— Тем не менее государыня обеспокоена шатким положением Шахин-Гирея в стране и его сложными отношениями с подданными, — Анастасия подняла глаза на Веселитского, который остановился прямо перед ней.
Действительный статский советник ответил не сразу.
— Вы сами знакомы со светлейшим ханом? — спросил он.
— Да. Я посещала его дворец в Бахчисарае осенью 1780 года. Я даже побывала в гареме, у третьей жены его светлости турчанки Лейлы.
— Ого! — Петр Петрович на удержался от восклицания. — Вижу, вы — свой человек в Крымском ханстве. Как вам это удалось?
— По чистой случайности, — скромно потупилась она.
— Тогда он не откажет вам в аудиенции. Здесь, в Керчи, мало у него собеседников…
— А ваше мнение о нем?
— Мое мнение? — Веселитский снова отошел к кипарисам и устремил взор в темную пустоту их крон. — Я излагал его в донесениях неоднократно. Сейчас ситуация только ухудшилась. У хана почти нет поддержки. Крепко они тут его не любят…
— Разве правителя надо любить?
— Может быть, я выразился не совсем точно, Анастасия Петровна. Но все-таки какие-то положительные чувства у подданных он должен вызывать. Понимание его характера и поступков, надежды на перемены к лучшему, уважение к его политике. Согласитесь, в этом есть нечто необъяснимое, сакральное… Например, царицу нашу Екатерину Алексеевну, по рождению — немецкую принцессу, русский народ принимает. А Шахин-Гирея, настоящего, кровного представителя своей правящей династии, крымско-татарский народ считает чужаком…
Дипломат увел разговор в сферы отвлеченные, далекие от практической деятельности Флоры. Молодая женщина его не перебивала. Она смотрела на голубую равнину моря, что открывалась с веранды во всей красе, блистала и искрилась под лучами сентябрьского солнца. Анастасия еще не привыкла к этому огромному светлому пространству, которое в портовом городе оказывается буквально рядом, где ни ступи, куда не оглянись.
— Что я могу сделать для вашей команды? — внезапно действительный статский советник обратился прямо к ней.
— Вы можете сделать? — не поняла его Аржанова.
— Да. Ваши люди проявили подлинную верность долгу и отвагу. Они именно ТЕ, КТО ВЕРИТ. Думаю, у них есть какие-то просьбы, пожелания, нерешенные дела.
— Право, не знаю.
— Они не говорят вам?
— Говорят. Но я стараюсь исполнять это немедленно. Или объяснить, почему невозможно.
— Посоветуйтесь с вашим начальником охраны и подайте мне рапорт.
— Слушаюсь, ваше превосходительство.
В знак своего расположения к гостье действительный статский советник от веранды по лестнице и по коридору довел ее до дверей дома. В прихожей, церемонно поклонившись, он поцеловал ей руку. Они условились, что увидятся снова через два-три дня, когда Веселитский закончит подготовку к отъезду из Керчи в крепость Петровскую. Сквозь стекло, вставленное в верхнюю половину двери, дипломат наблюдал, как Флора идет к экипажу, запряженному парой гнедых лошадей, как молодой лакей, спрыгнув с запяток, помогает барыне сесть в карету. Веселитскому показалось, что кто-то ждал ее там. Но лицо и фигуру этого человека он рассмотреть не смог. Кучер щелкнул кнутом, лошади дружно взяли с места рысью.
Как у них это водилось обычно, сопровождал Аржанову в экипаже начальник ее охраны, командующий удальцами-кирасирами, секунд-ротмистр князь Мещерский. Вообще-то он числился адъютантом у Потемкина. Но уже второй раз молодой офицер выезжал в Крым с вдовой подполковника, будучи назначен в командировку самим светлейшим, как человек смелый, сведущий в нравах и обычаях Востока.
— Все хорошо? — спросил Мещерский.
— Броде бы, — ответила она.
— Однако вы задержались.
— Его превосходительство задавал вопросы.
— Трудные?
— Не очень, — Анастасия усмехнулась.
— Знаю я наших генералов, — покачал головой секунд-ротмистр, — хлебом их не корми, а дай хоть к чему-нибудь прицепиться.
— Нет, вполне милый старичок. Сразу озаботился нашими нуждами. Говорит, подайте рапорт.
— О чем?
— Полагаю, о награждениях. За действия в Крыму хочу представить вас — к ордену, солдат — к медалям, собственных слуг — к денежным премиям.
— Добрый вы человек.
— Это всем известно. Только вы один всегда сомневаетесь…
Отношения Аржановой с Мещерским отличались большим своеобразием. Не любовь, не дружба, а сугубо деловое сотрудничество. Они нередко спорили, ссорились, не разговаривали по несколько дней. Они были почти сверстниками: секунд-ротмистр моложе всего на полтора года. Познакомились в Херсоне, у светлейшего князя, причем молодой офицер по собственной инициативе напросился к ней в попутчики еще при первой поездке.
