– Нет, я знала, что все скоро закончится… Со мной дело обстояло по-другому: между нами не было ничего слишком физического.
– Ты неподражаема, Наталья; я и представить себе не могла, что ты выслушаешь подобную новость с таким самообладанием; если бы я была на твоем месте…
– Но ты не на моем месте, – сухо заметила я.
– Прости.
– Это неважно; я не из ревнивых женщин, выискивающих признаки измен, но скажи мне, когда это началось? При каких обстоятельствах?
– Очень просто, на балу; он пригласил меня на танец, мы несколько раз встретились, потом однажды вечером я выпила больше обычного, он предложил отправиться к нему, я согласилась; видишь, все произошло по классике.
– Что ж, ты освободилась от груза, теперь тебе лучше?
– Должна тебе сказать, что несколько дней назад я окончательно порвала с Жоржем.
– Когда именно?
– В то воскресенье.
– Теперь я понимаю лучше.
– Что именно ты понимаешь?
– Я встретила Жоржа на балу вечером в понедельник, он совершенно переменился, словно избавился от проблемы. Он много пил, громко разговаривал, был очень возбужден. Не в его обыкновении так себя вести; кстати, когда я увидела его два дня спустя, он снова стал нормальным… То есть таким, каким я всегда его знала.
– Наталья, – сказала Идалия с виноватым видом, – мне нужно сказать тебе еще кое-что важное.
– Что именно? Надеюсь, ты не беременна?
– О нет.
– Тогда в чем дело?
– Это очень трудно.
– Так, хватит, – раздраженно сказала я. – Только что ты разыграла передо мной комедию, теперь желаешь разыграть трагедию! Мы не в театре, так что даже не начинай.
– Ты правда хочешь все узнать? – спросила Идалия.
– Да, хочу.
– Ладно, раз ты сама так решила! У Жоржа есть любовница.
– Что? – переспросила я. – Ты с ума сошла? Ты хочешь сказать любовница, возлюбленная?
– Нет, нет, я сказала ровно то, что сказала: ЛЮБОВНИЦА.
– Это невозможно! Ты бредишь, Идалия.
– Нет, клянусь, у меня есть доказательство, я ее видела.
– А доказательство в том, что ты их видела вместе?
– Нет, не просто на улице, конечно, но в их письмах.
– Объяснись.
Идалия рассказала мне все.
Они часто бывали у Жоржа дома. Жорж отличался беспечностью и неаккуратностью; Идалия, как влюбленная женщина, тщательно убирала квартиру. И вот, некоторое время назад, желая закрыть разболтавшийся ящик, она обнаружила толстую школьную тетрадь; движимая любопытством, она открыла ее; каково же было ее изумление, когда она поняла, что Жорж, как прилежный ученик барона ван Геккерна, тщательно вклеивал письма, которые присылал ему приемный отец, а рядом свои собственные, добросовестно переписанные.
Идалия сначала с долей иронии их просмотрела, потом, все более заинтересованная их содержанием, лихорадочно прочитала от корки до корки. Она не хотела верить своим глазам, но не могла поделиться этим ужасным открытием ни с кем, и уж тем более со мной. И правда, как могла она сообщить мне в приступе досады и ревности:
– Знаешь, Наталья, у Жоржа, которым ты увлеклась, есть любовница.
Чем дальше она читала, тем более ошеломленной себя чувствовала: это были традиционные послания от женщины к ее любовнику, размеченные любовными упреками, недосказанностями, невольными порывами: «Je ne pourrais survivre, s’il t’arrivait malheur[86]» – писала его любовница.
Жорж на это отвечал: «Si, quand je vous dis: je vous aime, c’était moins sincère… que si, je t’aime[87]».
В письме, датированном 24 декабря 1835 года, Жорж выражает свое обожание: «Je t’aime plus que tous les miens ensemble, je ne puis pas tarder à t’en faire l’aveu[88]».
«Je ferai tout au monde pour toi![89]» Идалия была вдвойне потрясена, обнаружив, что Жорж признавался ей в любви абсолютно теми же словами!
Она знала, что Жорж одновременно пылко ухаживает за мной. Она чувствовала, что разрывается между этими двумя секретами.
В ее голове словно взорвалась бомба; этот человек любил двоих различных существ – мужчину и женщину! Если бы она нашла письма, адресованные одной или нескольким дамам, то лишь посмеялась бы; она могла бы сравнить их и развлечься, выясняя, богатое ли у Жоржа воображение.
