Конечно, наблюдаемая несогласованность при вынесении приговоров может быть частично объяснена индивидуальными особенностями судей, однако это лишь малая часть всей картины. Основная причина непоследовательности приговоров заключается не в капризных судьях, – просто эта непоследовательность заложена в саму идеологию выбора меры наказания.
Законодательство в отношении мер наказания – это ад кромешный
Слушания по вынесению приговора можно условно разбить на три этапа: сначала обвинитель перечисляет факты относительно того, что подсудимый сделал, обращая внимание суда на соответствующие правовые аспекты и нормативы, – обратите внимание, что, в отличие от Штатов, обвинитель не начинает активно требовать максимально возможного наказания, равно как и нет «сделок о признании вины», на основании которых судья мог бы одобрить приговор, на который между собой согласились стороны. Вторым этапом является выступление адвоката защиты, который ходатайствует о смягчении приговора, указывая смягчающие обстоятельства, связанные как с составом совершенного преступления, так и с личностью или жизненными обстоятельствами ответчика, тем самым пытаясь склонить судью к самому мягкому возможному приговору. Третий этап – судья выносит приговор.
Пытаться разобраться в мерах наказания – это все равно что бесцельно бродить по просторам свалки уголовного правосудия.
Третья часть кажется сама по себе довольно простой. Но это не так. Вынося приговор преступнику, судья не просто берет из воздуха число, ударяет несуществующим молотком (ранее упоминалось, что в британском судопроизводстве нет молотков, что не мешает продвигать этот образ в СМИ и поп-культуре) и повелевающим голосом приказывает: «Забирайте его». Законы и устанавливаемые ими процессуальные нормы в этом плане ужасно и без надобности запутанные.
Пытаться разобраться в мерах наказания – это все равно что бесцельно бродить по просторам свалки уголовного правосудия. Законодательные акты нагромождаются один на другой. Подзаконные акты с названиями, никак не связанными с вносимыми ими поправками в первоначальные законы, а также недодуманные, недоделанные, наполовину отмененные детища некоторых из наших самых бестолковых политиков разбросаны повсюду вокруг, уходя куда-то за горизонт. Многие сотни законоположений занимают в общей сложности, по самым скромным оценкам, более 1300 страниц (12). Если кому-либо захотелось найти символ отчаяния, порожденного работой безнравственного, гоняющегося за громкими заголовками правительства, кутящего в оставленных им руинах, то вряд ли бы ему удалось найти что-то более подходящее, чем законодательство о мерах наказания.
И это лишь каркас: посчитанные страницы не включают сотни листов директив по мерам наказания и тысячи постановлений Апелляционного суда, в которых судьи могут найти все необходимые подробности.
Таким образом, задача вынесения приговора – дело чрезвычайно сложное. Существует целая куча мер наказаний, у каждой из которых свои квалифицирующие критерии, начиная от предписания погашения задолженности и штрафов и заканчивая общественными работами и лишением свободы с немедленным вступлением в силу приговора или с отсрочкой исполнения наказания. Бывает обязательный пожизненный приговор, автоматический пожизненный приговор (не одно и то же), дискреционный пожизненный приговор, продление срока тюремного заключения (причем с каждым новым продлением связаны свои собственные запутанные положения, касающиеся даты освобождения заключенного), особые приговоры для «вызывающих особые беспокойства преступников», распоряжения о принудительной госпитализации (с ограничениями или без), а также обязательные минимальные тюремные заключения – вот лишь некоторые примеры. И это мы еще не затронули дополнительные судебные предписания, – одни дискреционные, другие обязательные, – которые привязаны к определенным правонарушениям: временное лишение водительских прав, отметка в водительских правах о совершенном нарушении, штрафные баллы для водителей, повторная сдача расширенных экзаменов на права, судебные запреты, постановления о предупреждении сексуального насилия, постановления о предупреждении серьезных преступлений, постановления о компенсации вреда, дополнительные финансовые постановления, постановления о конфискации (как минимум три разновидности), постановления об изъятии имущества, постановления о потере права выкупа залогового имущества, постановления об усыплении собак, постановления о преступном поведении, постановления о неспособности исполнять обязанности директора фирмы, рекомендации к депортации, постановление о зачтении времени, проведенного под залогом с соблюдением комендантского часа, постановления об обязательной компенсации дополнительных издержек (с головокружительным количеством различных сумм, в зависимости от вынесенного приговора и даты совершения преступления) (13). И это лишь преступления, совершенные совершеннолетними, – законодательство может похвастаться своим собственным набором в выборе меры пресечения для несовершеннолетних (пожалуй, еще более запутанных) накладывающихся одно на другое положений.
