» – восклицает Альфред де Мюссе. Но самый даровитый, на мой взгляд, – это Виктор Гюго!
– Почему? – спросила я, внезапно пораженная образованностью Жоржа.
Мое первое суждение было наивно, я его недооценила.
– Так вот, – продолжил Жорж, – некоторые литературные критики, без сомнения, ревнующие к его таланту, упрекали его в том, что в своих стихах он говорит исключительно о себе самом, а то и выставляет напоказ свои страдания и горести! Задетый и рассерженный Виктор Гюго воскликнул: «Ах! безумец, ты думаешь, что я не ты; разве ты не чувствуешь, что, говоря о себе, я говорю о тебе!»
Писатель желает оставить нестираемый отпечаток в вашем сознании. Знаете, Наталья, если позволите мне такой смелый образ, литератора притягивает не столько ваша женская природа, сколько желание разбудить вашу духовную и чувственную девственность! Он желает вас чистой: он одержим все тем же старым мифом о Пигмалионе. Короче, он желает владеть вами… не притрагиваясь!
– Жорж, вы очень умны, – проговорила я, разразившись громким смехом, чтобы лишний раз позлить Александра.
Тот послал мне гневный взгляд.
Я заранее знала, что ждет меня в карете по дороге домой: традиционная семейная сцена, предмет которой мне был хорошо знаком; я также догадывалась, что это будет иной вариант сказки Перро!
Подозрительность в поведении Александра не укрылась от Жоржа; он предложил мне устроиться за столиком в стороне, я охотно согласилась. Едва усевшись, я весьма вызывающе обратилась к Жоржу, мне хотелось испытать его:
– Все мужчины готовы раздавать обещания, чтобы вызвать в нас интерес и ввести в искушение; но на самом деле наше желание, увы, – это всегда желание другого!
– Откуда в вас столько пессимизма и безнадежности!
– О нет, я всего лишь рассуждаю здраво; вот причина, почему я ищу прибежища в чтении. Вам, конечно же знакомы слова мадам де Лафайет: «Книга – это друг и наперсник». Это не писатель является по отношению ко мне вампиром, – добавила я, – все куда проще и логичней: я испытываю неодолимую склонность отождествлять себя с героинями или героями тех книг, что я читаю, в зависимости от обстоятельств.
– В таком случае, Наталья, вы ведете увлекательнейшую жизнь, полную непредвиденного! Вы могли бы сказать, как Наполеон на своем закате: «Что за Роман моя жизнь!»
– Весьма подходящая цитата.
Внезапно Жорж Дантес внимательно посмотрел на меня и резко сказал:
– На самом деле вы очень несчастливы!
Сам того не ведая, Жорж подтвердил наблюдение Долли Фикельмон, подруги Александра, написавшей обо мне: «На ее лице меланхолическое и тихое выражение, похожее на предчувствие несчастья… страдальческое выражение ее лба заставляет меня трепетать за ее будущность».
– Почему вы так говорите? Это не слишком оригинально, все мужчины, пытаясь покорить женщину, прибегают к этой непременной уловке: заговаривают о «несчастливой женской судьбе»! Это самая что ни на есть банальность, потому что в нашем обществе из всех женщин, независимо от их положения – от горничной, придворной дамы и до самой императрицы, – не найдется ни одной, вполне удовлетворенной своим браком. У нас всех одна и та же участь, наше будущее пишут и рисуют мужчины.
– Не кажется ли вам, Наталья, что вы немного драматизируете?
– Нет, единственная разница в их общественном положении; если вы затронете эту тему в разговоре с женщиной, то можете быть уверены, что попадете в самую чувствительную точку. Ваши доводы несостоятельны, все мы скрываем в тайном уголке души долю сожалений о мечте… Проникнув в эту брешь, мужчина не может не затронуть чувства женщины и тем самым вызывает к себе интерес… он предстает тонким наблюдателем, глубоким знатоком женской души!
– Это не мой случай, – возразил Жорж, – но на любом балу, где я бываю, не обязательно слыть «глубоким знатоком женской души», чтобы заметить, что рядом с вашим мужем вы не очень походите на цветущую женщину, сияющую от счастья!
– Это частично верно, но все мои подруги притворяются и разыгрывают комедию Счастья; у них всегда есть в запасе заготовленная улыбка. Это помогает им избегать неприятных вопросов, которые они могли бы задать себе относительно их истинной природы. Что ж, вы догадались, я принцесса Клевская!
– Кто такая принцесса Клевская?
– Это удивительно, вы француз, причем вроде бы образованный, – улыбнулась я, – и вы не читали один из величайших шедевров семнадцатого века! Возможно, вы думаете, что я живу придуманной, заимствованной жизнью, но вы неправы. Нет ничего случайного в вашем появлении, я бы даже сказала, во вторжении! Мною действительно владеет удивительное чувство, что я воплощение принцессы Клевской, описанной мадам де Лафайет; наше положение сходно вплоть до мельчайших деталей!
– Вы меня заинтриговали! Не могли бы вы дать несколько разъяснений?
