Виктор слушал невнимательно. Ему было неинтересно. Он отобрал у Аланы водку и сделал глоток. Она не стала возражать и продолжила:
– Спустя двадцать с лишним лет оба явились в Москву, нашли отца. Парень был похож на него немного, такой же черноволосый, высокий. И зачат он оказался примерно тогда, когда папа с этой женщиной встречался. Так бы он и принял ребеночка, если б анализ не сделал. Не его сыном парень оказался. Понимаешь?
– Понимаю, – буркнул Виктор, оторвавшись от бутылки и отставив ее. Водка перестала действовать. С каждым глотком Саврасов становился все трезвее. Или ему только казалось?
– Пообещай мне сделать так же, как папа. Не верить ей на слово.
– Алана, я очень жалею о том, что сказал тебе. Забудь.
– Что значит забудь? Нет уж, давай решим этот вопрос.
– Можно, я решу его сам?
– То есть моего мнения тут вообще никто не спрашивает?
Саврасов решил промолчать. Но Алана ждала ответа. Поняв, что не услышит его, спросила:
– Ты на самом деле уверен, что ребенок твой?
– Да.
– А кто мать?
– Девушка, – усмехнулся Саврасов. Все же он ошибался – водка действовала.
– Понятно, что не медведица, – рассердилась Алана. – Чем она занимается? Из какой семьи?
– Временно не работает, в декрете.
– А до этого?
– Администратором была в кафе.
– Родители?
– Умерли.
Она постаралась не выказать своего удивления, но не смогла. Глаза так и полезли на лоб. Алана-то думала, что Саврасов встречался только со звездулями да дочурками высокопоставленных родителей. А тут сиротка какая-то безработная.
– Отлично, – выдавила она.
– Думаешь? – протянул Виктор, с каждой секундой ощущая все большее опьянение.
– У такой легче будет отобрать ребенка.
До Саврасова не сразу дошел смысл сказанного Аланой. А она продолжала:
– Отсудишь его без проблем. С тобой ведь ему будет лучше. Мальчик маленький, он ничего не поймет…
– Алана, ты вообще себя слышишь?
– Да, а что такое?
– Ты хочешь, чтобы я отобрал у нормальной женщины, хорошей матери, сына?
– А она точно хорошая?
– По-твоему, если человек не может купить своему ребенку золотую погремушку, он уже плохой, негодный?
– Все, хватит с меня! – вышла из себя Алана. – Я приехала, соскучилась, а он… Мало того, что не встретил, бухает тут, как алкаш какой-то, без закуски и огорошивает меня «радостной» новостью, так еще разговаривает, как будто я провинилась в чем-то.
Саврасов знал, что нужно сказать. «Прости», например. Или: «Ты неправильно меня поняла». И снова «прости»…
Но он молчал. Понимал, что, если не остановит ее сейчас, Алана уйдет.
Поэтому и молчал. Не останавливал ее. Хотел, чтоб ушла.
Голова закружилась. Виктор закрыл глаза.
Как уходила Алана, он не видел, только слышал удаляющийся стук каблучков. Когда он затих, Саврасов облегченно выдохнул.
Обидел девушку. Почти любимую. Почти единственную. Почти невесту. И никаких угрызений совести. Почему?
«Потому что «почти», – ответил самому себе Виктор. – И любимая. И единственная. И невеста…»
Саврасов схватил бутылку за горлышко, поднял, но тут же поставил обратно. Хватит с него!
Виктор встал с дивана. Резко. Его повело. Но через пару секунд он уже твердо стоял на ногах. И смог, не шатаясь, дойти до кухни.
У холодильника стояла Лена. Что-то в нем разбирала. Виктор показал ей большим пальцем на дверь. Девушка испарилась.
Саврасов занял ее место и принялся рассматривать содержимое холодильника. В нем чего только не было, но что выбрать поесть, Виктор не знал. Ни мяса сырокопченого не хочется, ни колбасы, ни сыра, ни фруктов, ни творога. Тут взгляд Виктора упал на кастрюлю. Достав ее и открыв крышку, он обнаружил в ней гречку. Вспомнил, что вчера утром попросил ее приготовить, но вечером отказался от ужина. Сейчас каша оказалась очень кстати. Саврасов навалил себе целую тарелку, посыпал гречку сахарным песком и залил молоком. В детстве он ел ее именно так, и ему очень нравилось.
Поев, Виктор вернулся в гостиную. Разжег камин. Сел на шкуру…
Загрустил.
Два с половиной года назад он занимался любовью на этой шкуре, у этого камина с Незнакомкой. И если бы она потом не исчезла, сейчас, возможно, они сидели бы у огня вдвоем, а Ванечка бегал бы по комнате или играл в детской. О, какую бы Саврасов ему оборудовал детскую!
Но девушка исчезла…
Дала ему время себя разлюбить.
Тогда, два с половиной года назад, расскажи она ему все, что сообщила сегодня, его чувство стало бы еще сильнее. В нем всегда жил рыцарь, желающий защищать свою даму. Он уберег бы Ксению от всех бед. Спас бы ее от похотливого злобного отчима, избавил бы от психологических проблем, которые явно существуют.
Но сейчас, когда Саврасов разлюбил Незнакомку, он не знал, что делать. Жениться на Ксении и зажить полной семьей ради Вани?
Стать воскресным папой?
Или отобрать ребенка, как советовала Алана?
