Вдруг тонкий голосок завел песню:
– Разрушим любые преграды!
Проложим дорогу вперед.
Сквозь пламя и рев канонады
Разведка к победе идет.
Илюшка замолчал, Сидор прошептал:
— Это нас Сережа научил, наш командир. Гимн разведчиков, чтобы не забывали, что мы сможем любые препятствия преодолеть. Что впереди за выстрелами и страхом нас ждет победа. Как звезды за тучами, они все равно появятся, надо просто потерпеть.
Глеба будто холодной водой окатили, и она смыла неуверенность и тоску. Эти парнишки, слабые от постоянного недоедания, потерявшие свои семьи, оказавшиеся без детства в смертельном котле войны, верят, что победят. Как он смеет сомневаться в их силе духа, в их мужестве. Ведь главное в бойце, в разведчике не мощь тела, а сила духа. И она у юных партизан есть. Он в темноте заговорил с ними:
— Ребята, мы справимся. Я вижу, у вас такая сила внутри, что мы горы свернем. Все сможем с вами! А завтра ночью в Маевске дадим фашистам жару. За всех отомстим, за все, что они сотворили с вашим родным городом.
Илюша вдруг с тоской выдал:
— А мне так жалко минировать госпиталь, там мама моя медсестрой работала. Меня брала на работу, я там все здания облазил. Весело было, один раз в гараж, где скорые стоят, забрался, мне там конфет надавали, чаем напоили. Мама меня полдня искала, потом надрала уши.
Он снова испуганно замолчал, что опять не удержался, наговорил настоящему капитану разведки, своему командиру, какие-то детские глупые воспоминания. А Шубин, наоборот, оживился:
— Так ты знаешь, как там все здания расположены. Сможешь нас провести за забор, так чтобы с заднего хода пройти, незаметно для охраны?
Илья мгновенно сообразил:
— Так через проезд для карет скорой помощи. Сейчас ведь они не ездят, а там есть два подъезда — к госпиталю, по нему машины раненых привозят, а еще один через лесополосу. Короткий. Там водители путь сокращали, когда ехали домой после суток дежурства. Правда, грязно очень, там нет асфальта — грунтовка. Они постоянно ругались, что машины по осени приходится выдергивать тросами.
Шубин пробрался вперед и стукнул по кабине, грузовик затормозил. Капитан предложил:
— Давай в кабину, покажешь водителю дорогу. Нам надо проехать так, чтобы не попасться на глаза охране. Мы в форме, если остановят, молчи. Я буду разговаривать.
Но, несмотря на опасения командира, доехали до госпиталя без заминок. Говорун отлично знал город, он прокрался на малой скорости по боковым улицам, потом запетлял между редкими деревьями в лесополосе. В кузове мерно покачивались ящики, Шубин безотрывно следил в прореху брезента за тем, что происходит снаружи, но на охрану они не нарвались ни разу. А случайных прохожих в такой поздний час тем более уже не встретишь — в Маевске давно наступил комендантский час, когда для нахождения вне казармы или госпиталя нужны документы, а за прогулку по ночным улицам можно оказаться в гестапо на допросе.
Но то ли после пожара сократили количество дежурных отрядов, то ли в сырую осеннюю ночь сами германские солдаты увиливали от своих обязанностей в теплых укрытиях, только город казался вымершим. В лесополосе, когда показалось черное здание госпиталя с желтыми окнами палат и операционных, Шубин снова стукнул по кабине, подавая знак водителю. Грузовик послушно замер, разведчик скомандовал:
— Юрий на наблюдении, если что не так, то подай условный знак. Мы с Сидором будем подносить заряды, а Илья укладывать цепь.
Парень возился с веревками, которые они затянули слишком крепко, в очень тугие узлы. Один ящик удалось вызволить, и Глеб заторопился хотя бы перенести опасный груз поближе к стенам. Можно оставить Илью одного: у партизана будет несколько часов, чтобы заложить заряды, соединить их проволокой, превратив в смертельное устройство; потом останется лишь переждать дневное время в подвале или на дереве, там, где он не будет заметен для раненых, что целыми днями слоняются вокруг госпиталя. А вечером по общему сигналу — ложному авиаудару — они начнут одновременно крутить ручки взрывателей. Отчего сразу четыре важных для гитлеровцев здания взлетят вверх, развалятся на куски и погребут под своими стенами тысячи фашистов.
Они с Ильей почти бегом рванули по протоптанным тропинкам между деревьев к левому крылу здания, Сидор остался в машине вместе с Говоруном, чтобы развязать крепкие узлы.
Разведчикам оставалось пройти несколько шагов до стены, когда Шубин услышал тихое шуршание листьев под чужими сапогами. В их сторону, невидимый в ночном сумраке, шел дозорный. Глеб толкнул парня к стене, сам тоже упал на землю и потянул тяжелый ящик. Главное, уйти подальше от освещенных участков, где свет из окон превращает смутные тени во вполне четкие силуэты. Они вытянулись у стены, прижимаясь всем телом к старой штукатурке. Вдруг его за руку потянула ладонь Ильи, паренек настойчиво тащил командира за собой. Подчиняясь ему, Шубин ползком сделал несколько движений и вдруг проскользнул в узкое отверстие у самой земли. Он успел даже протянуть руки наружу и подтащить ящик поближе, так что тот вошел в узкую щель и закупорил пространство. Они затаили дыхание, вслушиваясь в приближающиеся шаги. Все ближе, ближе, шуршат прелые листья, мягко, почти неслышно пружинит земля от грубых подошв солдатских сапог. Караульный прошел мимо, разведчики в подвале с облегчением выдохнули — теперь шаги удалялись.
