Громов вздохнул, на душе вдруг стало легче, и теперь он не испытывал к новому командиру жгучего раздражения.
— Хорошие строки какие, прямо в душу ложатся. Так моя бабушка говорит, она раньше в хоре городском пела, с концертами выступала.
— Она в Маевске осталась? — переспросил Шубин.
Сергей объяснил:
— Да, бабушка Анка ослепла, после того как ее немец избил, поэтому ни на работы не забрали, ни в концлагерь не угнали. Там живет, она тоже, считай, партизанка, на свой лад. Шифровку вязаную, которую я в штаб принес, она придумала и вяжет. Ей советские агенты передают сведения, собранную информацию, она их шифрует в специальном коде из узлов и петель, чтобы если даже кто из немцев обнаружит, то и не поймет, что это шифровка. Сема, братик мой, относит донесение в тайник. Оттуда уже я его забираю и дальше по цепочке в штаб передаю. Так и работаем.
Парнишка вдруг замолк, в глазах у него разлилась тоска по дому, по родным. Он не видел бабушку с самого начала войны, а как выглядит маленький братик, даже не представлял, тот ведь был совсем малышом, когда начались военные действия. Вслух говорить не стал, но про себя робко подумал, что, может, удастся хоть одним глазком взглянуть на них, когда они будут делать рекогносцировку вокруг Маевска. И тут же сжался от мысли, что последний раз играл на окраинах родного города совсем мальчишкой, еще перед войной. Они ходили за малиной в лес, строили там шалаши, устраивали собственные соревнования. Как же больно будет снова вернуться в те места, теперь уже взрослым, опаленным войной и абсолютно одиноким. Прежние его товарищи по играм, те самые мальчишки, воевали на фронте добровольцами, лежали в сырой земле в братских могилах или медленно погибали в германских концентрационных лагерях.
Но разведчик не дал парню утонуть в тоске, он развернул на коленях карту окрестностей, которую ему вручил майор Снитко при сборах на вылазку:
— Так, давай наметим маршрут, по которому будем идти вдоль городских границ. Ты сам сталкивался с немецкими заставами? Где они установлены?
Сергей сглотнул набежавшие слезы, уткнулся в карту:
— Самые большие посты на дорогах, въезд возле старого молокозавода и выезд рядом со старым поселком. Бабушка живет в том районе. Очень сложно пробраться в город, постоянно патрули ходят по границе города. Там, где нет охраняемых проходов, все заминировано. Наверное, такая строгая охрана из-за того, что в городе завод по производству деталей для танков. Это вообще секретная информация, но на самом деле все жители знают, что там изготавливают. В мирное время там полгорода работало, делали трактора, комбайны, позже некоторых мастеров немцы пытками и угрозами семьям заставили работать на них и дальше. От них и узнали, что теперь на нашем заводе клепают дула для фашистских машин.
— Да уж, сложная задача, — протянул Шубин. Он не хотел пока рассказывать парнишке о секретном бункере, но нужно было разузнать о том, где же в городе находится кинотеатр. — А что еще осталось в городе, знаешь? Кинотеатры, вокзалы, больницы?
— Так, — задумался над разложенной картой Сергей. — На главной площади стоял кинотеатр, но при артобстреле во время наступления его разрушили. Там ополченцы погибли, это последний пункт, который мой отец и его товарищи удерживали больше суток. Сейчас одни руины остались. Больница, да, она работает — госпиталь для немцев там. Они рядом стоят, больница и вокзал. Во время бомбардировки в больнице разрушили несколько корпусов, но половина работает. Там везде охрана, везде, — удрученно подтвердил догадки разведчика Громов. — Я забираю шифровки на окраине города, там есть бараки от завода, раньше селили рабочих. Мой брат пробирается через минное поле по меткам рядом с бараками, а потом выходит к болоту, где есть тайник для шифровок. Это единственный путь в город, который я знаю.
В городе очень много личного состава, через Маевск пересылают эшелоны с техникой, с новым пополнением солдат для фронта. Везде организованы военные поселения, рядовых селят в бывшей школе, во всех больших зданиях, которые остались целыми. А офицеров расселяют в домах местных жителей. У бабушки тоже фриц живет, уже четвертый или пятый за время оккупации. Тяжело незаметно в городе передвигаться, на улицах патрули постоянно проверяют у прохожих документы, ищут шпионов, дезертиров, отставших от поездов.
Сергей Громов замолчал, он водил глазами по карте и злился на самого себя, что оказался таким бесполезным, совсем не знает, как помочь капитану разведки проникнуть внутрь города. Но Шубин перевел разговор на другое:
— Кажется, подъезжаем, уже проверка документов. Сергей, сейчас отведешь меня на позицию, откуда можно пройти через минное поле на нейтральной земле. Я сначала переоденусь в немецкую форму, так будет безопаснее. Если нарвемся на патруль, то фрицы сразу не начнут стрелять, будет время скрыться.
— А я, я ведь без формы, ну и немецкий почти не знаю, — возразил Громов.
— Если что, буду говорить, что захватил тебя в плен и веду сдавать в гестапо, — предложил Глеб. — Это даст фору нам на несколько минут, а дальше… — Он выразительно хлопнул себя по ножу, который уже успел пристроить во время поездки в чехол на поясе.
