На любом приеме я вела себя одним и тем же образом: была холодна, любезна, аристократична. Мало-помалу я дала понять императору, что не осталась безразлична к его возрастающему ко мне вниманию. Бал стал нашим местом свиданий; вальс или мазурка – неважно, мы разговаривали, как если бы вокруг нас никого не было, мир принадлежал нам. Танец был всего лишь предлогом для нашего присутствия в этом месте. Император, в душе военный, получил своеобразное воспитание и не отличался слишком изысканными манерами. Долгое общение с солдатами оставило неизгладимые следы. Лестные замечания, которые он отпускал женщинам, часто бывали грубоватыми и двусмысленными; он любил присматриваться к будущей добыче. Однажды вечером, когда на мне было изумительное платье с особенно большим вырезом, подчеркивающим мою грудь, император шаловливо устремил взгляд в мое впечатляющее декольте; оно буквально его загипнотизировало. Верный своей репутации, он наклонился ко мне и прошептал на ухо:
– Наталья, вы принесли с собой два самых прекрасных сокровища моей империи…
Довольный собой и своей скабрезной шуткой, он внимательно на меня посмотрел. Почувствую ли я себя неловко, смущенная его дерзким комплиментом, как положено очень юной супруге, новоиспеченной матери семейства? Мне представилась возможность, отвечая императору, показать, что я не красивая дурочка и не глупенькая простушка, какой любили меня выставлять его придворные. Я решила и не краснеть, и не вести себя развязно, поэтому помолчала, раздумывая; следовало избежать ответа женщины опытной и привычной к такого рода эротичным намекам; а потому я посмотрела императору прямо в глаза, выдала самую невинную улыбку и ответила:
– Государь, вы император, и в империи нет ни единого места, которое не находилось бы под вашей защитой.
– Браво! – в восторге воскликнул царь.
Я добавила:
– Государь, все ваши подданные у ваших ног, чтобы нравиться и служить вам. Я очень горда тем, что принадлежу к сокровищам Короны!
Царь разразился громоподобным хохотом, привлекшим внимание присутствующих: все дружно и одинаковыми движениями закрутили головами, переводя взгляды по очереди с императора на меня и обратно. Эти взгляды выражали и зависть, и восхищение. Царь вел себя парадоксальным образом: отечески ввиду своего возраста и как молодой горячий соблазнитель. У него были спортивные наклонности: великолепный наездник и ловкий танцор. В этих двух пунктах мы были схожи – таково было воспитание в наше время. Рыба заглотила крючок, оставалось только ее подсечь! Чтобы достичь нужной цели, я тщательно разработала свою стратегию: самым невинным образом преумножить наши встречи. Словно по воле случая, меня вдруг одолела неутолимая жажда приобщаться к культуре: концерты, театральные постановки, выставки в музеях; каждый вечер я объявляла Александру о новом поводе куда-то отправиться; я пользовалась всеми подворачивающимися возможности сбежать из дома. К великому удивлению Александра, я проявляла странный интерес к литературным лекциями, особенно к тем, которые касались Франции. Я пользовалась этим, чтобы поднять себе цену в глазах Александра, делясь с ним недавно приобретенными познаниями. Во время этих многообразных культурных мероприятий, весьма ценимых интеллектуальной элитой, мне очень часто представлялся случай как бы непреднамеренно пересечься с императором, иногда в сопровождении императрицы. Без всякой предварительной договоренности он незамедлительно понял, что так будут определяться места наших свиданий.
У всех на глазах он прибегнул к гениальному секретному коду: в своем ближайшем кругу он громким голосом выражал интерес к тому или иному спектаклю. Таким образом он оповещал меня о своей программе и о месте, где я смогу его встретить.
На следующем этапе мне нужно было незаметно пробудить в Александре ревность; это было нетрудно. Я хвасталась перед ним тем успехом, который имела на балах. С самым непринужденным видом я описывала в мельчайших подробностях мои подвиги Дианы-охотницы с увивающимися вокруг меня кавалергардами: как молодые дворяне трепетали, осыпая меня комплиментами, как император физически давал мне почувствовать свое желание. Когда петух начинал бродить вокруг его курятника, дикая и собственническая натура Александра немедленно давала о себе знать, он в любой момент готов был взорваться, подобно вулкану.
При каждой встрече с императором я напускала на себя грустный и мечтательный вид, изображая ту меланхолию, которая взывает к мужчинам, возбуждая их любопытство. Такое поведение импонировало характеру царя, по натуре склонного к протекционизму: он добивался расположения своих будущих трофеев, находя повод оказать им помощь. Кто посмеет отказаться от милостей своего императора?
Он сказал мне:
– Вы восхитительно вальсируете, Наталья Николаевна!
– Ваше величество, вы мне льстите, – отозвалась я.
– Какое прекрасное впечатление производит бал в столь великолепном дворце, не правда ли?
– Безусловно, Ваше Величество, тем более что я имею царское счастье танцевать со своим царем.
– Очаровательный ответ, Наталья, а еще говорят, что красота редко сочетается с умом!
– Ваше Величество, вы заставляете меня краснеть от удовольствия и гордости.