Сперва, конечно, имело место увлечение: Анастасия понравилась ему как светская дама и совершенно обворожительная особа. Во всяком случае, он сумел исподволь показать ей это. Но не романы крутить, тем более — с подчиненными, — а вести разведку на территории, недавно бывшей враждебной, посылал Флору губернатор Новороссийской и Азовской губерний. Ясно, четко ответила Аржанова князю Мещерскому. На том он и успокоился…
Хотя в личных отношениях между главой российской дипломатической миссии в Крымском ханстве и командующим двумя российскими же крепостями лежала глубокая пропасть, жили они близко друг от друга, на соседних улицах. Потому ехали вдова подполковника и молодой кирасир недолго. Они даже не успели закончить разговор, как экипаж остановился возле ворот дома, где в карауле стояли солдаты с ружьями.
К сожалению, про Петра Федоровича Филисова знали они немного. На военной службе он пребывал более тридцати лет. Начал ее, как и многие дворянские недоросли в то время, с чина капрала в гвардейской пехоте. Отличился, будучи подполковником второго Гренадерского полка, при штурме турецко-татарской крепости Ор-Капу на Перекопе в июне 1771 года. Под артиллерийским огнем противника он повел колонну солдат на крепостные стены, взошел на них первым и заколол шпагой двух янычар. Крепость пала. Сорокалетний офицер получил орден Св. Георгия 3-го класса. С тех пор его карьера развивалась быстро: полковник, командир пехотного полка, генерал-майор, командир бригады и, наконец, обер-комендант двух крепостей, правда, небольших.
В этот классический портрет боевого офицера Екатерининской эпохи ссора с Веселитским на фоне крымско-татарских беспорядков добавляла краски довольно мрачные. Еще про Филисова говорили, будто он — поклонник полководческих методов генерал-поручика Суворова и такой же, как тот, яростный ненавистник женского пола, однако давно женат, и супруга ездит за ним повсюду.
Учитывая столь противоречивые сведения, Флора хотела уклониться от встречи с обер-комендантом. Она послала к нему Мещерского. Ведь одному Богу известно, что может прийти в голову вздорного человека при виде дамы из службы внешней разведки, а «диоптр», заметно улучшающий прицеливание, крайне им необходим. С этим приспособлением егерский унтер-офицерский штуцер в руках Николая станет оружием прямо-таки неотвратимым.
Секунд-ротмистр для торжественного визита надел новый форменный кафтан с золотым аксельбантом на правом плече, который указывал на его должность при генерал-аншефе Потемкине. Кроме аксельбанта, имелся у него и документ, подписанный светлейшим князем. В нем предписывалось всем должностным лицам Российской империи оказывать содействие обер-офицеру Новотроицкого полка, откомандированному для исполнения особого поручения. Эта бумага произвела нужное впечатление на адъютанта Филисова, и Мещерский без помех попал в кабинет командующего Керчью и Ени-Кале.
Петр Федорович, увидев перед собой офицера привилегированного кирасирского полка, коих в армии насчитывалось всего-то пять, сильно удивился. Он внимательно прочитал потемкинское обращение и воззрился на визитера испытующе:
— Каким ветром вас занесло сюда, секунд-ротмистр?
— С инспекцией, ваше превосходительство, — почтительно доложил ему Мещерский.
— И что инспектируете?
— Дороги, ваше превосходительство. В рассуждении скорого похода корпуса графа де Бальмена в Крым.
— Гм… Похоже на правду, — сказал генерал-майор. — А зачем ко мне пожаловали?
— Представиться по команде, ваше превосходительство, и взять предмет из штаба армии на Украине в крепости, вашему управлению вверенной, присланный. «Диоптр» называется.
— Да, такое распоряжение у меня есть. Значит, отдать его вам?
— Так точно, ваше превосходительство.
— Но ваша фамилия в той бумаге не указана.
— Досадная ошибка канцеляриста, ваше превосходительство.
— Указана фамилия некоей госпожи Аржановой. Это она будет стрелять из ружья с «диоптром»? Хотел бы посмотреть на таковое дивное зрелище. Чтобы бабы у нас за стрелков становились! Кому сказать, так мудрено поверить…
Генерал-майор пустился рассуждать на излюбленную тему. Молодой офицер терпеливо слушал и ждал, когда Филисов прикажет адъютанту доставить прибор в свой кабинет. Однако обер-комендант закончил речь неожиданно:
— Где она, эта самая Аржанова? Нету. А я секретную вещь могу отдать лишь под ее собственноручную расписку. Вы поняли, секунд-ротмистр?
— Понял.
— Вот и идите себе с Богом!..
Пришлось вдове подполковника выбираться из экипажа. Увидев ее, генерал-майор несколько умерил свой пыл. После получасового разговора, отчасти походившего на светскую беседу, отчасти — на допрос о пристрастием, отчасти — на моноспектакль, который Петр Федорович устроил для единственной хранительницы, продолговатый деревянный ящичек с крышкой, запирающейся на крючок, очутился в руках Анастасии. Она написала расписку. Затем Филисов проводил прелестную посетительницу до дверей кабинета. Его адъютант в изумлении наблюдал за сценой их прощания. Никогда прежде обер-комендант не был так любезен с женщинами.
— Вы понравились старому солдафону, — сказал князь Мещерский, помогая Аржановой сесть в экипаж.
— Вообще-то я старалась, Михаил. Но с людьми, ему подобными, ни в чем нельзя быть уверенным до конца…