— Знакомая фамилия! Это не тот Шоу, что фигурирует в личном деле Кароского?
— Он самый. Кардинал — человек жесткий и умный. Будем надеяться, он поможет нам с описанием. Не упоминайте имени нашего подозреваемого. Интересно, узнал ли его кардинал?
Паола кивнула и вновь присоединилась к Данте.
— Что, закончили секретное совещание, салаги?
Диканти решила проигнорировать ехидную реплику.
— Отец Фаулер рекомендовал мне сохранять спокойствие, и я думаю последовать его совету.
Данте недоверчиво посмотрел на нее, удивленный ее смирением. Воистину эта женщина преисполнена сюрпризов.
— Очень мудро с вашей стороны, ispettora.
— Nos abbiamo dato nella croce[68], верно, Данте?
— Это одна из точек зрения. Другая же заключается в том, чтобы признать, что вы гостья в чужом государстве. Сегодня утром вы диктовали условия. Теперь наша очередь. Ничего личного.
Паола сделала глубокий вдох.
— Ладно, Данте. Мне нужно поговорить с кардиналом Шоу.
— Он у себя в номере. Восстанавливает силы после пережитого. У него стресс. Просьба отклоняется.
— Суперинтендант, один-единственный раз пойдите мне навстречу! Возможно, благодаря этому мы схватим убийцу.
Агент покрутил головой, с хрустом поворачивая бычью шею — сначала направо, потом налево: он размышлял.
— Договорились, ispettora. С маленьким условием.
— Каким же?
— Вы скажете волшебное слово.
— Идите в задницу.
Паола развернулась и встретила укоризненный взгляд Фаулера, который слушал разговор, стоя поодаль. Она снова повернулась к Данте:
— Пожалуйста!..
— Пожалуйста что, ispettora?
Паршивый негодяй наслаждался ее унижением! Ну ничего, пусть подавится.
— Пожалуйста, суперинтендант Данте, позвольте мне поговорить с кардиналом Шоу.
Данте широко улыбнулся. Он чувствовал себя на коне. Внезапно его улыбка потускнела, он нахмурился:
— Пять минут и пять вопросов. Не больше. Я тоже многое ставлю на карту, Диканти.
Два агента Vigilanza, оба в черных костюмах и при галстуках, вышли из лифта и встали на посту у двери номера пятьдесят семь, где лежало тело последней жертвы Кароского. Им было приказано охранять вход до приезда техника ОИНП. Диканти решила не терять времени даром и опросить пока единственного свидетеля.
— Где комната Шоу?
Оказалось, на том же этаже. Данте проводил их к сорок второму номеру, последнему перед выходом на служебную лестницу. Суперинтендант деликатно, двумя пальцами, стукнул в дверь.
Им открыла сестра Элена. Она больше не улыбалась. Когда она увидела всю команду, на ее лице отразилось облегчение.
— Ой, хорошо хоть вы не пострадали! Я знаю, что вы погнались за ним, за этим безумным. Успели его схватить?
— К несчастью, нет, сестра, — ответила Паола. — Мы предполагаем, что он скрылся через кухню.
— Ох, Боже мой, через продовольственный ход? Святая Мадонна дель Оливо, какой кошмар!
— Сестра, разве не вы сказали, что в здании лишь одна дверь?
— Одна и есть, парадная! А то не дверь. То служебные ворота. Они большие и открываются специальным ключом.
Паола заподозрила, что они с сестрой Эленой изъясняются на разных языках. Во всяком случае, значения существительных та воспринимала чересчур буквально.
— Уби… Грабитель мог оттуда пробраться в дом, сестра?
Монахиня покачала головой:
— Ключ есть лишь у сестры-экономки и у меня. А она говорит только по-польски, как и многие сестры, которые работают на кухне.
Криминолог сделала вывод, что женщина, открывшая по просьбе Данте дверь на кухне, скорее всего и была сестрой-экономкой. Всего два ключа. Тайна ничуть не прояснилась, напротив, все запуталось еще больше.
— Можно пройти к кардиналу?
Сестра Элена энергично затрясла головой:
— Невозможно, dottora. Он… как это говорят? Zdenerwowany… нервничает.
— На одну минуту, — подал голос Данте.
Монахиня помрачнела:
— Zaden. Нет и нет.
Отвечая отказом, сестра испытывала неловкость и заслонялась родным языком как щитом. Монахиня уже закрывала дверь, когда Фаулер сунул ногу в проем, помешав захлопнуть ее окончательно. Он обратился к женщине, запинаясь и с трудом подбирая слова:
— Sprawiaćprzyjemnoś, potrzebujemy źeby widziećkardynalny Shaw, siostra Helena.
Монахиня вытаращила на него глаза.
— Wasz język polski nie jest dobry[69].
— Знаю. Мне следует чаще навещать вашу прекрасную страну. Я не бывал там с тех пор, как возникла «Солидарность»[70].
Монахиня, насупившись, качнула головой, но было очевидно, что священник завоевал ее расположение. Она неохотно распахнула дверь настежь и посторонилась.
— И давно вы выучили польский? — шепотом полюбопытствовала Паола, переступая порог.
— Не могу похвастаться, что знаю его в совершенстве, dottora. Так, чуть-чуть. Как известно, путешествия расширяют кругозор.