– Вы по-прежнему обожаете танцевать, как я вижу, а главное, как я чувствую.
– От вас ничего не скроешь, Ваше Величество…
– Но я больше не вижу вашего супруга-поэта! Он исчез?
– Нет, ваше Величество, но он не любит атмосферу балов; он говорит, что и мужчины, и женщины являются на них, только чтобы покрасоваться. Особенно женщины, щеголяющие последними парижскими туалетами и выставляющие напоказ свои драгоценности, как на витрине ювелирного магазина.
Император рассмеялся.
– Очень забавно, – сказал он. – Ваш муж не так уж неправ, но невозможно бороться с нравами своего времени. Знаете, Наталья, балы существуют не только для развлечения, – продолжил император.
Царю доставляло удовольствия изображать из себя профессора истории; такова была его слабость, он любил играть в педагога. Ему нравилось отлавливать иногда хорошеньких фрейлин, дабы преподать им очередной урок! Все придворные дамы были в курсе, это называлось «императорские практикумы». Через них необходимо было пройти, если вы желали продвинуться в «табели о рангах», какой ее определил царь. А потому я приготовилась прилежно и внимательно выслушать наставления учителя.
– Поскольку вы весьма молоды, Наталья, я вам объясню…
Как нетрудно было предвидеть, урок начался:
– Политическое использование балов – это изобретение Людовика Четырнадцатого.
– Как это?
– Людовик Четырнадцатый опасался заговоров аристократов. А поскольку он не мог постоянно держать их на глазах, ему пришла в голову гениальная мысль: обязать их постоянно пребывать в Версальском дворце. Он установил очень жесткий церемониал, который назывался «этикетом». Все действия и моменты дня были действительно расписаны на «этикетках». Утром придворные должны были явиться на церемонию подъема короля; после полудня на прогулке в огромном парке они должны были не единожды встречаться и приветствовать его; вечером они оспаривали друг у друга честь молча присутствовать при ужине короля и его отходе ко сну. Таким образом у них больше не оставалось времени, чтобы плести заговоры в своих провинциальных имениях. Каждый вечер спектакль и пышный бал; это навело меня на некоторые мысли. Видите ли, Наталья, преимущества его придумки в том, что все эти принцы, графы, виконты стали совершенно безопасны.
Польщенная этим частным уроком истории, я была на вершине счастья. И задавалась вопросом, почему царь так внимателен и галантен со мной.
Возможно, лишь потому, что я была женой Александра Пушкина. А император, со своей стороны, вынужден был признать, что я вовсе не такая высокомерная, холодная и отстраненная, как говорили.
Царь, пресыщенный красивыми женщинами, неожиданно подпал под мои чары, как ни тщеславно с моей стороны это говорить; их будет четверо – сам император, Александр, Жорж и Ланской – в кулисах будущей трагедии.
Царь продолжил:
– Скажите, Наталья, почему столь красивая и привыкшая к всеобщему восхищению женщина, как вы, пребывает в меланхолии?
Я держалась уклончиво и загадочно – притворилась, что мне не хотелось бы отвечать на вопрос, что лишь разожгло любопытство императора, и он проявил настойчивость. Я пожаловалась:
– Государь, вопреки видимости я себя чувствую очень одинокой; Александр часто отсутствует, говорит, что должен с кем-то встречаться по делам, но я точно знаю, что он лжет.
– Хотите, я поговорю с ним? Человек с моим опытом способен его образумить; он послушает своего императора.
– Нет-нет, государь, не нужно ничего делать; он рассердится, если узнает, что я доверилась другому мужчине, даже если речь идет о Вашем Величестве; он ревнив как тигр.
– А у него есть для этого серьезные основания? – поинтересовался император, подмигнув мне.
– Нет-нет, ни малейших! – оскорбленно ответила я.
– Я не хотел проявить неуважение, Наталья.
– Уверяю вас, государь, мне такое и в голову не приходило.
Царь продолжил свои расспросы; он желал во что бы то ни стало вторгнуться в мою личную жизнь; я ничего не сделала, чтобы ему помешать, напротив, исподтишка его поощряла, делая вид, что сопротивляюсь. Я хотела, чтобы у него возникло ощущение, будто я предпочитаю сохранить в тайне болезненные аспекты моей жизни. А затем я прибегла к классическому сюжету, который завораживает всех мужчин в их стремлении покорить женщину: НЕПОНИМАНИЕ! Какая чудесная в своей банальности и неисчерпаемости тема, идеальная ловушка, в которую попадает любой нормально устроенный мужчина.
– Государь, – сказала я, – Александр не понимает меня, да и никогда не понимал! Почему всегда от женщин требуют, чтобы они понимали мужчин, и никогда наоборот.
– То, что вы говорите, недалеко от истины, Наталья.
Это было магическое заклинание, оно всегда попадало в цель. Я распиналась пуще прежнего, придумывая себе жизнь Золушки. Я была петербургским перлом творения: красивая, верная, примерная супруга, идеальная мать, образованная, умная, но забытая и покинутая! В России существовал мужчина, которому досталось такое сокровище, а он его игнорировал…