Дантес был арестован и помещен в Петропавловскую крепость; во время короткого судебного разбирательства он, самодовольный, высокомерный и дерзкий, сумел достаточно убедительными рассуждениями уверить судей в своей невиновности; как ловкому адвокату, ему удалось в умелой защитной речи снять с себя вину и доказать, что он никогда не имел намерения посягнуть на честь Натальи Пушкиной.
И тем не менее его препроводили на границу России. Жадный до денег и славы, он начал блистательную политическую карьеру в Париже: избранный депутатом, а затем самым молодым сенатором Франции, он сделал состояние, основав первую газовую компанию; это был успех карьериста… На самом деле любовные интересы, возможно, вовсе не были для него абсолютным приоритетом.
Он втянул Наталью в химерические отношения, которые привели только к потере иллюзий; он поманил ее выдуманным и ложно романтическим миром; осознавал ли он это? Их роман был всего лишь обманной игрой, в которой каждый изображал любовь и страсть. Узнаем ли мы когда-нибудь правду?
И наконец, если еще остались сомнения в истинном характере Дантеса, следующая история убедительно его продемонстрирует… Когда он узнал, что Пушкину на смертном ложе хватило доброты сказать: «Я все прощаю Дантесу», то сардонически отозвался: «Moi aussi!»[108]
Что до Петра Ланского, человека хитроумного, он вел тонкую игру: с одной стороны, он сумел сблизиться с Дантесом, скрывая от него истинную природу своих чувств к Наталье; с другой стороны, ему удалось воспользоваться мстительностью Идалии, побудив ее устроить то тайное свидание с Дантесом. Это он навел Идалию на мысль послать анонимное письмо Пушкину, уверенный, что оно вызовет у того ярость и желание наказать возлюбленного Натальи. Он предвидел импульсивную реакцию Пушкина. Сослуживец Дантеса по полку, он был отлично осведомлен о том, каким превосходным стрелком из пистолета тот являлся. После смерти Пушкина письмо, которое Ланской послал Наталье, произвело желаемое впечатление: его тон, уважительный, утешительный и в то же время предлагающий защиту, тронул ее. Неожиданно в 1846 году Ланского назначили командующим его собственным кавалергардским полком. В этом чудесном возвышении не обошлось без особой склонности императора к Наталье.
Разумеется, царь так или иначе принимал участие в махинациях против Пушкина. Пусть он не вдавался в подробности, тем не менее невозможно, чтобы он был не в курсе общего замысла. Однако он терял величайшего поэта своей империи. Отныне Николаю Первому предстояло одиночество и духовный целибат. Он вынужден был попрощаться с единственным умным, блистательным и свободным человеком, который осмеливался противоречить ему и спорить, несмотря на статус императора. Конец его уникального и исключительного собеседника напоминал легенду о двух самых знаменитых раввинах античности, Шаммайе и Гиллеле; эти два гениальных талмудиста царили в древнееврейской мысли своего времени; неотделимые друг от друга, они постоянно перекликались в своих толкованиях библейских текстов; ни один не превосходил другого; они рассуждали, спорили, «грызлись» до бесконечности по поводу смысла какого-либо текста, фразы, слова или даже буквы… Когда один из них умер, второй зачах, так никогда и не оправившись от потери, – его двойник покинул его.
Что касается царя, то ему пришлось всю оставшуюся жизнь беседовать лишь с жалкими льстецами. Когда Пушкин умирал, император послал ему записку: «О жене и детях не беспокойся, я беру их на свое попечение». И действительно, он скрупулезно выполнил взятые на себя обязательства; сыновья Пушкина позже были приняты в Пажеский корпус.
Император назначил Наталье весьма достойный пансион. Она была польщена и признательна за то, что он проявил такую участливость в поразившем ее трауре. Царь, верный данному обещанию, серьезно позаботился о вдове поэта: он предоставил ей обширную прекрасную квартиру в непосредственной близости от дворца… Его визиты становились все более частыми.
Пятого февраля, ровно через пять дней после кончины поэта, царь сбросил маску и цинично написал своей сестре: «Je n’ai rien de fort curieux à te dire d’ici. L’événement du jour est la mort tragique du trop fameux Pouchkin, tué en duel par quelqu’un qui a eu le tort au nombre de beaucoup d’autres de trouver la femme de Pouchkin fort belle sans qu’elle aye été le moins du monde coupable. Pouchkine n’a pas été de cet avis et a insulté son adversaire d’une manière tellement indigne qu’aucune autre issue à l’affaire n’était possible[109]».
Император принижал смерть Пушкина, отказывая ей в статусе события. Он словно оправдывал смерть и неотвратимость конца поэта неизбежностью судьбы. Хоть император формально запретил дуэли, он сознательно встал на сторону Жоржа Дантеса и считал нормальным такой финал жизни поэта. Царь саркастично заключал: «Au moins, il est mort en chrétien[110]».