Илья зашептал в ухо командиру:
— Они сняли решетки с подвальных окон. Тут стоит что-то, он раньше пустой был.
Шубин протянул руку, и она наткнулась на шероховатое дерево. Несколько секунд, и капитан понял, чем заполнен подвал:
— Это кровати, они оборудовали бомбоубежище для раненых и врачей на случай удара с воздуха. Поэтому сняли решетки, чтобы отсюда было удобнее выбираться. — И его тут же осенило: — Надо заложить заряды прямо в проемы окон. Тогда они будут не так заметны, а проволоку сверху нужно замаскировать листьями.
Он заторопился, объясняя парню план, возникший в голове:
— Мы сгрузим сюда все заряды, и ты сможешь провести цепь, не выбираясь наружу. И укрыться здесь днем. А вечером, когда Захаревич пролетит над городом и поднимет тревогу, госпиталь начнут эвакуировать в подвал. Тогда выбирайся наружу и крути ручку. Они не смогут спастись.
— Хорошо, я все понял. — Ответ Ильи был коротким, в голосе проскользнула грустная нотка.
Шубин понял его без слов и в темноте положил руку на плечо паренька:
— Я знаю — это место, где ты провел детство. Для тебя этот госпиталь — это воспоминания о маме. Но на самом деле теперь здесь ничего не осталось от мирной жизни. Фашисты восстанавливаются после ранений и возвращаются обратно на фронт, чтобы дальше воевать с нами, убивать нас, калечить.
Илья вдруг уткнулся лицом в плечо командиру, и Шубин почувствовал, как его горячие слезы насквозь промочили ткань мундира.
— Я знаю, знаю, товарищ командир, я знаю. — Паренек не смог удержаться от по-детски горького плача. — Я все сделаю, я все понял. Просто это так тяжело, грустно. Я не хочу, не хочу этого делать, но это мой долг.
Глеб ласково провел рукой по волосам, успокаивая паренька:
— Правильно, ты настоящий разведчик, настоящий боец и знаешь, что приказы надо выполнять во что бы то ни стало. А госпиталь мы построим новый. Представляешь, как обрадуется мама?
Но голова под его рукой затряслась еще сильнее.
— Мамы нет, ее расстреляли. Вместе с больными расстреляли, там… на пустыре.
Илья резко вскинул голову, на глазах все еще блестели слезы, а лицо кривилось от боли.
— Я сделаю как надо, взорву тут все! Я!.. Я отомщу им, за маму, за всех. Они стольких людей убили.
— Все, тише, тише, — успокоил парнишку разведчик и крепко сжал его плечи. — Ты сможешь отомстить за всех, за каждого жителя Маевска. Прошу тебя только об одном: будь осторожен, не поддавайся злобе и боли. Они плохие советчики, на задании должна работать только голова.
Илья шумно выдохнул, утер рукавом лицо. Теперь перед Шубиным стоял не отчаявшийся от горя мальчишка, а взрослый, собранный, как кулак перед ударом, человек.
— Я все сделаю, как решили. — Голос у Ильи был ровным. — Сейчас сложим ящики в проемах, к рассвету они будут установлены по периметру здания. Я дождусь сигнала, а когда фрицы спустятся в подвал, взорву госпиталь.
Глеб кивнул в ответ, хотя в темноте Илья не видел его лица:
— Я верю тебе, я знаю, что ты настоящий разведчик. После диверсии уходи из города, выбирайся в суматохе к пустырю. Встречаемся на болоте, у нашего места. Я буду ждать тебя. Мы вместе перейдем линию фронта, и ты сможешь воевать вместе с нашими ребятами как красноармеец.
Шубин внезапно замолк, опять зашуршали листья и трава, только звуки были в этот раз другими. Шум затих, и высокий голос позвал его:
— Товарищ командир! Это я, Сидор!
Капитан приподнялся на руках и вылез из подвала. От его неожиданно выросшей у стены фигуры парень тихонько вскрикнул. Командир кинулся к нему:
— Тсс, рядом ходит охранник! Обходит по периметру здание. Надо быстро, пока он не вернулся, перетащить ящики к окну!
— Да они вон там, у деревьев. — Сидор замахал рукой в темный проем между деревьями в двух метрах от него. — Мы с дядей Юрой все перетаскали, пока вас ждали. А вас все нет и нет, я и пошел разведать.
Шубин уже вцепился в тяжелую ручку.
— Давай быстрее, вон туда, откуда я вылез. Минут через семь-десять караульный снова будет на углу!
Но ни через десять минут, ни через полчаса охранник не показался. Разведчики не знали, что продрогший под осенним ветром автоматчик нашел приступок у центрального крыльца, опустился на него и сладко задремал, свесив голову на грудь. Группа успел перетаскать три ящика с зарядами, проволоку и взрывное устройство, сгрузить снаряжение в темный подвал между деревянными нарами. Илюха, запыхавшийся от быстрого бега туда-сюда, по-деловому распорядился:
— Ну все, дальше я сам. Успею все до утра, сюда соваться никто не будет. А днем схоронюсь в старой котельной, я уже проверил — двери заколотили на два гвоздя. Снять — раз плюнуть.