В 2012 году специалист по мерам наказания Роберт Бэнкс изучил 262 случайным образом отобранных дела, рассмотренных Апелляционным судом, и обнаружил, что в 95 из них – то есть в 36 % – Королевским судом был вынесен незаконный приговор.
Комиссия по законодательству – законодательно утвержденный независимый орган, которому поручено заниматься исследованиями и публикациями рекомендаций для потенциальных правовых реформ, в 2015 году лаконично сформулировал: «Понять закон обывателю на практике невозможно» (14).
Я уже сбился со счета, сколько раз мои подзащитные пялились на меня недоумевающими глазами, пока я пытался объяснить как можно более простыми словами потенциально грозящий им приговор. С учетом того, сколько всего зависит от приговора, – от вероятности получить тот или иной приговор зачастую зависит, будет ли подсудимый признавать вину, – просто возмутительно, что закон словно нарочно настолько непостижим для тех, кому понимать его нужнее всего.
И недоумевает не только общественность. Адвокаты и судьи тоже частенько оказываются в тупике. В 2012 году специалист по мерам наказания Роберт Бэнкс изучил 262 случайным образом отобранных дела, рассмотренных Апелляционным судом, и обнаружил, что в 95 из них – то есть в 36 % – Королевским судом был вынесен незаконный приговор. Речь шла не о том, что Апелляционный суд счел приговор слишком суровым, – в каждом таком деле судья сделал нечто неправомерное либо же, наоборот, не сделал того, что требовал закон. Не все эти дела были пересмотрены благодаря барристерам, набросавшим основания для апелляции, – многие ошибки остались и ими не замеченными, и были выявлены лишь собственными адвокатами Апелляционного суда (15).
В рамках одного дела в Высоком суде 2010 года, касавшегося даты освобождения находящихся под стражей заключенных, господин судья Миттинг сделал наблюдение:
[Объяснить смысл приговора и даты освобождения] «невозможно. Настолько невозможно, что на объяснение соответствующих законоположений мне, профессиональному судье, потребовалось время с двенадцати дня до без пяти двенадцати вечера… Данная ситуация вызывает у меня… крайнее отчаяние. Неприемлемо, чтобы в правовом государстве было почти невозможно понять из существующих законоположений, что тот или иной приговор означает на практике» (16).
Лорд Филипс из Верховного суда пошел еще дальше, заявив: «Проблема толкования закона, связанная [с этими положениями], – это ад кромешный» (17).
Конечно, от судьи требуется объяснять причины и практическое значение выносимых приговоров «простым языком» (18), однако от этого мало толку, если суд сам с трудом понимает, что происходит. И эта путаница подрывает основополагающие принципы открытого правосудия. Нет никакого смысла открывать двери судов для широкой публики, если обсуждаемое законодательство даже сами адвокаты толком не понимают. Неудивительно, что, когда я спрашиваю истца или ответчика после слушаний о вынесении приговора, понимали ли они, что происходило в суде, в ответ я неизменно слышу «нет» – с выпученными глазами.
Даты освобождения заключенных – это особенно вопиющий пример неспособности суда объяснить смысл приговора, с неизбежным серьезным ударом по доверию общественности, когда преступники не отбывают назначенный им судом тюремный срок полностью. На среднюю Англию (средний класс, живущий за пределами Лондона, придерживающийся консервативных политических взглядов) это действует как тряпка на быка, и весь гнев возникает главным образом по той простой причине, что никаких объяснений причин, стоящих за ранним освобождением, а также за са́мой ранней возможной датой освобождения заключенного, в суде никогда не приводится.
Все осужденные, отбывающие срок в тюрьме общего режима, автоматически получают условно-досрочное освобождение, отбыв половину своего срока. Мотивы для этого следующие: (а) это способствует интеграции преступника в общество с сохранением возможности вернуть его в тюрьму, если он снова оступится; (б) это позволяет уменьшить количество заключенных, а следовательно, и тюрем (о чем мы поговорим позже). Подобная аргументация может показаться вам неубедительной, но она такова. Тут никаких вопросов нет, – даже если вы с ним не согласны, понять этот принцип не составит труда. Но это лишь часть истории. По ряду причин на практике заключенного редко когда освобождают ровно в середине отбытого им срока.
Некоторые осужденные будут освобождены намного раньше половины отбытого срока на условии проживания дома с соблюдением комендантского часа (19) или в соответствии с правилами условно-досрочного освобождения. Дни, проведенные в ожидании суда под стражей, автоматически, и совершенно справедливо, вычитаются из назначенного судом срока. Если осужденный в ожидании суда был вынужден соблюдать строгий комендантский час (девять часов в день или больше), то за каждые два таких дня вычитается один день из срока.