овек на 100 000. В Швеции – 57. В Исландии – 38 (27). Почти 68 000 было посажено в тюрьму только в 2016 году. 71 % из них совершили преступления, не связанные с насилием. И наши тюремные приговоры становятся все длиннее. Среднестатистический тюремный срок за уголовно наказуемые деяния за последнее десятилетие вырос более чем на 25 % (28). У нас выносится больше приговоров с неопределенным сроком тюремного заключения, чем во всех остальных сорока шести странах Совета Европы, вместе взятых (29).
Я и не думал утверждать, что тюремный приговор никогда не бывает правильным приговором, – тяжесть некоторых преступлений настолько очевидна, что единственным способом осуществления правосудия может быть лишь перевес в сторону наказания и немедленная защита общественности за счет длительного тюремного заключения. Зачастую люди, получившие тюремный срок, действительно сделали нечто ужасное. Чему я никогда не перестану на своей работе удивляться, так это способности людей причинять друг другу физические страдания, особенно тем, кого они якобы любят или толком не знают. Порой приходится притупить все свои чувства, чтобы дочитать до конца заявления некоторых потерпевших. Рассказ молодой учительницы никогда не выйдет у меня из головы. После никак не спровоцированного нападения двух проходящих мимо подростков на нее и мужа на выходе из ресторана, у нее случился выкидыш (это был ее первый ребенок). Даже год спустя она все еще не могла выйти из дома и регулярно себя самоповреждала. Сложно проникнуться сочувствием к тем, кто способен на такую бессмысленную жестокость.
Вместе с тем многие люди, сидящие в тюрьмах, далеко не монстры. Но даже для тех, кто таковыми являются, ограничения, связанные с жизнью в тюрьме, хорошо знакомы и привычны. Да, их наказывают, и они временно оказываются за решеткой, однако помимо этого пользы от тюрем практически никакой нет. Как бы это ни могло показаться нелогичным, не существует доказанной причинно-следственной связи между увеличением количества тюрем и снижением уровня преступности. Если в Великобритании падение уровня преступности в 1990-е годы и совпало с ростом уровня тюремных заключений, в ряде других западных стран преступность в этот период также упала с гораздо меньшим количеством отправленных за решетку людей (30). Согласно просочившемуся в прессу правительственному меморандуму за 2006 год, снижение преступности на 80 % объяснялось экономическими факторами, а не переполненными тюрьмами (31). Но если бы даже это было не так и рост числа заключенных действительно бы помогал бороться с преступностью, все равно наша модель мало что может предложить в плане реабилитации или «улучшения» людей, которые мы в итоге выпускаем на улицы. Сорок шесть процентов всех заключенных снова совершают преступление в течение года после выхода на свободу. Что касается тех, чей срок составлял менее года, то для них этот показатель увеличивается до пугающих 60 % (32). Тюрьмы в том виде, в котором они существуют сейчас у нас, – это лишь крайне затратный способ делать плохих людей еще хуже. Главным образом все от того, что политики и СМИ, столь охотно разглагольствующие о необходимости более жестких наказаний, платить за них хотят уже не так бойко. Деньги на тюрьмы собирать не хочет никто. Вместе с тем, за исключением выдающихся единиц, – таких как парламентарий Кент Кларк в свою бытность министром юстиции и бывший заместитель премьер-министра Ник Клегг, – повальная трусость не дает политикам относиться к общественности, как ко взрослым. А ведь нужно всего-то поставить людей перед выбором: мы либо содержим растущее число заключенных в тюрьмах с человеческими условиями, являющимися чем-то больше каких-то людских складов, за что Казначейство – а в конечном счете вы, как налогоплательщик, – должно платить путем повышения налогов; либо же мы пересматриваем свои взгляды и перенимаем доказавший свою эффективность заграничный опыт, который заключается в радикальном уменьшении количества тюрем, а также начинаем рассматривать альтернативы, не связанные с лишением свободы, не в качестве «неизбежного выхода», а как осмысленные компоненты работающей системы правосудия.
Многие люди, сидящие в тюрьмах, далеко не монстры. Но даже для тех, кто таковыми является, ограничения, связанные с жизнью в тюрьме, хорошо знакомы и привычны.
Вместо этого власти последних лет предпочитали продолжать бряцать оружием тюремного заключения, при этом не только предоставив дополнительное финансирование, необходимое для растущего количества людей в тюрьмах, но и во имя экономии урезали тюремный бюджет на добрую четверть. В период между 2010 и 2017 годами бюджет Национальной службы Великобритании по контролю за правонарушителями, вплоть до 2017 года (когда она была переименована в службу тюрем и пробации Ее Величества), отвечавшей за тюрьмы Англии и Уэльса, был сокращен на 900 миллионов фунтов (33). Чтобы сэкономить почти миллиард фунтов, персонал тюрем был сокращен на 30 %. По состоянию на 2016 год на 13 720 меньше надзирателей присматривали за заключенными, количество которых к этому времени выросло на 420 человек (34).
