Толстяк расхохотался собственной шутке и швырнул документы Шульца на койку. Внутри Шубин возликовал — получилось, случайный замысел сработал, и теперь у него есть шанс выйти живым из этой заварушки. Туша грузно заковыляла к выходу из комнаты, в коридоре мелькнул белый халат санитара, загудели голоса. Мари, которая застыла у двери, ожидая своего покровителя, нетерпеливо стучала полированными ноготками по окрашенной стене. Вдруг Шубин отчетливо услышал перебор из точек и тире, а затем сразу расшифровал послание: «Осторожно!»
«Это и есть Балерина, это советский агент!» — от догадки внутри взметнулась новая волна радости, что удалось так быстро различить своих в стане врага. Женщина вдруг метнула в него внимательный взгляд и едва заметно покачала головой. Шубин понял, что чуть не выдал себя мимикой, слишком поддавшись эмоциям. Он прикрыл глаза, наклонил голову так, чтобы никто не видел его лица, а в ответ, чтобы обозначить их тайный сговор, выстучал кончиками пальцев очень тихо незатейливую мелодию. Но только она была не простой забавной песенкой, а негласным гимном его службы, который знал наизусть каждый советский гражданин:
Разрушим любые преграды!
Проложим дорогу вперед.
Сквозь пламя и рев канонады
Разведка к победе идет.
Генерал затопал по коридору, рядом с ним зацокали каблучки, а в палату проскользнул фельдшер с мазью, склянками и бинтами в руках. Но теперь даже дрожь в теле и слабость не пугали Глеба, капитан больше не чувствовал себя в безвыходной ловушке.
Фельдшер взялся смывать кровь с лица раненого офицера, густо обмазывать его какой-то липкой массой. Обычно ему всегда приходилось выслушивать в ответ поток площадной брани и стонов, потому что раненые вымещали на нем свои неприятные ощущения от перевязок. Но этот так и сидел, почти не шевелясь и не сводя взгляда с оконного стекла, лишь терпеливо выполнял просьбы поднять руку или повернуть голову.
Фельдшер уже сноровисто заканчивал на переносице Глеба обработку ссадин и гематом, которые образовались от удара Громова, а Шубин все никак не мог отвести глаза от бликующего стекла, где ему до сих пор мерещилась мимолетная улыбка одними уголками губ, которую перед уходом подарила ему Мари.
После визита генерала было строго-настрого запрещено говорить о том, откуда взялся новый офицер. Лишь врач да приставленный к герру Шульцу фельдшер знали о его побеге из плена. Для остальных раненых и персонала это был всего лишь еще один больной, сотни которых постоянно по железной дороге прибывали в этот прифронтовой городок для лечения в большом военном госпитале.
В этом человеческом муравейнике Шубину удалось затеряться: в душевой, где были только голые, изувеченные люди без регалий и погон; потом была снова перевязочная с десятком страдающих людей. Когда он вернулся в палату, то на кровати его ждал новехонький комплект униформы с офицерскими погонами. Глеба передернуло от отвращения, что ему сейчас придется натянуть на себя чужую шкуру, одежду врага, а значит, пускай хоть и ненадолго, но стать фашистом, фрицем, солдатом Гитлера, винтиком в машине смерти. Он со вздохом начал одеваться, уговаривая себя: «Это ненадолго, пару дней — и я сброшу эту волчью шкуру, вернусь обратно к своим».
Вдруг дверь резко распахнулась, на пороге застыла точеная фигурка:
— Эй, офицер Шульц, вас вообще-то ждет генерал, машину прислал за вами! Два раза надо повторять приказ генерала?
— Простите, мадам… Фертих…
— Мне не пятьдесят лет, эй, какая мадам, я — Мари!
— Простите, я понял, Мари!
Шубин с готовностью вскочил и шагнул навстречу женщине. И тут же остановился, потому что в коридоре за ее спиной его ощупывали десятки любопытных взглядов больных, медицинского персонала. Еще бы, такое событие — за ним в госпиталь заявилась любовница генерала. А Мари, по всей видимости, привыкла к постоянному вниманию: она прошагала по коридору, горделиво вскинув красивую головку с пышными локонами. Шубин торопился за ней следом, прекрасно понимая, что выглядит как преданный хромающий пес, что бежит со всех ног за своей великолепной хозяйкой. Но только он знал теперь секрет этой ухоженной куколки — за яркой маской скрывалась советская шпионка, которая делала все, чтобы добыть немецкие секреты, а значит, и победу для своей страны.
На улице Мари сама уселась за руль бронемобиля, а Шубин втиснулся на заднее сиденье. Автомобиль рыкнул, выпустив дымок, и помчался по улицам города, Мари ловко управлялась с тяжелым рулем. Но, проехав центральную площадь, черная машина вдруг замедлила движение, а женщина, не поворачивая головы назад, отчетливо прошептала:
— Утром связной передал мне информацию о встрече. Что произошло, почему вы оказались в городе?
— Все пошло не по плану, не так, как задумывалось, — объяснил Глеб. — Мой проводник… нас обнаружил патруль, и ему удалось сбежать, но что с ним сейчас, я не знаю. Все вышло случайно, документы Шульца оказались у меня по стечению обстоятельств.
