Он придирчиво оглядел келью.
— Хорошо, — наконец согласился он.
Я уже немного пришла в себя.
— Кому понадобился мой портрет? — спросила я.
— Но это ваша мать… — ответил он несколько удивленно. — Королева…
— Понимаю… Но… для кого?
Он закатил глаза к потолку.
Мать-настоятельница поспешила вмешаться:
— Я велю подготовить для вас эту келью. Сколько вам потребуется времени для картины?
Он пожал плечами и снова закатил глаза к потолку.
— Приступлю к работе и тогда скажу вам. Принцесса, мне говорили, вы очень похожи на свою сестру.
— Вы имеете в виду покойную герцогиню Орлеанскую? — спросила мать-настоятельница.
— Да. Принцесса похожа и на мать-королеву тоже.
— У них есть сходство, — сухо заметила она.
Он кивнул, чему-то улыбаясь.
Работа художника продвигалась успешно, а меня не оставляла тревога. Кому и для кого потребовался мой портрет? Совершенно очевидно, не для матери — она не собирается вешать его в своей спальне. Так почему же она, столько лет не вспоминавшая о моем существовании вообще, захотела вдруг получить его? На это есть лишь один ответ: он для заказчика. Но кто он, этот таинственный незнакомец, для которого пишут принцессу крови, дочь короля Франции? Кто он?..
Мне вспомнился рассказ Изабеллы. Ее портрет послали в Англию королю Ричарду, тот сразу влюбился в изображение, а потом и в ту, которая позировала для картины.
Теперь, видимо, моя очередь. Но для кого?
Мы немного беседовали с художником во время его сеансов — по часу каждый день, утром и после полудня.
— Нет никакого смысла позировать подолгу, — говорил он. — Модель устает, а ведь мы не хотим воссоздать усталость, не так ли?
— Вам никогда не приходилось рисовать людей с усталыми или утомленными лицами? — спросила я.
Он с упреком взглянул на меня.
— Нет… Конечно, нет. Я пишу только прекрасные лица. Женщин в расцвете красоты… Это нравится всем.
— Но ведь у каждого человека есть какие-то недостатки, изъяны… — сказала я. — Разве не так?
— Моя задача отыскивать черты совершенные, — отвечал он. — Понимаете? Например, у вас потрясающие глаза. И я выделяю их, заставляю людей смотреть и чувствовать, как они прекрасны. Или ваш нос… скажем, не очень красивый… Но в определенном ракурсе он красив. И я выбираю этот угол… Вы меня понимаете?
Я не могла сдержать смеха. Действительно, глаза у меня, пожалуй, самое красивое, что есть в лице, а что касается носа, то я унаследовала его от Валуа, а у них… Но все же он у меня не так уж выделяется… надеюсь…
Художник привез с собой портрет Изабеллы. Он ставил его во время сеанса так, чтобы постоянно видеть. Я спросила, зачем он это делает.
Он ответил с таинственной улыбкой:
— Посмотрим, как вы похожи.
— Но вы же рисуете меня, а не ее.
По свойственной ему манере он поднял плечи и устремил взор к потолку.
Я продолжала настойчиво расспрашивать:
— Вы же не можете не знать, зачем матери понадобился мой портрет?
Он опять слегка улыбнулся.
— О… Но вы же ее дорогая маленькая дочь.
— Она так и сказала вам? «Поезжайте и нарисуйте портрет моей дорогой маленькой дочери?» — В моем голосе прозвучала горечь.
Он утвердительно наклонил голову.
— Королева хочет его кому-то преподнести, — сказал он. — Так я думаю.
— Кому?! — почти закричала я.
— Принцесса, — ответил он мягко, — я всего-навсего живописец. Короли и королевы не делятся со мной своими секретами.
— Значит, это секрет?
— Что я могу знать? — сказал он устало.
Но он знал, я не сомневалась в этом. Только моя мать наверняка запретила ему говорить что-либо.
Наконец портрет был закончен. Когда я увидела его, то совершенно искренне подумала, что художник польстил мне. Об этом я сказала ему. Он ответил серьезно, без всегдашней легкой улыбки:
— Нет, принцесса, вы не правы. Я написал то, что увидел.
— Но ведь это, скорее, моя сестра Изабелла, нежели я!
Как ни странно, это утверждение ему пришлось по душе.
Вскоре он отбыл из монастыря, увозя картину с собой.
А через несколько дней после его отъезда в монастырь прибыли посланцы королевского двора.
По распоряжению королевы я покинула монастырь и вернулась в Париж.
Глава 4СОГЛАШЕНИЕ О БРАКЕ
Полная неприятных предчувствий, я направилась в покои матери, у дверей меня встретила одна из придворных дам.
— Мадам королева, — провозгласила она, — принцесса прибыла.
Я вошла.
Мне так давно не приходилось видеть свою мать, что ее внешность стерлась в моей памяти. И я вряд ли узнала бы ее, встретив в другом месте.
Мать возлежала на кушетке в платье бледно-лилового цвета. Жемчуг и бриллианты сверкали на руках, на шее, в мочках ушей. От нее исходило сияние драгоценностей. Мне показалось, она пополнела, а кроме того, будучи теперь не такой уж маленькой, я заподозрила, что цветом своего лица она обязана не столько природе, сколько искусству. Рядом с ней на софе расположились две маленькие белые собачонки.
Волосы ее как будто стали чуть темнее, но локоны вились так же элегантно, и вообще она оставалась удивительно красивой и притягательной.
Она взглянула на меня, глаза ее вспыхнули радостью, полные яркие губы тронула ласковая улыбка.