Сергей метнул напряженный взгляд от ножа к лицу разведчика, он и правда не был испуган, но готов к любому развитию событий. Пока машина остановилась, а дежурный начал проверять груз и документы пассажиров, Шубин продолжил перечислять все условия перехода:
— Переоденусь, и выдвигаемся вперед по твоему проходу через минное поле. Ты впереди показываешь дорогу, я сзади с грузом. В лесном массиве отходим на глубину в пять километров от нейтральной полосы и прячем груз на сутки. Он нам будет мешать проходить границу города. Начнем с поста у въезда, потом перейдем к площадке, где расположены больница и вокзал, дальше к выезду рядом со старыми бараками. Мы сможем передать шифровку агентам? Я хочу назначить им встречу и обсудить план проникновения в город.
Громов неуверенно пожал плечами:
— Передать можем, обычно курьер три раза в неделю приходит проверить тайник. Только пока бабушка Анка передаст ваше послание, да и агенты должны умудриться придумать способ выйти за черту города, боюсь, за сутки такое не сделать.
Разведчик был вынужден согласиться — слишком мало времени, не успеют передать они информацию и организовать встречу. Он нахмурился — ладно, придется ограничиться осмотром границ и подступов к городу, хотя этого очень, очень мало для организации полномасштабной операции. Тем более что разрушенный кинотеатр находится в центре города, прямо посередине этого осиного гнезда, куда съезжаются сотни людей в германской форме. Пока их провожали к участку, откуда начиналось заминированное поле, разведчик все думал и думал, пытаясь найти решение сложной задачи.
День на глазах стремительно уходил за горизонт, красное зарево заката растеклось багровой полосой над черной полоской земли. Обычная пересеченная местность, где островки травы и уже облысевшие к осени ложбинки чередуются с редкими деревьями и холмиками. Только даже без бинокля капитан сразу понял, как обманчива эта открытая местность. Она таит среди желтеющих стеблей, пожухлых облетающих кустиков смерть, мгновенную и ужасную, из-за одного неверного движения. Хвосты мин торчат промеж стеблей, искусно спрятанные немецкими минерами. Один шаг — и сноп из огня, осколков разорвет на куски, превратит человека в кровавые ошметки. Поэтому поле выглядело странной территорией тишины: по ней немецкие стрелки не вели обстрел, туда не направляли свои дула артиллеристы, этот пятачок переливался черно-желтыми травянистыми пятнами в тишине поодаль от линии, где шла бесконечная перестрелка двух сторон.
Две фигуры — высокую, в немецком обмундировании, и тоненькую, в черной старенькой куртке, с большой торбой на спине, — провожали десятки глаз солдат, сидевших в окопе. Кто-то смотрел с любопытством, кто-то с ужасом, как они, не доходя десяток метров до смертельного островка, распластались на серой земле и замерли в ожидании.
Как только солнце провалилось за черную линию, сменив багрянец заката на серые тени, Шубин вполголоса приказал:
— Вперед, Сергей!
Почти перед его лицом задвигались истоптанные подметки сапог. Парнишка, перехватив одной рукой свой груз, начал осторожное движение между рядками из кустиков. Метр, еще метр, остановка. Волочить за собой тяжелую торбу парню было очень неудобно, он то и дело замирал, чтобы отдышаться. Но Глеб не торопил его, он понимал, что каждый метр — игра со смертью в прятки. Партизан внимательно всматривался в чахлую однообразную растительность, по ему одному понятным меткам понимая, куда можно двигаться дальше. Вот кривой пень, посеченный осколками, от него три метра вправо, затем еще десять метров по крайнему ряду метелок ковыльника, и снова передышка. Даже свой мешок Громов передвигал с большим опасением, рассмотрев в сумерках траву вокруг, чтобы ненароком не задеть детонатор и не вызвать взрыв.
Уже через полчаса начали неметь руки и ноги, заныла от долгого напряжения спина. Под одежду начала проникать прохлада от остывающей земли, на рукавах и брючинах собиралась влага с полевой травы. Время словно растянулось, казалось, что они двигаются по этому островку смерти уже много часов и их бесконечное движение никогда не кончится.
Наконец Сергей с облегчением выпустил сумку из рук и прохрипел:
— Все, выбрались.
От усталости он растянулся на голой земле, опустил голову, — все тело ныло от многочасовых усилий, било мелкой дрожью. Некоторое время спустя парнишка с трудом попытался встать на ноги. Шубин помог ему подняться, подхватил тяжелую сумку, прошептал:
— Давай, Сережа, куда направляемся дальше? Давай, не молчи, указывай.
Громов дернулся было, пытаясь забрать свою ношу, но Шубин взглядом остановил его. Одними губами прошептал:
— Мы в разведке, на задании, за каждым деревом смерть. Не дури, Сергей, не до того.
И Громов подчинился, молча ткнул острым подбородком в сторону темной непролазной плетенки из старых елей — туда. Разведчики нырнули прямо под густые, намертво сцепившиеся ветки. Снова пришлось двигаться ползком, чтобы пробраться по густым еловым зарослям. Теперь тысячи иг