Диканти не утерпела и метнула в его сторону удивленный взгляд. В следующее мгновение она полностью сосредоточила внимание на человеке, который лежал, вытянувшись на кровати. Опущенные жалюзи почти не пропускали солнечный свет в комнату. На лбу кардинала Шоу красовался то ли мокрый платок, то ли полотенце — в полумраке различить было трудно. Когда детективы приблизились к изножию кровати, «пурпуроносец», засопев, приподнялся на локте, и компресс съехал набок. Это был мужчина с крупными, грубыми чертами лица, весьма солидной комплекции. Волосы, совершенно седые, слежались над челом, там, где их прижало полотенце.
— Простите, я…
Данте наклонился, чтобы поцеловать пастырский перстень, но кардинал его остановил:
— Пожалуйста, не надо. Только не теперь.
Суперинтендант отступил, сбитый с толку. Скрывая замешательство, он откашлялся.
— Кардинал Шоу, просим прощения за вторжение, — заговорил он наконец, — но нам необходимо задать вам несколько вопросов. Вы в состоянии отвечать?
— Конечно, дети мои, конечно. Я прилег отдохнуть на минутку. Для меня явилось большим потрясением то, что я подвергся нападению в этом богоугодном месте. Кстати, у меня через несколько минут назначена деловая встреча. Так что покороче, пожалуйста.
Данте посмотрел на сестру Элену, затем снова перевел взгляд на Шоу. Тот понял намек верно: не при свидетелях.
— Сестра Элена, если вам не трудно, предупредите, пожалуйста, кардинала Полжика, что я немного задержусь.
Монахиня покинула комнату, ворчливо бормоча под нос бранные словечки, неподобающие для служительницы церкви.
— Что в точности произошло? — спросил Данте.
— Я поднялся в свою комнату, чтобы взять бревиарий, когда услышал ужасный крик. Я замер на месте, усомнившись, что мне не почудилось. Далее мне показалось, будто по лестнице бегом поднимаются какие-то люди. Потом раздался треск. Удивившись, я вышел в коридор. У двери лифта стоял монах-кармелит, прячась в стенной нише. Он словно почувствовал мой взгляд и повернулся. Пресвятая Богородица! Сколько же в его глазах было ненависти! Снова послышался громкий треск, и тогда кармелит бросился на меня. Я упал на пол и закричал. Остальное вам известно.
— Вы хорошо рассмотрели его лицо? — вмешалась Паола.
— Его почти полностью скрывала борода. Я мало что увидел.
— Вы можете описать его внешность и телосложение?
— Вряд ли, я смотрел на него не больше секунды, а мое зрение уже не то, что прежде. Правда, я обратил внимание на волосы с обильной проседью. Но я тотчас понял, что он не монах.
— Почему вы сделали такой вывод, Ваше Высокопреосвященство? — уточнил Фаулер.
— По его поведению, разумеется. Таиться в нише, вжимаясь в дверь лифта, совершенно недостойно служителя Господа.
Вернулась взволнованная сестра Элена и деликатно кашлянула.
— Кардинал Шоу, кардинал Полжик сказал, что вас, как только вы освободитесь, ожидает Комиссия, чтобы обсудить приготовления к девятидневным молебнам[71]. Вам отвели конференц-зал на первом этаже.
— Спасибо, сестра. Передайте, что через пять минут я присоединюсь к уважаемому собранию.
Данте понял, что Шоу торопится закончить аудиенцию.
— Спасибо за помощь, Ваше Высокопреосвященство. Нам пора идти.
— Не представляете, как я сожалею. Девятидневные литургии служат не только во всех церквях Рима, но и в сотнях тысяч храмов мира, вознося молитвы за упокой души Его Святейшества. Это тяжкий труд, и я не хочу опаздывать из-за какого-то тумака.
Паола собралась что-то сказать, но отец Фаулер тихонько коснулся ее локтя, и они проглотила вопрос, готовый сорваться с губ. С недовольным выражением лица она, в свою очередь, попрощалась с «пурпуроносцем». Но когда детективы уже практически переступили порог комнаты, кардинал задал им в спину неожиданный и, пожалуй, самый неприятный из всех вопросов:
— Этот разбойник имеет отношение к исчезновениям?
Данте неторопливо повернулся; каждая буква в его ответе — гласная и согласная — источала сладчайший мед.
— Ни в коем случае, Ваше Высокопреосвященство, речь идет всего лишь о провокаторе. Возможно, он один из тех юнцов, антиглобалистов. Известно, они любят рядиться в маскарадные костюмы, чтобы привлечь внимание.
Кардинал привстал еще немного и в конце концов сел на кровати, обратившись к монахине:
— Среди моих братьев-кардиналов прошел слух, что две особы, наиболее уважаемые в курии, не прибудут на конклав. Надеюсь, оба в добром здравии?
— Кто вам сказал это, Ваше Высокопреосвященство? — вмешался Данте.
Паола не поверила своим ушам, ибо в жизни не слышала более нежного, сахарного и смиренного голоса, какой сделался у Данте, когда он произносил свой последний вопрос.
— О, дети мои, в преклонные годы человек частенько страдает забывчивостью. Как будто кто-то шепнул между делом. Заверяю вас, что об этом знаю не я один.