«Нет, последнее, конечно, исключается, – одернул себя Виктор. – Но все равно, как поступить, не знаю… Я в тупике!»
Саврасов, кряхтя, поднялся с пола, подошел к дивану, взял свой пиджак, достал телефон из кармана.
На экране светились значки неотвеченных вызовов.
Это Алана звонила из аэропорта.
Как с ней поступить, он тоже не знал.
Саврасов набрал номер Андрея. Гудки, гудки, гудки…
– Да возьми же трубку! – прорычал Саврасов. И Седаков, как будто услышав его, тут же ответил:
– Алло.
– Привет, Андрюха.
– Здравствуй еще раз.
– А мы уже разговаривали?
– Да. Днем. Я сообщил тебе о смерти Козловского.
– Это было сегодня? Ну надо же…
Что-то в его тоне Саврасова насторожило, и он обеспокоенно спросил:
– Случилось чего?
– Мне нужно поговорить с тобой. Рассказать кое-что. И посоветоваться.
– Ты никогда не просил у меня совета. Значит, действительно что-то случилось.
– Ты дома? Я подъеду.
– Нет, я в другом месте. И не один.
– Тогда извини…
– Нет, нет, ты приезжай. Я назову адрес.
Он сказал, и они закончили разговор.
Виктор быстро переоделся и вышел из дома. Машина его уже ждала, он распорядился подать ее к крыльцу. До места, где находился Андрей, ехал недолго – время было такое, что основные пробки рассосались.
Добравшись, Виктор снова набрал Седакова.
– Могу подняться?
– Давай. Квартира семьдесят вторая. Я открою подъезд.
Саврасов вошел, поднялся на лифте на последний этаж, позвонил.
Седаков открыл тут же. Он был в брюках, но босой и с голым торсом.
– Проходи в кухню, – сказал он. – Только жрать нечего, пить тоже. Было мартини и фрукты, но уже нет.
– Не хочу ни того, ни другого.
– От тебя разит водярой.
– Ага.
Они прошли в кухню. Сели на высокие стульчики за барной стойкой.
– Рассказывай.
– У меня есть сын.
У Седакова вырвался удивленный матерный возглас.
– Сам в шоке, – усмехнулся Саврасов и начал рассказ.
Андрей слушал внимательно. Перебивал, только если Виктора уводило в сторону. Когда Саврасов закончил, Седаков спросил:
– Ты хочешь узнать мое мнение?
– Да. Сам я, похоже, разобраться не могу.
– Не пори горячку, это первое. Причем касается это и Аланы, и Ксении. То есть с первой рвать не стоит, как и вести вторую в загс.
– А что же делать?
– Второе: разберись в себе. И для этого не надо делать первого, то есть пороть горячку. Возьми паузу. Заберись в нору и подумай.
– А как же Ваня?
– А вот с Ваней все ясно. С ним надо видеться, узнавать его. Он твой сын… – И уже весело: – Черт возьми! У Саврасова сын! Это же самое главное. Ребенок, а с бабами разберешься…
И Виктору так сразу стало легко от его слов, что он рассмеялся.
– И почему я раньше не обращался к тебе за советами? У тебя все так просто…
– Ох, если бы, Витек.
Только тут Саврасов заметил, что дверь, разделяющая кухню и комнату, закрыта не полностью. И в щель видна часть соседнего помещения. Виктор рассмотрел белый ковер, разбросанные по нему части седаковского гардероба: пиджак, галстук, носки, трусы, и детали женской одежды. А еще увидел даму. На ней была рубашка Андрея, доходящая чуть ли не до колен. Женщина сидела на подоконнике, свесив короткие крепкие ноги, и смотрела в окно. Саврасов дал бы ей пятьдесят с хвостиком. Если бы не разбросанная одежда, он решил бы, что гостья Андрея не любовница, а какая-нибудь близкая родственница, приехавшая погостить.
– Кто это? – не удержавшись, спросил Виктор.
Андрей резко обернулся, заметил щель и тут же плотно закрыл дверь.
– Андрюх, давай уж откровенность за откровенность, – попросил Саврасов.
Друг шумно выдохнул.
– А это, Витя, та, с которой все непросто.
– Я как будто уже видел эту женщину.
– Видел. Она приходила на юбилей Старикова.
– Та самая, в очках?
– Да.
– Ты ее давно знаешь?
– Лучше, чем кто бы то ни было из ныне живущих… – Он долго не решался сказать, мялся, но все же нашел в себе силы признаться: – Это моя мачеха! Я тебя не знакомил с ней, боялся, что ты все поймешь, а я не хотел, чтоб кто-то знал… Даже ты.
– Ты ее любишь! – понял Виктор.
– Больше двадцати лет.
Саврасов покачал головой. Не потому, что осуждал. Просто не мог поверить, что Седаков, этот циник, прагматик, образчик здравого смысла и самоконтроля, влюблен столько лет. И в кого? В жену, а ныне вдову своего отца.
– И давно у вас?.. – Он не стал договаривать.
Но Андрей и сам все понял:
– Сегодня впервые. Я только что признался ей. От Нелли я также скрывал свои чувства.
– Не выдержал все же? – Андрей кивнул. – И что будешь делать дальше?
– Ничего. Продолжать ее любить. Платонически.
– Не понял…
– Сегодня было первый и последний раз.
– Почему?
– Мы не можем быть вместе. Она моя мачеха. И моя мать ее ненавидит. А еще у меня жена и дети. Налаженная, благополучная жизнь. Я не буду все это рушить.