Мари метнула внимательный взгляд в зеркальце заднего вида:
— Послушайте, вам удастся продержаться в городе пару дней, не больше. Это очень опасная затея. Генерала я еще могу придержать, но вот глава абвера Беккер…
— О котором вы говорили утром?
— Да, он догадывается о махинациях генерала с казной, взятках, подозревает меня. В общем, опасный человек, он отправит в вашу часть запрос и дознается, что стало с настоящим Андреасом Шульцем. Или устроит такой допрос в своем отделе, что вы признаетесь хоть в чем. У него есть настоящая камера пыток, и еще никто оттуда не вышел на своих двоих.
Женщина на секунду сняла свою маску высокомерной кокетки, и теперь на Шубина смотрело ее настоящее лицо, взгляд красивых глаз был полон страха и тоски от вечной угрозы раскрытия ее тайны. А разведчик с его шаткой легендой о сбежавшем из плена офицере притягивал слишком много внимания абвера и ставил под угрозу всю сложившуюся систему. Он предложил:
— Я проведу с генералом вечер и исчезну навсегда, сегодня же скроюсь из города. Мне нужна всего лишь информация, как подобраться к укрытию в старом кинотеатре. Вы слышали о секретном бункере?
Черные брови взлетели вверх.
— Слышала?! Да мне генерал все уши прожужжал про этот бункер. Он туда таскает как мышь все, что удалось награбить. Золото, картины, драгоценности, у него там настоящая кладовая. Я не знаю, где вход, никогда там на развалинах не была. Он эту тайну хранит ото всех. Фертих говорит, что этот бункер защитит даже во время бомбежки, правда, проход знают всего несколько человек из командования. — Мари горько усмехнулась. — Когда будет авианалет, то наконец узнаю, где вход в этот бункер. Будем там сидеть, как крысы, среди награбленного, пока люди умирают.
Машина резко затормозила перед красным одноэтажным зданием, сбоку здания широкие ступени вели в подвал, а из темных окон у земли лились задорные песенки. Мари снова повернулась к своему собеседнику:
— Поменьше говорите, у вас есть небольшой акцент. Генерала я уже накачала, он сейчас и свое отражение в зеркале не узнает. Постараюсь его расспросить подробнее про этот бункер. А вы сидите и молчите.
— А как потом? — Шубин вспомнил о назначенной вечером встрече у заброшенного котлована. — Мне надо встретиться с другими агентами, собрать у них информацию, чтобы потом спланировать операцию.
Лицо Мари по-прежнему было грустным, она не торопилась натянуть свою маску.
— Придет только Мастер. Бабушка Анка слепая, она выходит только на рынок со своими вязаными вещами. Раз в неделю мы встречаемся с ней на рынке, я покупаю носки или платок и рассказываю ей все, что узнала за это время. Она изготавливает из ниток шифровку. Не надо бабушку Анку в это втягивать, ей и так тяжело. Она одна растит внука, и если вдруг все вскроется, если вас поймают и вы окажетесь в пыточной камере Беккера, то следом мы все туда попадем. И больше никогда не вернемся.
Глебу хотелось возразить ей, что он выдержит любую пытку и не выдаст секретную информацию, но он понимал, что это не так. Разведчик сам видел, как ломались люди от физической боли, и знал, как тяжко бывает в момент страданий. Разведчик только кивнул, придется действовать по наитию, без четкого плана. У него есть несколько часов, а дальше офицеру Шульцу нужно будет скинуть свою шкуру, чтобы не подвергать опасности остальных.
Шубин вышел из машины, одернул форму, которая топорщилась на худощавом теле. Вдруг ловкая ручка рванула ремень, кобура переместилась на другое бедро. Мари уже, как обычно, капризно поджала губу:
— Слева, немцы носят кобуру слева!
Глеб кивнул в знак благодарности, что женщина подсказала ему такую важную деталь. Мари права, его конспирация очень слабая и любой шаг может привести к ужасной расплате — смерти в муках всех советских агентов и отмене операции «Вервольф».
Но отступать было некуда, придется играть свою роль до конца. И офицер Андреас Шульц начал спускаться вниз по широким ступеням следом за стройными икрами в дефицитных нейлоновых чулках.
Подвал встретил их веселым мотивчиком, что несся из раструба граммофона, и густыми клубами дыма. Генерал восседал на стуле за накрытым столом, где между тарелками стояли уже наполовину опустошенные графины с самогоном и наливками. Хозяин подпольного заведения, колченогий старик, который уже несколько лет готовил домашние спиртные напитки для офицерских чинов германской армии, копался в шкафах, доставая под крики Фертиха свои запасы. Тот, осоловевший от сытной еды и алкоголя, выкрикивал под стук кулака по столу:
— Еще, тащи еще! Все свои запасы, я знаю, старый хрыч, у тебя тут полный подвал шнапса. Я плачу тебе дойчмарками, а мог бы отправить в пыточную и выпить все бесплатно!
Мари остановила музыку, толкнула старика в бок, чтобы уходил подальше от гнева военного чина. Она привычным жестом успокоила разбуянившегося толстяка: подсунула ему рюмку с прозрачной самогонкой, бутерброд на закуску, уговаривая ласково, словно ребенка: