– Вы прекрасно помните все ваши победы! – заметила я. – Хотите сказать, что стоит сорвать маску «Вы», как вместе с ней испаряется тайна?
– Именно так, исчезает идеальное существо ваших грез и мечтаний; его образ рассыпается, постепенно уходя в пустоту. Меня всегда ужасало на рассвете это приличествующее «Ты», произнесенное словно для того, чтобы освятить эти мгновения экстаза.
Наталья, если я обращусь к вам на «ты», у меня возникнет ощущение, как в конце симфонии, будто я услышал глухой удар финального гонга, изданный большим барабаном, последний всхлип тромбона, звук сорвавшегося смычка или фистулу задохнувшегося тенора!
– Вот уж странное сравнение.
– Полагаю, что, настрадавшись от отсутствия материнского тепла, вы идеализировали обращение на «ты», – подшучивая надо мной, заметил Александр.
Я направилась к самовару и вдруг услышала за спиной властный, требовательный голос:
– Скажи-ка, Наталья, ты не видела мои башмаки? И ты что, еще не приготовила чай?
Я замерла в растерянности, бросив на него испуганный взгляд. Все очарование исчезло, Александр только что наглядно и убедительно продемонстрировал, что после перехода на «ты» ждать больше нечего. Горизонты исчезают, воображаемому миру внезапно приходит конец.
– Наталья, вы, конечно же, как и я, почувствовали всю прямолинейность, жесткость и грубость такого обращения. В нем деспотизм по отношению к тому или к той, кто не давал на это согласия. Некоторые используют его, просто чтобы принизить собеседника, стоящего выше них, будь то в общественном плане или в интеллектуальном.
– Но почему же тогда, Александр, вы, ратующий за аристократичность в общении, называете на «ты» своих друзей?
– Это совсем иное дело, мое «Ты» с ними выражает степень нашей близости, некое слияние наших душ.
– Слияние душ, – повторила я, – как прекрасно то, что вы говорите!
– Как и узы, связывавшие Монтеня и Ла Боэси, о которых Монтень написал, что любил своего друга, «потому, что это был он, и потому, что это был я».
– Это чудесно…
– Да, и свидетельствует о глубокой и светлой дружбе, которая их объединяла; кстати, не скрывает ли это блистательное изречение некоей связи иного порядка?
– На что вы намекаете?
– Меня всегда интриговала эта фраза; вы хоть осознаете, Наталья, какая сила, какая мощь вложена в эту мысль. Никогда мужчина не смог бы сделать подобное признание любимой женщине.
– Но обратное нетрудно себе представить, – с улыбкой заметила я.
– Нет, не думаю, – возразил Александр, – ведь такое признание в любви, если уж называть вещи своими именами… отражает стремление к пламенному слиянию двух тел и двух душ; Монтень говорит об открытой любви, не знающей ни страха, ни притворства, ни стыдливости. Больше нет вечного соперничества между мужчиной и женщиной, никто не значимее другого, это встреча двух альтер эго.
– Иначе говоря, вы бы никогда не произнесли этих слов, думая обо мне?
Александр ответил:
– Разумеется, нет, ведь между нами однажды возникнет соперничество, соревнование в обольщении.
Я поняла, что такие ораторские поединки доставляли Александру огромное удовольствие. Он получал несказанное удовлетворение от блистательной демонстрации передо мной своих талантов диалектика. И я продолжила:
– Почему вы придаете такую важность обращению на «вы»? Таков ваш способ защититься?
– Нет, вовсе нет. Но я испытываю к ВАМ трансцендентальную любовь!
Я вытаращила глаза, вгляделась в Александра, но он ничего не пил. Я не понимала, зачем столько туманной высокопарности. И всего-то, чтобы просто сказать женщине, что она любима. Может, поэты только так и говорят. Придется привыкать.
– Наталья, обращение на «вы» уберегает нас от вульгарности в человеческих отношениях, ограждая от грубости. Если однажды мы поссоримся, учтивость не позволит нашим разногласиям погрязнуть в пошлости.
Я расхохоталась.
– Что вас так развеселило, Наталья?
– Ваши рассуждения заставили меня вспомнить знаменитую перебранку между Наполеоном и его министром Талейраном.
– И что тогда произошло?
– Наполеон и Талейран поссорились; вне себя от гнева, Наполеон заявил: «Господин Талейран, ВЫ просто дерьмо в шелковых чулках!» и вышел вон. Задетый Талейран сохранил невозмутимость, но сквозь зубы процедил: «Как жаль, господа, что такой великий человек столь плохо воспитан!»
– И в самом деле, – сказал Александр, – какой гениальный и прекрасный ответ!
– Не кажется ли вам, что ваше преклонение перед обращением на «вы» несколько чрезмерно?
– Нет, для меня такое обращение – это мое пространство свободы, отчасти сродни иронии и юмору; это необходимый зазор между людьми и вещами, между человеком и его внутренней сущностью.
– Прекрасное определение; ваше?
– Разумеется, и будь я чуть заумным философом, то сказал бы, что обращение на «ты» имманентно, а вот на «вы» трансцендентно.
– Что это означает?
– Всего лишь, что «Вы» дает мне свободно дышать, а «Ты» душит!
– То, что вы говорите, очень забавно. Это и есть философия?
– Отчасти, – улыбнулся он. – Я не люблю, когда со мной легко переходят на «ты». Это разновидность насилия. «Ты» должно быть совместно принятым выбором, иначе это принудительная дружба, притворная. Вот почему я предпочитаю общаться на «вы» – вовсе не потому, что хочу надеть маску, но я желаю, чтобы ко мне проявляли уважение; вынужденная близость внушает мне отвращение, я испытываю невыносимое чувство незваного вторжения. Видите ли, Наталья, аристократизм обращения на «вы» дает другому возможность БЫТЬ… Не могу удержаться, чтобы не привести давнюю цитату – «быть иль не быть».
Намного позже меня словно озарило: я поняла истоки и зарождение неприязни Александра к Жоржу! Они познакомились в знаменитом ресторане «Дюме», месте встреч интеллектуальной элиты Санкт-Петербурга. Когда Жорж, только-только приехавший из-за границы, зашел в зал, все столики были заняты, за исключением единственного, рядом с Александром – судьба или рок?
Жорж услышал, как Александр говорит по-французски, и навострил уши; со своей обычной раскованностью и самоуверенностью он нашел способ заговорить, отпустив соседу комплимент за блестящее владение языком Мольера. Он знать не знал, кто такой Александр! Позже Жорж хвастался этим неожиданным знакомством, он не только гордился им, но и описывал на свой лад, пародируя басню Лафонтена «Ворона и Лисица»[19].
– Мне бы следовало сказать Александру Пушкину, – веселился он: – «Мсье Пушкин, ежели, братец, при красоте такой и петь ты мастер, то ты у нас царь поэтов…».
Гордясь своим красноречием, Жорж решил продолжить пародию, но смог лишь вульгарно добавить:
– Пушкин каркнул во все горло, стих выпал!
Его импровизация провалилась.
Все друзья-кавалергарды Жоржа восхищались его прибаутками и шутовскими выходками. Он обожал паясничать и каламбурить, а особенно – ввернуть к месту добрую остроту; несколько как бы тонких и ученых замечаний, имеющих целью завязать доверительные отношения с Александром, и тот был очарован. Он проникся сочувствием к бедному, только что приехавшему французскому офицеру и пригласил его в дом. Продолжая в духе другой басни Лафонтена, он запустил волка в овчарню!
За столом воцарилась приятная атмосфера, искрились остроты и игра словами. Жорж, очевидно, в избытке самоуверенности, совершил роковую ошибку, которая возымела непредсказуемые последствия. Желая укрепить наметившуюся близость, он посмел перейти с Александром на «ты»! Несчастный проявил дерзость, и Александр никогда так и не простил ему непозволительной фамильярности; промах Жоржа оказался непоправим.
Однако Александр не мог взять обратно свое слово и подтвердил приглашение в гости.
Но вернемся к моей беседе с Александром.
– Короче говоря, Наталья, вы теперь понимаете, почему местоимение «вы» мне нравится?
И сам ответил на собственный вопрос:
– Оно звучит как первый аккорд мелодии, словно птица вспархивает с ветки, или распахивается окно, или с хрустальным звоном соприкасаются бокалы после тоста, или жизнь моя освещается солнцем; мне сразу вспоминается удар молнии при нашей первой любовной встрече!
– Вы стали очень поэтичны! – иронично бросила я. – Как ни странно и ни парадоксально, но по причинам, не имеющим никакого отношения ко всему остальному, время от времени, повторяю: время от времени меня тоже вполне устраивает обращение на «вы». Я по натуре робка и сдержанна, как вы уже заметили; я подобна стране, защищающей свои границы. Такое «вы» создает панцирь, уберегающий меня от вульгарности мужчин и их попыток вторгнуться в мою жизнь. Тут мы с вами заодно, это, конечно же, род брони. Я пребываю в своем укрытии, имея достаточно времени, чтобы понаблюдать за собеседником и оценить его.
Александр слушал меня очень внимательно.
– Наталья, должно быть, тяжело быть ребенком и ни разу не услышать нежного «ты» от своих papa и maman; само такое «ты» и защищает, и утешает.
После долгого молчания Александр пристально на меня посмотрел и самым серьезным образом произнес:
– Natalia, puis-je vous embrasser?[20]
Я расхохоталась!
– Нет, нет, – сказал Александр, – я не шучу. Puis-je vous embrasser? – повторил он.
– Александр, сегодня будет третья ночь, как мы вместе, и вы задаете мне такой смешной вопрос! И почему не на «ты»?
– Мне кажется, что сочетание личного местоимения «вы» и глагола «поцеловать» составляет одну из самых эротичных фраз во французском языке; это словно притяжение между двумя полюсами магнитов или двумя любовниками.
– Александр, я слышу речь пресыщенного аристократа; можно подумать, вы опасаетесь моего соседства. Это «вы» отдаляет меня, оставляя в одиночестве, оно было проклятием всей моей жизни с родителями. Начиная с самого раннего детства, именно мать настойчиво навязывала его и сестрам, и мне самой. Называя нас на «вы», она как бы обеспечивала себе право не целовать и не обнимать нас; оно служило прекрасным поводом лишить нас своей любви и привязанности, которые, кстати, были ей совершенно неведомы. Если ей случалось обратиться к нам на «ты», то лишь для того, чтобы отослать в тень, предназначенную для прислуги; это был элегантный способ убрать нас из семейного круга, а главное – обозначить нашу незрелость. Всю жизнь «вы» было преградой, погрузившей мое детство и отрочество в одиночество, пеленой, сквозь которую я с трудом различала мир чувств и ощущений; я лишь догадывалась о существовании этого мира, но доступа туда мне не было. Я всегда мечтала встретить человека, которому могла бы ВСЕ РАССКАЗАТЬ: открыть свои страхи, надежды и мечты; признаться во всем, уйти от себя, смирить свой разум.