Словно стремясь побыстрее упасть на самое дно, правительство обязало государственные тюрьмы довести свои расходы до уровня «самых эффективных» – читайте: «самых дешевых» – частных тюрем. Одной из причин невероятной «эффективности» частных тюрем является то, что на протяжении последних семнадцати лет по переполненности они значительно превосходили государственные – тут в более тесные пространства впихиваются больше заключенных (35). Тюрьмы переполнены на четверть, и заключенные теснятся по двое в камерах, рассчитанных на одного (36), и все ради того, чтобы добиться произвольно выбранного двадцатипроцентного снижения стоимости содержания одного тюремного места (ныне составляет 35 000 фунтов в год) (37). Приблизительно в то же время парламентарий Крис Грэйлинг, будучи министром юстиции с 2012 по 2015 год, объявил о своем популистском плане сделать тюрьмы, и без того жуткие гробницы насилия, смерти и ужаса, «менее вольготными» и более «спартанскими» путем ввода строгих ограничений в отношении «привилегий» заключенных, – включая знаменитый незаконный запрет на передачу заключенным книг (38), – а также демонстрации необъяснимо озабоченного помешательства на том, чтобы прекратить сексуальные контакты между заключенными (39). Лишить людей свободы было недостаточно. Их жизни нужно было сделать особенно невыносимыми, чтобы удовлетворить жажду крови общества.
Последствия для людей были ужасными.
Почти половина заключенных снова совершают преступление после выхода на свободу. поэтому Тюрьмы – это крайне затратный способ делать плохих людей еще хуже.
Стоит только зайти в тюрьму, и от мыслей о карикатурном сравнении тюрем с летними лагерями для отдыха не останется и следа. Заключенные заперты до двадцати трех часов в день в грязных, обшарпанных камерах, в которых они завтракают, обедают и ужинают, а также пользуются никак не огороженным туалетом прямо перед своими сокамерниками (40). Под ногами хрустят тараканы, окруженные битым стеклом, осыпавшейся штукатуркой, разбитой сантехникой, граффити и разломанными полами (41). Скопления огромных крыс способствуют заражению заключенных паразитами (42). Надзиратели перестали справляться с поддержанием порядка, и в тюрьмы хлынули наркотики (43).
Подавляющее большинство тюрем – 76 из 117, по состоянию на май 2017 года – переполнены (44). Насилие вышло из-под контроля. За год, до июня 2017 года, было сообщено о рекордном 41 103 случае причинения себе вреда и о 27 193 нападениях. Причем насилие процветает не только над заключенными: за этот период было зафиксировано 7437 нападений на надзирателей – в два раза больше, чем в предыдущий год. Случаи сексуального насилия с 2011 по 2016 год участились более чем вдвое (45). В феврале 2017 года инспекторы заключили, что «ни одно исправительное учреждение из проверенных нами в Англии и Уэльсе нельзя назвать безопасным местом для содержания детей и молодых людей» (46). Уровень смертности в тюрьмах также бьет все рекорды: в 2016-м умерли 354 заключенных, из которых 110 покончили с собой (47). Что совершенно неудивительно, учитывая то, что известно о социальном происхождении сидящих по тюрьмам.
Заключенные по большей части поступают из самых ущербных и проблемных уголков общества. Грамотность большинства на уровне одиннадцатилетнего (48). Примерно у 20–30 % проблемы с обучаемостью, хотя этот расплывчатый показатель лишь отражает гребаную неспособность тюремной системы выявлять таких людей и помогать им (49). Более половины заключенных женского пола и более четверти мужского в детстве подвергались насилию. Психические проблемы с симптомами психоза наблюдаются у 26 % женщин и 16 % мужчин, отбывающих наказание в тюрьмах, – для сравнения, среди населения в целом этот показатель составляет 4 % (50). Злоупотребление спиртным и наркотиками характерно для большинства (51), а 15 % заключенных – бездомные (52).
И как же все эти комплексные проблемы решаются? Каким образом тюрьмы пытаются аккуратно распускать и заново сшивать поврежденные ткани этих жизней? Да никак. Они и не могут. «Целенаправленная деятельность», заключающая в себе образование, работу и другие программы реабилитации, находится на рекордно низком уровне, – лишь четверть тюрем в этом плане были отмечены «хорошими» или «достаточно хорошими», что стало неизбежным последствием сокращения тюремного персонала, из-за которого заключенные попросту не могут покидать свои камеры (53). Три четверти учебных программ, проверенных Управлением стандартами образования Великобритании, оказались «не отвечающими требованиям» или «требующими совершенствования» (54). По совокупным результатам проверки, четверть тюрем были отмечены как «вызывающие беспокойство» или «вызывающие серьезное беспокойство» (55).
В конце 2016 года, когда насилие достигло небывалых масштабов, а заточенные в клетки психически нездоровые и лишенные какой-либо поддержки мужчины убивали себя и друг друга, тюремные надзиратели угрожали забастовками (56), а количество тюремных бунтов достигло уровня начала девяностых, правительство дало обещание инвестировать 1,3 миллиарда фунтов в течение четырех лет, чтобы профинансировать 10 000 новых тюремных мест, а также нанять 2500 новых надзирателей. Но даже если предположить, что квалифицированный персонал действительно удастся привлечь ставкой девять фунтов в час и в нужной мере подготовить его с помощью десятинедельной обучающей программы – самой короткой во всем мире (57), – то данная мера даже близко не приблизит тюрьмы к их состоянию на 2010 год, когда ресурсов уже катастрофически не хватало (58). И правительство, оглядываясь на заголовки таблоидов, открыто отказалось от таких разумных мер, как сокращение числа людей, отправляемых нашими судами за решетку (59). Обсуждение проблемы по-взрослому и принятие решений на основе фактических данных все так же активно избегается в нашей пенитенциарной политике, как и в инфантильном отношении нашей страны к борьбе с наркотиками, пересмотр которого стал бы одним из эффективных практических способов освободить из тюрем людей, не несущих угрозы для общества.