– Именно так, но он желает вам подражать. И я вынуждена терпеть; и все это время он разрушает нашу семью.
– Поверьте, я глубоко этим опечален.
– Вовсе нет, вам это глубоко безразлично, а извиняетесь вы лишь для приличия.
– Наталья, знайте, что мне часто случается ссужать его деньгами, чтобы он тоже смог удовлетворить свою страсть к игре.
– Увы, но вы вовсе не оказываете ему услугу; вы поддерживаете его порок, от которого он стал зависим. Вы, Павел, богаты, вы можете позволить себе эту роскошь, в отличие от нас. К тому же он всегда проигрывает!
– Это нормально, – сказал Павел.
– Как это «нормально»?
– Ваш Александр играет, чтобы выиграть, именно поэтому он проигрывает, – рассмеялся Павел.
– Вы шутите, не так ли?
– Отнюдь. Александр не настоящий игрок, он любитель. Он играет как жалкий лавочник, чтобы выиграть денег! Он так и не понял, что истинный игрок, у которого игра в крови, делает это во имя очарования Проигрыша.
– «Очарование Проигрыша»… да вы бредите, Павел!
– Нет, Наталья, напротив, я очень серьезен. Играть – это проигрывать, отдаваться игре без остатка, опьяняться. Чего ищет игрок? В этом весь вопрос. Когда ты играешь, ты стремишься к славе, то есть к бессмертию. Кто войдет в историю – тот, кто выиграл огромную сумму, или тот, кто однажды вечером за картами потерял все свое богатство и замок? Жена от отчаяния покинула его, а он выбрал смерть, чтобы не видеть поруганной свою честь. Вот герой! – завершил Павел свою поэтическую тираду. – И я стараюсь поступать так же.
– И что же вы делаете? – робко спросила я.
– В моих жизненных принципах я подражаю нравам и обычаям одного древнего индейского племени.
– Древнего индейского племени? – поразилась я.
– Раз в год это племя совершает мистический жертвенный акт: оно сжигает все богатства, накопленные от продажи своих урожаев! Это подношение богам; таким образом, каждое первое января, словно возрождающийся из пепла Феникс, племя расцветает заново! Так вот, Наталья, я пытаюсь подражать им: я сознательно проматываю свое состояние в игре.
– Но это же безумие, Павел!
– Вовсе нет, Наталья, на мой взгляд игра – это метафора религии, смесь мирского и священного.
– Объяснитесь!
– И одна, и другая подчинены очень строгим литургическим правилам: стол и карты с их символикой являются предметами культа; ресторан или кабак – местом священнодействия: игроки, единственные посвященные, становятся первосвященниками; так определяется мир священнослужения. Публика и любопытствующие, которые только смотрят на игру, относятся к мирскому окружению. И, кстати, они неспособны понять эзотерический язык, на котором игроки изъясняются между собой!
– Впечатляет! – признала я.
– Вы думаете, я шучу?
– Нет, нет, – недоверчиво возразила я.
– Если бы вы присутствовали при карточной партии, Наталья, вы бы увидели, что игроки священнодействуют.
– Не вижу никакой связи, – заметила я.
– Участники соблюдают непреложный протокол: сдающий берет колоду карт, тасует ее различными способами, чтобы она как следует перемешалась, потом кладет на стол; затем разделяет колоду надвое и снова складывает; один из игроков стучит по ней, показывая, что все в порядке. Так он дает разрешение сдающему раздать карты слева направо, по движению часовой стрелки. Последнему сдающий всегда кладет карты себе! В тот момент, когда начинается партия, воцаряется мертвая тишина. Во время игры произносятся и выпеваются загадочные слова какого-то каббалистического языка, звучащие как повторяющаяся молитва.
– Невероятно, – ошеломленно сказала я. – Я совершенно ничего не знала об этом ритуале.
Желая подшутить над Павлом, я с наигранно простодушным видом спросила:
– И вы произносите заклинания?
– Всенепременно, – с самым серьезным видом заявил Павел, – лично я молюсь и призываю Каиссу, богиню игры, я служу ее культу!
Я расхохоталась.
– Решительно, Павел, вы большой оригинал!
– Однако, Наталья, несмотря на этот странный церемониал, мы не лишены чувства юмора: когда игрок забывает сделать ставку, другие хором кричат: «Стол плачет!»
Даже карты, которыми мы играем, имеют мистическое значение: валет – это в действительности рыцарь, охраняющий даму и короля; масть тоже наделена смыслами: трефы символизируют земледелие, землю; бубны – деньги, богатство, буржуазию; червы – чувства, переживания, доброту; и наконец, пики – это оружие, препятствия, жизненный выбор. И даже то, что я перечисляю их именно в этом порядке, тоже неслучайно.
– Все эти сказки и легенды не объясняют вашей склонности, Павел!
– Необъятный вопрос, невозможный ответ… но я постараюсь быть честным. Прежде всего карты – это подмена денег; в них нет ощущения звонкой монеты, а потому я не чувствую особой вины, транжиря их!
Выигрыш не представляет для меня никакого интереса. В крайнем случае я мог бы сказать, что выиграть и проиграть – это две стороны одной медали. Они связаны, нерасторжимы, и в один прекрасный день ПРОИГРЫШ перевешивает ВЫИГРЫШ, это математически неизбежно!
– А если бы случилось наоборот? – сказала я.
– Это стало бы явлением метафизическим, а то и божественным, и я вам это сейчас докажу!
– Каким образом?
– В древнееврейской Гематрии, которая является нумерологической наукой, каждую букву соотносили с цифрой. Так, если вы хотите сложить значения букв в «я проиграл» на древнееврейском, вы получите число 158; а вот для фразы «я выиграл» вы получите 159. Как вы можете видеть, разница между «ВЫИГРЫШ: я выиграл» и «ПРОИГРЫШ: я проиграл» составляет ЕДИНИЦУ.
– И что это должно обозначать?
– Так вот, ПЛЮС ОДИН – это УДАЧА, Наталья; а если точнее, – произнес Павел, пристально на меня глядя, – ОДИН – это БОГ!
– А Александр, который вечно проигрывает?
– Значит, это Неудача, Наталья, – засмеялся Павел.
Он приблизил свое лицо к моему и произнес голосом, которому постарался придать грозные ноты:
– МИНУС ОДИН. Это ДЬЯВОЛ!
– Это не смешно, Павел.
Он продолжил:
– Когда я сижу за игровым столом, у меня всякий раз ощущение, что я ставлю на кон свою судьбу, как с пистолетом, когда не знаешь, будет ли выстрел холостым или там действительно есть пуля.
– Но это ужасно! – сказала я.
– Видеть, как мое богатство тает у меня на глазах и перетекает к моему соседу, как будто повинуясь высшему приказу, пришедшему из иного мира, – это дурманит голову. Открою вам один секрет: я люблю опасность, люблю рисковать, люблю чувствовать себя незащищенным; меня это и пьянит, и угнетает. Мои слова, наверно, звучат ужасно для такой чистой души, как ваша?
– Нет, нет, Павел, прошу вас, продолжайте.
– Когда я проигрываю, то чувствую, что дошел до собственных пределов и сейчас скачусь в неизвестность. Это скольжение головокружительно, такое ощущение, будто смотришь в небытие, на свою собственную смерть… Меня словно затягивает в бездонную пропасть.
– Павел, вы действительно играете, чтобы проиграть? – ужаснувшись, спросила я.
– Мои соседи подходят к игре по-другому. Они придумывают себе развлечение, чтобы забыть страдание, чтобы обеспечить себе малой ценой сильные переживания или же чтобы создать себе положение в обществе. Вам это покажется невообразимым, но чем больше я играю, тем больше очищаюсь; я некоторым образом становлюсь моральнее, вскоре я обрету блаженство и святость, – сказал Павел со смехом. – Жизнь коротка, Наталья, а потому должна быть насыщенной. Я не хочу беречь себя. После меня хоть потоп! Я испытываю глубокую радость, проматывая это богатство, которого не заслужил. Я стыжусь его. И поэтому я должен заставить его исчезнуть как можно скорее. Я считаю, что должен вернуть Провидению то, что оно великодушно подарило.
– Но Александр – дело другое.
– Дайте ему жить, Наталья, карты – его страсть. Он думает, что выигрыши позволят ему получить финансовую независимость и ему не нужно будет клянчить у царя или у кого-то другого.
– Но это же иллюзия, – возразила я.
– Нет, это пари с небесами! Вы тоже ставите на кон свою жизнь всякий раз, когда заигрываете на балу с Жоржем Дантесом или государем, вы рискуете окончательно потерять вашу любовь!
– Я не понимаю вас, Павел. Это я заигрываю или все же мужчины стараются меня покорить?
– Хороший вопрос.
Павел был очень красивым мужчиной. Он также мог похвастаться многочисленными победами на любовном фронте. Если бы я была директрисой театра, я бы поручила ему роль Эрнани из драмы Виктора Гюго. Эта беспечность, это отчаяние красавца-меланхолика делали его очень привлекательным. Он ужасно мне нравился, несмотря или, скорее… потому что он бредил!
Павел продолжил:
– Когда женщина постоянно стремится обольщать, значит, она разочарована своей жизнью или ей чего-то недостает.
– Да, именно так, разве Платон не писал, что счастье – эта та пустота, которую нужно заполнить? – сказала я с ученым видом, пытаясь держаться на уровне собеседника.
– Да, лучше не скажешь, – ответил Павел, глядя мне прямо в глаза.
Он мягко взял меня за руку и страстно ее поцеловал. Я ничего не сделала, что помешать ему.
– Я знаю, что это нехорошо, – сказал Павел, – потому что Александр мой друг, но бесполезно скрывать от вас: я всегда был безумно влюблен в вас.
– А что значит для вас быть влюбленным, Павел?
– Это предаться телом и душой любимому существу.
– И вы были бы готовы пожертвовать собой ради женщины?
– Безусловно.
– Рискнуть собственной жизнью?
– Клянусь вам.
– Мы поговорим об этом позже, – сказала я, посылая ему самую обаятельную свою улыбку. – Поговорим о другом. Скажите, Павел, вы ведь хорошо знаете Александра, он в последнее время очень нервозен. Может, у него что-то не ладится?
– Насколько мне известно, нет; иногда Александр становится непредсказуем и вспыльчив, так что мне случается умерять его пыл; в этой связи могу вам рассказать одну историю, которая у меня с ним когда-то приключилась.