И разведчик, после того как обмотался лентами проволоки и набил в карманы и за пазуху тола, приказал новому напарнику:
— Давай, хватай взрыватель, там прикопаем его в сухом месте. И к вечеру у нас уже одна закладка будет готова.
Сидор изо всех сил вцепился со своей стороны в ручки ящика. От усердия у него тут же выступил на лбу пот, который слепил волосы в мокрые пряди, но парнишка не проронил ни звука, не издал ни одной жалобы, пока они не донесли груз к густым зарослям ивняка.
— Тут болотисто, похлюпает сейчас под ногами, — пояснил паренек. — Но ходить можно. Для рельсов даже отсыпали этот участок, чтобы насыпь в болото не ушла, только по бокам остались влажные участки.
Под ногами и правда зачавкала жидкая грязь, засасывая ноги в илистую мягкую поверхность. Только разведчики не остановились, они пробрались в самую гущу зарослей и здесь нашли сухой пятачок, который образовали сросшиеся в одном месте гибкие ивовые стволы. Сидор поставил ящик со взрывателем между сухих отростков, а сверху закрыл ветками с пожухлыми листьями. Кивком указал на правый фланг — идем дальше. И его осторожность не была напрасной, стена из деревьев почти сразу буквально уткнулась в стальные полосы рельсов. Прямо из-за деревьев паренек протянул руку и прижал ладонь к шпалам.
— Состав идет, километра три отсюда, будет через пять-семь минут. Выгружайте быстрее заряды!
Пока Шубин торопливо выгребал из карманов шашки, Сидор объяснял дорогу:
— Здесь поезд перед переездом замедляет движение, потому что дорога идет на взгорок. Можно заскочить на сцепку, лучше посередине состава. Охрана часто только в первом и последнем вагоне, особенно если это теплушки, которые перегоняют с ранеными. На переезде проверка документов, это быстро, но могут вдоль вагонов пройти, лучше под дном затаиться. Как дернется — выбирайтесь назад. На краю лесной полосы прыгайте, на бок надо падать, чтобы не расшибиться. Там овраг глубокий, но внизу мягко от веток и мусора. Левой стороны держитесь по оврагу и через поле, сразу выйдете к сортировочной станции, а от нее в город две минуты и пятак торговый.
— Идет, идет! — Паренек скинул куртку, закутал туда все заряды, чтобы уберечь их от болотной влаги, а сам вжался в жидкую грязь у корней деревьев. Перестук колес был уже слышен, поезд и правда натужно пыхтел, замедляя на длинном и пологом подъеме ход.
Капитан напружинил ноги, как только мимо поплыли вагоны, пропустил первый десяток и, прыгнув, повис на сцепке между вагонами. По спине больно ударили шпалы, и он вытянулся в струнку, облепив всем телом металлический толстый стержень, который скреплял вагоны. Глеб проверял по очереди крыши смежных вагонов, ожидая шаги охраны, которая часто несла караул на верхушке состава, чтобы видеть местность вокруг. В любую секунду он был готов расцепить конечности и рухнуть на полотно, чтобы вагон его прикрыл во время движения. Тогда будет несколько секунд, чтобы перекатиться в сторону, нырнуть между колесами и броситься наутек в лесную чащобу.
Хотя ему повезло, охраны, как и обещал Сидор, в середине состава не было. Поэтому все пошло по плану, и уже через полчаса, никем не замеченный, разведчик оказался у здания заколоченного депо. Полуразрушенная после попадания снаряда мастерская была заброшена, и Шубин пробрался внутрь. Из крохотного оконца ему открывался вид на пятачок, где сидели старики с нехитрыми пожитками — изношенными вещами, обувью, надеясь выручить хоть немного еды за свой скарб.
Мари он поначалу даже не узнал. Обычно в вычурном наряде, с кокетливой прической, сейчас женщина была закутана в потрепанный плащ, а голову покрывал темный платок из грубой ткани. Шубин узнал ее, только когда к пожилой согнутой старушке подошла женщина и принялась укладывать в сумку стопку вязанья, отдав взамен коробку консервов. Глеб заметался у своего пункта наблюдения — как же ему подать знак? Он натянул рукав ватной куртки на ладонь, отломил кусок разбитого стекла и поймал на острую грань один из слабых солнечных лучей. Зайчик, отраженный осколком, попал женщине прямо в глаз, она, щурясь, пригляделась к заброшенному зданию. Глеб снова пустил зайчика ей в лицо, взмахнул рукой, чтобы обозначить свое присутствие. Мари оглянулась в сторону большого здания, рядом с которым вышагивали вооруженные охранники. Солдаты зябли и неохотно прохаживались у здания вокзала, не обращая внимания на стариков у насыпи. Стихийный рынок регулярно разгоняли по приказу какого-нибудь очередного офицера, а сами же рядовые тоже нет-нет да забегали обменять свой паек на пару крепких кальсон или мягкую подушку на койку в казарму.
Мари неторопливо свернула к вокзалу, прошла вдоль путей, но, не добравшись нескольких метров до здания, заторопилась к ближайшему ржавому вагону. Оказавшись вне видимости патрульных, женщина побежала к черному проему. На пороге она застыла и еле слышно позвала:
— Эй, вы здесь?
Шубин позвал ее из глубины:
— Мари, это Андреас Шульц, капитан Шубин.
Лазутчица с облегчением выдохнула:
— Это вы, как хорошо. Я так боялась, что вас перехватила охрана. Беккер вытряс душу из генерала, желая узнать, куда вдруг пропал офицер Шульц. Его люди рыщут по городу, вынюхивают, проверяют у всех подряд документы.
