-сараях. Грязь, вонь, теснота, насекомые… Сухие лепешки, тут, урюк, кок-чай…
В Мазар-и-Шерифе отдыхали двое суток, потом, в сопровождении двух конвоиров, взяли путь на Кабул, через Ташкурган и Кундуз-Дарью.
Каменная пустыня, скалистые стены, ущелья и теснины, подъемы и спуски, дикая, неведомая природа Гиндукуша – и, наконец, перевал, который поднял их на высоту трех с половиной тысяч метров…
И только на подходе к городу, название которого в переводе означает «цветок весны», стало веселее на душе: вдоль дороги появились богатые фруктовые сады, виноградники.
С Раджими Юргенс расстался в Кабуле. Минуло тридцать лет, и вот они встретились вновь.
«Да, Раджими – верный человек, – еще раз подумал Юргенс и начал раздеваться. – С ним не пропадешь».
Юргенс и Раджими сидели на веранде, укрытой зарослями хмеля. Вечерело. Со двора тянуло смешанным запахом мяты и табака.
– Скоро осень, – произнес Юргенс, нарушая деловой разговор.
Раджими удивленно посмотрел на него, приподнял брови, поморщил лоб, но промолчал.
– Вы помните ту осень, в Кабуле?
– Помню, – не понимая, к чему клонит собеседник, ответил Раджими.
Он ждал, что скажет об осени в Кабуле Юргенс, но тот внезапно заговорил о другом:
– Так что вы хотите предпринять насчет Абдукарима?
– Он ведет себя подозрительно.
– То есть?
– Саткынбай опасается его, боится предательства. Он уже два раза докладывал о нем.
– А ваше мнение?
– Точно такое же.
Раджими пояснил. Взгляды Абдукарима изменились, он уклоняется от выполнения поручений, от денег, намекает, что в недалеком будущем Саткынбаю, возможно, придется искать другую квартиру.
– Это еще ничего не значит, – заметил Юргенс. – Абдукарим по природе человек угрюмый, необщительный…
– И непостоянный, – добавил Раджими.
– А поэтому лучшего от него и нельзя ожидать, – продолжал свою мысль Юргенс. – Беда может прийти с другой стороны. А вы и Саткынбай этого недооцениваете.
Раджими насторожился, прищурил глаза.
– Как зовут старика, которому Саткынбай разболтал все, а тот выгнал его из дому?
– Ширмат.
– Вот с такими типами шутить нельзя. Он где-нибудь сболтнет о визите Саткынбая, тогда все пропало.
– Согласен, – заметил Раджими, – но полагаю, что Абдукарим более опасен, так как знает не только Саткынбая, но и меня и Ожогина. Он возил вас…
– Но ведь он не догадывается, кто я.
– Не важно. Зато он знает мой дом, он возил меня к Ризаматову и видел его.
– О чем же вы думали раньше? – вспылил Юргенс, но тут же сдержал себя и уже спокойным, нравоучительным тоном добавил: – Нельзя было действовать так неосторожно и вверять свою судьбу и судьбу всего дела какому-то проходимцу. Что, у вас в городе мало машин?
– Виноват Саткынбай.
– Саткынбай глуп! – опять повысив тон, сказал Юргенс. – Но не он же руководит вами, а вы им. Что же вы смотрите!
Раджими нервно теребил свою бородку. Оправдываться он не хотел, да и чего оправдываться, когда ясно, что допущена оплошность. Он думал сейчас о другом: как выйти из положения.
– Проверьте Абдукарима, – подумав, произнес Юргенс. – Поручите ему… э… старую рухлядь Ширмата. И сразу станет ясно, наш человек Абдукарим или не наш.
Выражение лица Раджими стало напряженным. Да, он сам до этого бы не додумался.
– Мед вам в уста, дорогой друг, за хороший совет! – проговорил он почтительно.
Юргенс смягчился.
– Пусть займется этим Саткынбай, – сказал он, – сами не ввязывайтесь.
Саткынбай злорадствовал, предвкушая удовольствие, которое он испытает от предстоящего разговора с Абдукаримом. Пусть теперь он попытается выкрутиться, отмолчаться или отделаться ничего не говорящими словами! Не выйдет! Саткынбай действует не от своего имени, а от имени Раджими. А Абдукарим побаивается Раджими, в этом Саткынбай уже убеждался не раз.
Саткынбай долго ломал голову, как поступить с Ширматом. Опытный провокатор, прошедший гитлеровскую выучку, он отлично понимал, что одно дело – дать поручение и совершенно другое дело – выполнить его. Нельзя было не считаться с характером Абдукарима. На то, на что способен он, Саткынбай, не способен Абдукарим. Для Абдукарима надо все подготовить, создать необходимые условия. И Саткынбай спешил выполнить задуманный план.
В эту ночь он лег во дворе, чтобы проснуться пораньше и не прозевать уход Абдукарима на работу. Абдукарим обычно уходил из дому в восемь утра. Однако, несмотря на принятые меры, Саткынбай чуть было не проспал. Раскрыв глаза, он увидел, что Абдукарим уже сидит под шелковицей и пьет чай.
Нельзя было терять ни минуты. Саткынбай быстро вскочил, оделся, бросился в дом и возвратился оттуда со свертком в руках.
– К тебе поручение есть, – сказал Саткынбай, садясь против Абдукарима. – Серьезное.
– Что за поручение? – спросил Абдукарим, не глядя на друга.
– Вот, – Саткынбай положил перед Абдукаримом на край столика сверток. На газетной бумаге проступали большие масляные пятна. – Отвези Ширмату и скажи, что прислал Вахид Ахматов. Это его старый приятель.
Абдукарим нахмурился.
– Для чего это? – угрюмо спросил он.
– Я тебе все скажу, – Саткынбай пристально поглядел в глаза другу. – Ширмат, старый шакал, любит «казн». Тут целых полкило, – Саткынбай придавил сверток рукой. – Колбаса, так сказать, с начинкой… Ширмат – ненадежный человек, он может погубить нас всех… Так советует Раджими. Понял? Отдай сегодня, и пораньше. А то начинка выдохнуться может.
Глаза Абдукарима округлились и стали больше обычного. Он отодвинул от себя страшный сверток и встал.
– Зачем ты меня впутываешь в эту историю? – спросил он. В руке он все еще держал пиалу с недопитым чаем, и рука его дрожала.
Саткынбай деланно расхохотался:
– Что? Струсил?