– Друг, – сказал он мягко, – не мучь себя. Я всегда делал так, как говорил ты, а теперь послушай меня.
Раджими встал и направился к выходу.
– Если нужны деньги, – торопливо проговорил Убайдулла, – я дам, сколько могу.
– Нет, денег мне не надо. На обратный путь у меня есть, а там – воля Аллаха…
– Не падай духом. На родной земле всегда лучше, чем там, – и Убайдулла многозначительно кивнул головой.
Раджими посмотрел на дверь, постоял с минуту молча, будто обдумывая свое решение, потом твердо произнес:
– Да будут твои слова счастливыми!
Хозяин проводил гостя до калитки и тепло простился с ним.
Если бы Раджими все свои надежды возлагал только на длинноногого Убайдуллу, он не рискнул бы появиться в этих краях, не привез бы сюда Юргенса.
Раджими направился в противоположный конец кишлака, где жил Джалил.
Джалил был глуховат на оба уха, сам никогда не носил контрабанду, но всегда имел двух-трех верных людей, которыми распоряжался как хотел. Раджими его услугами не пользовался, так как считал Убайдуллу человеком более надежным, но теперь мог пригодиться и Джалил.
Джалил разбудил жену и начал угощать позднего гостя.
Ели молча, незаметно, исподлобья поглядывая друг на друга, думая каждый о своем. Раджими решил отдохнуть, поесть и только тогда говорить о деле. А Джалил из вежливости ждал, пока заговорит гость.
Когда наконец Раджими, выпив пять пиал чаю и плотно закусив, сказал, зачем он пришел, Джалил коротко ответил:
– Подумаю. Думать надо.
Сколько ни пытался Раджими вызвать хозяина на более откровенный разговор, тот неизменно отвечал:
– Думать надо.
Раджими так и не смог вытянуть у Джалила другого ответа.
Улегшись на ватные одеяла, он стал ждать. Хозяин тоже лег и быстро уснул. В комнате стало тихо. Утомленный за день Раджими задремал, но вскоре проснулся: показалось, что кто-то ходит по комнате. Он посмотрел на постель Джалила: она была пуста. «Ушел», – мелькнула мысль. Раджими поднялся и подошел к приоткрытой двери. Тишина… Чуть слышно донесся голос Джалила из другой комнаты:
– Иди быстрее и сейчас же возвращайся.
Заговорила женщина, по-видимому, жена хозяина:
– Запри дверь на замок и сторожи… Зачем лег с ним в одной комнате?
Раджими мгновенно сдернул с гвоздя халат, бесшумно, точно ящерица, юркнул в дверь и крадучись поспешил вон со двора.
Остался один Бахрам-ходжа, но до него – добрый десяток километров. Поспеть бы только до рассвета!
Раджими шел, с каждым шагом теряя веру в успех дела, и сердце его все более ожесточалось.
– Уйду отсюда и не вернусь больше! – шептал он сквозь зубы. – Будь проклят тот день, когда я согласился остаться здесь!
Уверенности в том, что выручит Бахрам-ходжа, было мало, но Раджими шел к нему, шел потому, что другого выхода не было. Может быть, Бахрам-ходжа все-таки выручит. Он человек другого покроя. Он всю жизнь был имамом, другом отца Раджими, вместе с ним хаживал в Мекку. Бахрам-ходжа знает в горах все тропы. Если Бахрам-ходжа и откажет в помощи, то никогда не предаст.
На востоке гасли звезды, бледнело небо, когда Раджими достиг цели. В дом Бахрам-ходжи он вошел без опаски, но и без надежд.
Имам уже встал. Лицо его, испещренное глубокими морщинами, походило на ореховую скорлупу; узкая, длинная борода достигала поясного платка.
Но Бахрам-ходжа был еще бодр, ходил твердой походкой, шутил, в его голосе и жестах чувствовалось душевное спокойствие.
– С глазами только плоховато, – пожаловался он.
Эго заметил и Раджими. Глаза имама слезились, он то и дело вытирал их.
Вспомнил Бахрам-ходжа и своего друга – отца Раджими.
Дом имама свидетельствовал о довольстве. Комнаты были устланы мягкими коврами, кругом – пышные одеяла, подушки, в стенных нишах много посуды.
Раджими подумал, что служить Аллаху не так уж плохо.
Начинать разговор сразу о деле было неудобно. Это не Убайдулла и не Джалил, это имам – почетный человек, трижды побывавший в Мекке. Он может и обидеться. Надо было терпеливо слушать хозяина.
А старик перебирал прошлое, называл давно забытые имена.
Солнце уже залило двор ярким светом, когда сели за еду. Масло, каймак[3], сахар, кишмиш, лепешки из белой муки, ароматное баранье мясо, виноград…
«Велик и милостив Аллах, и нет конца его щедротам», – вспомнил Раджими и впервые за сутки улыбнулся своим мыслям.
О деле говорили после сытной еды, попивая чай. Имам внимательно выслушал гостя, но вести его сам через границу не согласился.
– Пойдете одни, а дорогу укажу я, – сказал он.
Раджими был рад и этому: другого выбора все равно не было.
– А туда, на ту сторону, я дам письмо Мамед-ходже, он приютит и позаботится обо всем. Мамед-ходжа состоит при гробнице великого имама Резы, и у него много верных шиитов. Он знал твоего отца. Втроем ходили мы в Мекку…
Хорошее настроение возвращалось к гостю. Имам говорил спокойно, уверенно, и Раджими казалось, что все уже осталось позади: и тревога за завтрашний день, и боязнь провала – все-все… Он уже видел себя мысленно в чужом далеком городе, где таким людям, как он, – почет и уважение.
– Только не мешкайте, – предупредил Бахрамходжа, – через два дня надо отвозить корм скотине на ферму. Повезу я сам и захвачу вас.
Мейерович с женой целый день томились от безделья и ожидания. Строго соблюдая указания Раджими, они даже не выглянули со двора на улицу.
Когда совсем стемнело, в дверь постучали. Это были Раджими и Юргенс. Хозяин стал торопливо зажигать лампу. Комната осветилась.
– Знакомьтесь, – произнес Раджими. – Это мой друг. Ваша судьба в его руках.
Юргенс назвал себя Казимиром Станиславовичем, любезно пожал супругам руку и уселся на поданный стул. Сверток, находящийся у него, он передал Раджими, а сам попросил разрешения закурить.
Мейерович с любопытством рассматривал нового знакомого. Внушительная внешность его, уверенный голос, манера держать себя производили хорошее впечатление. «С таким не пропадешь», – подумал он.
Жена выбежала из комнаты и возвратилась с вазой, наполненной виноградом.
– Прошу, угощайтесь, – предложила она и внимательно посмотрела на гостя. Ее мнение совпало с мнением мужа.
– Спасибо, успеем, – поблагодарил Юргенс и с улыбкой добавил: – Давайте прежде поговорим… Документы в порядке? – обратился он к Мейеровичу.
– Да-да, – поспешно ответил тот.
– Они при мне, – пояснила жена, – все время при мне.
– Это не совсем удобно, – сказал Юргенс. – Передайте их Раджими. Сегодня ночью все решится, – заключил он, поглядев на часы. – Последнее, что от нас требуется, – это продумать все так, чтобы лишить возможности ваших земляков причинить вам неприятности в дальнейшем.
Мейерович широко раскрыл глаза: ему было непонятно, о какой неприятности может идти речь.
– Я вам сейчас объясню, – продолжал Юргенс. – Исчезновение документов, очевидно, уже вызвало переполох. Не исключена возможность, что ваши недоброжелатели нападут на ваш след… ну, допустим, через неделю, через две… и тогда вы можете оказаться в неудобном положении, даже находясь за границей. Ведь за растраченные вами государственные средства Советы могут обратиться к соседней державе с требованием выдать уголовника. Поэтому нам надо что-то придумать.
Мейерович побледнел.
– А если они на той стороне назовутся вымышленными именами? – подсказал Раджими.
– Не подходит! – отрезал Юргенс. – Будет еще хуже.
Раджими нахмурил лоб и теребил бородку. Соня смотрела на него с надеждой.
– Есть идея! – почти вскрикнул Раджими. – Надо пустить слух, будто Марк Аркадьевич и его жена, попав в безвыходное положение, покончили счеты с жизнью.
– Идея хорошая, – ответил Юргенс, – но как и через кого вы пустите подобный слух? Какие доказательства, кто поверит одним слухам? Я предложу другое. Пусть Марк Аркадьевич напишет записку, в которой сообщит, что он и его прелестная супруга ушли из сего мира, а записку подбросим на завод.
– Да, это лучше, – согласился и Мейерович и достал автоматическую ручку.
– Пишите, я буду диктовать, – предложил Юргенс. – «Имея большую вину перед государством, которую ничем не искупить, мы решили умереть. Прощайте…» Вот так, подписывайтесь.
Супруги поставили подписи и вручили письмо Раджими.
– А теперь я не прочь выпить бокал хорошего вина за ваши предстоящие успехи, – сказал Юргенс. – У нас в распоряжении около часа.
Раджими взял с подоконника сверток, развернул его и поставил на стол бутылку.
Юргенс открыл ее.
– Я думаю, что в самое ближайшее время мы получим возможность выпить в другой обстановке, – сказал он, разливая вино по стаканам. – И если я предложу сейчас тост за нашего верного друга Раджими, то, я надеюсь, вы ко мне присоединитесь.
Все подняли стаканы. Вдруг Юргенс прислушался и повернул голову к двери:
– Кажется, за дверью кто-то ходит…
Супруги переглянулись. Жена Мейеровича поставила стакан, подошла к двери и выглянула наружу.
Юргенс посмотрел на Марка Аркадьевича:
– Неплохо было бы занавесить окна.
Мейерович торопливо встал и принялся занавешивать окна.
Раджими убавил огонь в лампе и, торопливо выплеснув вино под стол, поднес пустой стакан к губам. То же проделал и Юргенс.
Через минуту женщина вернулась.
– Во дворе никого нет, – сказала она, усаживаясь за стол.
– Тогда все в порядке. Осторожность никогда не мешает, – пояснил Юргенс. – Глупо споткнуться на последнем шаге. Итак, за успех! Очередь за вами, – сказал он, держа в руке пустой стакан.
Супруги чокнулись и опорожнили стаканы.
Через несколько минут дверь домика открылась, и из него вышли Юргенс и Раджими.
– Быстрее, – тихо сказал Юргенс. – Через полчаса они будут покойниками.
К спутнику Раджими Бахрам-ходжа отнесся с уважением и любопытством. Старый имам видел много людей на своем веку, и ему не надо было объяснять, что Казимир Станиславович – «свой» человек. Он это понял сразу, как только Раджими ввел Юргенса к нему в дом, понял по едва заметным признакам, на которые кто-либо другой и не обратил бы внимания.