— Маруся. — Шубин сжал ее руку. — Помните, офицеры из гестапо упомянули, что в плен к Беккеру попал летчик Захаревич? Командование требует вызволить его из плена. Начальство боится, что он под пытками выдаст расположение засекреченного советского аэродрома. Но я совсем не знаю, как его спасти. Просто ни единой мысли, я даже не знаю, где он может находиться.
— В здании почты. — Голос Мари был полон досады и раздражения. — У Беккера там тюрьма, а внизу помещение, где людей пытают и расстреливают. Потом через заднюю дверь выносят, вывозят в овраг за старой дорогой.
— Как нам туда проникнуть?
Женщина села на ящик и жадно закурила:
— Вы сумасшедший? Хотите выкрасть пленного из застенков гестапо? Даже если зайдете туда в немецкой форме, то как с ним выйдете? Вам нужны документы за подписью Беккера или хотя бы генерала Фертиха.
— Может быть, Захаревича тоже переодеть в форму? Правда, у меня ее нет. Но если бы вы достали, то я бы пошел на риск. Или подделать документ.
Мари затушила окурок.
— Ваш Захаревич молчит, это я точно знаю. Иначе бы его уже расстреляли, но терпение у Беккера не железное. Его хватает на несколько дней допросов, потом непокорного вешают перед зданием почтамта. Для устрашения других заключенных трупы висят иногда неделями… Боюсь, Захаревич уже через пару дней окажется на этом столбе.
Шубин опустился на доску рядом с женщиной:
— Никаких шансов? Он умрет?
Красивое лицо Мари покривилось от испытываемой ею боли.
— Умрет героем, так и не рассказав ничего своим палачам. А на родине его назовут предателем, так уже было с моим отцом.
Женщина вдруг распрямилась и вскочила:
— Я попробую! Ради моего отца. Я не смогла сделать этого для него, но хотя бы попробую спасти жизнь и честь другого человека.
Она покрутилась, осматривая ангар:
— Найдите какие-нибудь лохмотья похуже, вам надо прикрыть форму. Да, да, вон та закопченная куртка подойдет. И еще возьмите вон те доски, за ними вас почти не видно. Если остановят, то скажете, что это я приказала вам помочь мне сгрузить доски на крышу авто. Хочу себе огромное зеркало в раме, и это заготовка для него. Хромайте, согнитесь так, чтобы никто не видел вашего лица.
Шубин покорно натянул на себя закопченную от пожара одежду, подхватил широкие доски, выставил их впереди себя, как щит.
Мари уже стояла в проеме депо.
— Сейчас придется пройти мимо часовых, я остановлюсь, заболтаю их и попрошу прикурить. Когда они не будут смотреть на вас, прячьтесь на полу заднего отсека бронемобиля, дурацкие доски суньте на сиденье. Ну, вперед!
Скучающие охранники собрались кучкой на углу здания вокзала, когда на платформе показалась любовница генерала. Каждый в городе знал эту золотоволосую красотку, которая так лихо катается по улицам за рулем генеральского авто. Завороженные покачиванием округлых бедер, солдаты не сводили с женщины жадных взглядов, никто из них не обратил внимания на старика, что плелся следом с охапкой толстых досок.
Мари, которая спустила платок на плечи, позволив локонам рассыпаться по плечам, расстегнула пальто, демонстрируя роскошные прелести, процедила старику:
— Тащи доски к машине. И аккуратно, там обшивка из кожи.
Она отставила стройную ножку и обратилась к застывшим патрульным:
— Господа, среди вас есть, кто сможет сделать для меня красивую деревянную раму под зеркало? Как это называется, такой мастер?
— Плотник, мадам. — Безусый юноша залился краской и смущенно предложил: — Я, я могу. Я перед войной работал подмастерьем у краснодеревщика.
Мари провела пальчиками по его кулаку, сжимающему автомат:
— О, я сразу обратила внимание, какие у тебя сильные пальцы.
Тут же второй солдат в негласном соревновании подобрался поближе к аппетитной красавице:
— Мадам, зачем вам эти старые доски? Я могу достать вам огромное зеркало в настоящей золоченой раме.
Мари закинула голову и засмеялась:
— Вообще-то я мадмуазель. Так приятно, когда мужчины хотят выполнить любое твое желание. Но сейчас мне нужно прикурить сигарету. Ужасно хочется курить.
Солдаты в серо-зеленых шинелях засуетились, копаясь в своих карманах. Щелкнули несколько зажигалок, Мари повела папироской, выбирая счастливчика, который даст ей прикурить сигарету. Разгоряченные солдаты не замечали, как хромоногая сутулая фигура сгрузила доски на кожаную обивку и тут же сама нырнула в мягкую темноту отсека. Лишь легко хлопнула дверца, скрывая тайного пассажира. Мари же, попыхивая ароматным дымком, ущипнула за щеку подмастерье краснодеревщика:
— Я запомнила тебя, твои руки мне приглянулись.
Балерина подмигнула остолбеневшему юнцу и зацокала каблуками к машине. Когда дымок из выхлопной трубы растворился в воздухе, его товарищи принялись тыкать солдата под ребра, завистливо изображать его умильную улыбку. Но ни советская лазутчица, ни разведчик не думали уже о патрульных, оставшихся у вокзала. Они теперь обсуждали план побега Захаревича из застенков гестапо.