– Конечно, – сказала я. – Во-первых, место нашей встречи: придворный бал; именно при таких обстоятельствах главный герой, герцог Немурский, знакомится с принцессой Клевской, которая замужем, как и я… Этот герцог Немурский очень красив, он соблазнитель, который использует свои неодолимые чары при дворе, чтобы играть роль донжуана и добиваться благосклонности дам.
– Наталья, вы делаете из меня дьявольское создание!
– О нет, нет, я просто рассказываю вам сюжет! На первом же балу, где она появляется, герцог очарован принцессой, одной из первых красавиц двора, и безумно в нее влюбляется.
Я пристально посмотрела на Жоржа и сказала:
– А вот это ваш случай, верно?
Он попытался принять изящную позу, но покраснел и смутился. Мои неожиданные слова выбили его из колеи.
– Я совсем забыла вам сказать, и нижайше прошу за это прощения, – лицемерно добавила я с обольстительной улыбкой, – что принцесса тоже не остается равнодушной к герцогу Немурскому!
Повисла долгая пауза; несколько секунд мы смотрели друг на друга, не говоря ни слова; я мужественно решилась прервать это молчание и продолжила рассказ:
– Принцесса Клевская, хоть и увлеченная, желает сохранить верность супругу, принцу Клевскому, которого никогда не обманывала, и, несмотря на неодолимое влечение, которое испытывает к герцогу, отказывается так легко ему уступить.
– Ваша история становится действительно завораживающей, Реальность превосходит Вымысел!
– Нет, нечто прямо обратное, – рассмеялась я, – это Вымысел превосходит Реальность!
Жорж от всего сердца расхохотался. Казалось, моя шутка сняла его глухое напряжение.
– Но что особенно любопытно, – продолжила я, – сходство обстоятельств и персонажей на этом не заканчивается!
– Я должен тревожиться или восторгаться?
– Это вам решать. Итак, – добавила я, – после их встречи, то есть классических обстоятельств бала и обмена пламенными взглядами…
Я испытывала утонченное наслаждение от этого бесконечного и нудного перечисления; я подстерегала его реакцию!
– Они в отчаянии расстались под инквизиторским взглядом мужа. Но что меня искренне привлекает, так это тема, которая навязчиво пронизывает весь сюжет: внутренняя борьба, которая происходит в принцессе между Желанным и Запретным, вы понимаете?
– В полной мере, – сказал Жорж.
– Еще одна деталь, – со смехом сказала я, – решительно, я теряю память! Между принцессой и ее супругом большая разница в возрасте!
И наконец, чтобы окончательно озадачить Жоржа, я добавила:
– Когда принцесса и герцог танцуют, их тела касаются друг друга, и в этот момент они чувствуют физическое влечение, почти магнетическое.
Это было неправдой, потому что в романе герцог Немурский всего лишь тайно за ней наблюдает. Но в любом случае Жорж не читал книгу и, по всей видимости, вряд ли когда-либо прочтет!
Он весьма элегантно сопроводил меня на место, поклонился и учтиво приветствовал Александра, который вернул ему приветствие… гримасой! Жорж, терпеливый и упорный, переждал несколько вальсов и мазурок: он хотел, чтобы о нем забыли. Почти в самом конце бала он воспользовался отсутствием осаждаемого поклонницами Александра, который куда-то отошел, чтобы снова пригласить меня.
– Вы любите танцевать, Наталья?
– Да, обожаю. Если бы я была более талантлива, а главное, более настойчива, то хотела бы стать одной из балерин Мариинского театра.
– Не хочу вам льстить, но в любом случае вы упустили свое призвание, – сказал Жорж, подмигнув мне.
– С тех пор, как вы в Петербурге, что произвело на вас наибольшее впечатление или поразило?
– Вы и вправду желаете это знать?
– Да, разумеется.
– Вы удивитесь!
– Музей, церковь, поведение людей, наши нравы, наши привычки?
– Нет, – сказал Жорж, – взгляды женщин.
– Что вы хотите сказать?
– Если бы я был художником, я бы постарался выразить эту внутреннюю красоту. Было бы банальностью сказать, что взгляд суть прибежище души; только он не подвластен времени, он не стареет. Когда я встречаю взгляд женщины в возрасте, то позволяю себе не отводить глаз, вплоть до неприличия, и не замечаю никаких перемен; он знак ее бессмертия и выходит за рамки ее существования. У женщины, которая претерпела все тяготы существования, эта единственная искра жизни еще видна и доступна восприятию. Она подобна звезде в небе; она кажется нам реальной; на самом же деле она погасла уже давно; но я еще вижу исходящий от нее свет, идущий из ее детства… Если я разобью зеркало, передо мной вновь предстанет та юная девушка с бездонными синими глазами, которая покоряла сердца, та до срока зрелая женщина, чей взгляд спокойно пронзал вас насквозь, читая в вашей душе, как в открытой книге…
– То, что вы говорите, очень поэтично и, безусловно, является плодом долгого опыта, – поддразнивая, заметила я.
Едва я успела произнести эти слова, как меня охватила смутная грусть. Я была женщиной, которая больше не знала, чего она хочет. Кстати, однажды Александр, устав от моих вечных вопросов, резко бросил мне:
– Чего вы хотите от жизни?