— Мое милое, дорогое дитя! Подойти ко мне! — воскликнула она и протянула обе руки.
Я подошла и поцеловала одну из них. Она притянула меня к себе.
— Дай мне как следует разглядеть тебя! Вот так… — Она чмокнула меня в щеку. В ее глазах проглядывало трезвое любопытство. — О да, — продолжала она, — ты хороша собой. Как ты напоминаешь мою незабвенную Изабеллу! — Она приложила к сухим глазам кружевной платочек… — Мое дорогое, дорогое дитя! Ее смерть разбила мне сердце… Такая молодая… Бедный Шарль… Впрочем, он быстро утешился. Но что он мог сделать? Так нужно… Граф д'Арманьяк — надежный и верный союзник… Ах, о чем это я?.. Не отворачивайся, я хочу все время глядеть на тебя! Возьми стул и садись рядом…Перестань лаять, Бижу! Он так ревнив, ты не можешь себе представить. Не выносит, когда я смотрю на кого-то другого. Гадкая собачка!
Я сидела возле нее и не сводила глаз с ее белоснежной кожи, блестящих глаз, розовеющих щек, и была не в силах сдержать восхищения.
Я не знала, о чем говорить с ней, что рассказывать, но вскоре с облегчением поняла, что ничего этого от меня не требовалось. Мне отводилась роль бессловесной слушательницы.
— …Дорогое дитя, — щебетала она, — ты не представляешь, как печальна для меня постоянная разлука с милыми моими детьми. Тебе ведь пока еще незнакомы чувства родительницы… — Выражение ее лица непрерывно менялось. Сейчас передо мной возлежала безутешная мать, погруженная в печальные мысли. Но вот лицо озарилось улыбкой. — Однако что поделаешь, верно? Такова наша жизнь. — Опять выражение печали затуманило взор. — У меня столько хлопот. Твой бедный, бедный отец…
— И еще смерть герцога Орлеанского, — вырвалось у меня.
Она бросила на меня острый внимательный взгляд. В глубине ее глаз вспыхнул огонек гнева. Но он быстро погас. Она, видимо, подумала: ребенок еще совершенно невинен и простодушен. Что может он знать и понимать, проведя столько времени в монастыре?
— Во Франции произошло немало трагического за последнее время, — сказала она бесстрастно. — Это не могло не коснуться королевы. — Она говорила о себе в третьем лице. — Беды страны — ее беды. На нас обрушилось много испытаний, но свое личное я ставлю всегда на второе место, главное для меня — судьба Франции… Однако зачем мы говорим о столь горестном? У меня есть прекрасные новости. Вы всегда оставались моей заботой. Мысли мои целиком с вами, дорогие дети, хотя нам, увы, приходилось редко видеться в последнее время… Но вы росли и взрослели и вот выросли… Я говорю о тебе, моя дорогая Катрин, мое дитя. Я не забыла о твоем будущем, все время думала о нем и могу обрадовать… Я нашла для тебя великолепную партию!
— Замужество? — пробормотала я со страхом.
— Конечно, замужество. Что же еще? — В ее голосе прозвучало раздражение. Ей хотелось видеть меня простодушной и благодарной, но никак не упрямой и недогадливой. — Ты будешь прыгать от радости и благодарить свою мать, когда все узнаешь!
— Пожалуйста, мадам, — с дрожью в голосе попросила я, — можно мне поскорее узнать, кто он?
Она слегка наклонилась в мою сторону.
— Тебе никогда не догадаться! Ты даже и мечтать не могла!.. У английского короля есть сын… старший сын, наследник престола. Принц Уэльский. Кто же, как не он, может быть достоин моей дорогой дочери, моей Катрин, моей красавицы Екатерины.
— Его зовут Генрих, — еле слышно произнесла я. — Генрих Монмут.
— Конечно. Молодой человек, полный жизни, очаровательный, добрый, с хорошим характером и острым умом. Чего еще может желать юная девушка?
Мать с трудом остановилась: она готова была и дальше перечислять его достоинства.
— Изабелла о нем другого мнения, — вырвалось у меня.
Королева нахмурилась.
— Откуда тебе известно?
— Она говорила. Изабелла знала его… о нем. Видела его. И не хотела, чтобы он стал ее мужем.
Лицо матери потемнело от гнева.
— Ты чересчур много болтаешь, моя дорогая. Твоя сестра Изабелла, милая, незабвенная дочь, была тогда слишком молода и не очень разумна. Она не больше, чем ты сейчас, понимала, что для нее хорошо, а что нет… Но, к счастью, рядом с тобой мать, которая знает, что тебе надо, и может позаботиться о тебе.
Выражение ее лица опять изменилось, теперь оно излучало благожелательное достоинство, такую уверенность в своей непогрешимости и правоте, что меня так и подмывало спросить: но где же все эти годы пребывала наша мать, так любящая всех своих детей? Где?!
Конечно, я не решилась даже рот раскрыть.
Мать между тем продолжала:
— Изабелла еще ребенком так влюбилась в Ричарда, который вполне этого заслуживал, что не видела больше ничего вокруг. Ей жилось очень хорошо в Англии… Так же будет и тебе, дорогая. Кто из принцесс не мечтает стать английской королевой? Нынешний король там, я слышала, очень болен, бедняжка. Говорят, долго не протянет. И тогда твой супруг Генрих станет королем Англии. Разве это не превосходная перспектива для тебя? Ты будешь рядом с ним на троне… Королева… И разве ты не возблагодаришь потом свою мать, которая превратит эту волшебную мечту в явь?