Царь приветствовал замужество Пушкиной; он всегда проявлял особую чувствительность к ее непреодолимым чарам… В день ее венчания она получила в подарок изумительный браслет, усыпанный великолепными бриллиантами. Разве царь не носил под рубашкой тщательно спрятанный надетый на шею медальон – с портретом Натальи! Из-за того, что он множил войны, этот «жандарм Европы» проиграл в своем последнем противостоянии с Францией и Великобританией во время Крымской войны. Он умер перед капитуляцией.
Наталья, заплаканная, истерзанная, обессиленная, мало-помалу приходила в себя. Жорж Дантес и Идалия Полетика превратились в генеральных прокуроров.
Жорж упрекал ее в том, что она манипулировала им, натравливая на Пушкина. Идалия Полетика преследовала ее своей ненавистью даже после кончины Александра. Наталью представляли демоническим созданием, которое оказывало влияние одновременно на царя и на Дантеса, потом на Нессельроде и Бенкендорфа ради удовлетворения личных интересов.
Она всего лишь дважды посетила могилу супруга: первый раз в 1841 году, через четыре года после его смерти; второй и последний раз в 1842-м, по случаю возведения обелиска в честь памяти поэта.
Любила ли она в действительности Пушкина? Он сам задавался этим вопросом. И словно эхом ему вторит Ленский:
…но ты
Придешь ли, дева красоты,
Слезу пролить над ранней урной
И думать: он меня любил,
Он мне единой посвятил
Рассвет печальный жизни бурной…
Наталья, конечно же, мечтала лишь о простом спокойном счастье, как то, каким наслаждается кошка, удовлетворенно мурлыкающая у камелька… Без сомнения, она с облегчением вышла бы замуж за мужчину простого и спокойного, что и сделала в 1844 году.
Разве Пушкин в своем ослепительном пророчестве не описывает суть души Натальи и не предрекает ее брак с Ланским?
Мой бедный Ленский! изнывая,
Не долго плакала она.
Увы! невеста молодая
Своей печали неверна.
Другой увлек ее вниманье,
Другой успел ее страданье
Любовной лестью усыпить,
Улан умел ее пленить,
Улан любим ее душою…
И вот уж с ним пред алтарем
Она стыдливо под венцом
Стоит с поникшей головою,
С огнем в потупленных очах,
С улыбкой легкой на устах.
Как можно не поразиться последним строкам этого отрывка из «Евгения Онегина»? Какова природа упомянутого загадочного «огня» – это обещание сияющего рассвета нового будущего или же сделанное с дьявольской улыбкой признание безмятежной женщины, осознающей, что сама определила свою судьбу?
Однажды пополудни на рождественских праздниках Наталья делала покупки в магазине игрушек. Каково было ее удивление, когда она увидела императора, который тоже зашел за подарками. Николай, обрадованный встречей, попросил Наталью вернуться ко двору, дабы почтить его своим присутствием. Наталья снова вспомнила дорогу ко дворцу и продолжила играть роль королевы красоты на балах.
Однако она осуждала себя и сожалела, что передала Пушкину свое письмо вечером в канун его дуэли. Не повлияло ли оно на настроение мужа? Пушкин чувствовал, что Наталья ускользает от него: жизнь теряла смысл. Не стала ли дуэль умышленным самоубийством? Наталья винила себя, она предполагала, что Александр сознательно не пожелал стрелять первым. Он стоически ждал пули Дантеса.
Смерть Александра Пушкина стала скандалом. Среди многочисленных этимологий этого слова – древнееврейского, санскритского, латинского – самым интересным представляется греческая: σκάνδαλον, Skandalon, то есть ловушка, препятствие, о которое спотыкаются.
Княгиня Елена Белосельская-Белозерская и стала тем «камнем преткновения». Это она вынудила Пушкина споткнуться и невольно толкнула его в могилу. И действительно, когда генерал Бенкендорф задался вопросом, должен ли он не подчиниться приказам царя, Елена, неожиданно проявив интерес к разговору, позволила себе заговорить. Она повернулась к своему отчиму и сказала ему с очаровательной лукавой улыбкой:
– Но, отец, это же так просто, пошлите жандармов… но в другую сторону!
Произнеся это как бы в шутку, словно театральную реплику, она и представить себе не могла, что тем самым окончательно решила судьбу Александра Пушкина. Она приговорила его к смерти. Адмирал Нессельроде подхватил на лету эту остроумную мысль и претворил ее в дьявольскую западню, что и повлекло смерть поэта.
Уместно ли и сегодня еще задавать вопрос: «Кто убил Пушкина?»
Слух обо мне пройдет по всей Руси великой,
И назовет меня всяк сущий в ней язык,
И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой
Тунгус, и друг степей калмык.
И долго буду тем любезен я народу,