Например, изучить вступительную часть писем – отличались ли они оригинальностью? Дорогая, моя дорогая, моя самая дорогая, моя обожаемая, моя любовь, любовь моей жизни, мой ангел, моя красавица – десятки ласковых слов, с какими влюбленный мужчина обращается к своей любовнице… Но нет! Единственные вариации, которые она прочитала, описывали страстную любовь избранника ее сердца к другой. Письма не были подписаны, но почерк казался мне знакомым. Однако я была так эмоционально потрясена, что не сразу осознала, что брежу.
– Прочти, если не веришь мне!
Я выхватила письма у нее из рук. Вначале я читала медленно, потом все быстрее и быстрее, пропуская слова, перескакивая через абзацы. Когда я остановилась, у меня было чувство, будто я пробежала много верст, не переводя дыхания; я буквально задыхалась; захлебываясь горькими слезами, текущими по щекам, я больше не могла говорить, попыталась, но слова, которые рвались наружу, застряли у меня в горле. Я погружалась в глубокую немоту. Вокруг все стихло, земля, казалось, уплывала из-под ног. Я переживала нечто нереальное, словно у меня начались галлюцинации.
Мало-помалу я вернулась в реальность: я стояла неподвижно у себя дома, Идалия молча смотрела на меня. Она тихо плакала, время от времени доставая платок, чтобы утереть глаза.
– Сами письма более чем красноречивы, – упорно продолжила свой рассказ Идалия, – но увы, я получила и неопровержимое доказательство, по чистейшей случайности услышав их разговор на следующий день после моего открытия… Я должна была встретиться вечером с Жоржем у него дома, но освободилась сразу после полудня и решила сделать ему сюрприз. Поднимаясь по лестнице, я услышала, как громко переговариваются два мужских голоса; сначала я подумала, что разговор доносится от соседей, но, подойдя к дверям Жоржа, я без сомнений узнала его голос… Мне показалось, что я догадываюсь, кто был вторым: его приемный отец, которого я встречала два или три раза. Я не осмелилась постучать. Голоса зазвучали чуть приглушеннее, но я отчетливо слышала каждое слово; по мере того, как барон продолжал говорить, мое изумление росло, я не верила своим ушам:
– Я прекрасно вас понимаю, – говорил Жорж.
– Прими мои поздравления, – продолжил барон, – ты прекрасно осуществил первую часть моего плана касательно Натальи.
Мое любопытство было возбуждено до крайности, я ничего не поняла из речей барона; в глазах всего общества Жорж был представлен как приемный сын барона ван Геккерна, посланника Голландии в России. Между прочим, в честь этого события барон дал несколько пышных приемов в прекрасных апартаментах посольства.
– Я был убежден, – говорил барон, – что такой великолепный юноша как ты, красивый, словно юный греческий бог, произведет фурор при дворе. Тот факт, что ты француз – это преимущество, женщины сходят по тебе с ума, как я и предполагал. Все отлично, ты добросовестно следовал моим указаниям, ухаживая за всеми женщинами, которые тебе встречались. Отныне у тебя устоявшаяся репутация соблазнителя; никто и не заподозрит нашей тайны!
Я решительно оцепенела, услышав слова барона…
– Ты преуспел даже больше, чем я надеялся, остановив свой выбор на великолепной Наталье Николаевне, супруге знаменитого поэта Пушкина. Лучшего и желать было невозможно! Твоей избранницей стала самая прекрасная женщина Санкт-Петербурга; браво! У нее стать королевы, появляясь, она освещает собой все вокруг…
– Вы настоящий поэт, уж не желаете ли вы соперничать с ее мужем?
Они дружно засмеялись.
– То, что ты ухаживал за ней так настойчиво и не скрываясь, стало нашим спасением! Ты, конечно, слегка перебираешь через край, но тебе простится и эта пылкость молодости, и бурный темперамент, который я так люблю. Однако будь крайне осторожен, потому что у Пушкина репутация большого ревнивца, который готов вызвать на дуэль кого угодно и за что угодно!
Вспомни, когда он анонимно получил свой «Диплом Рогоносца», он немедленно прислал тебе вызов; к счастью, твоя помолвка, а затем брак, разумеется, на какое-то время успокоили его.
– Не беспокойтесь, друг мой, я сумею держаться и на высоте моего положения, и, главное, на должном расстоянии.
Я буквально приклеилась ухом к двери, чтобы не пропустить ни словечка из их разговора; я и впрямь все больше запутывалась: «добросовестно следовал моим указаниям», «стало нашим спасением»… что хотел сказать барон?
– И наконец, – насмешливо добавил барон, – можно даже сказать, что ты оказал услугу Наталье Пушкиной; судя по всему, она отчаянно скучает на балах рядом со своим хмурым и унылым поэтом; когда ты приглашаешь ее на вальс, она словно возвращается к жизни! – весело заметил барон.
– Я с удовольствием продолжу неукоснительно следовать вашим советам; это такая увлекательная ролевая игра!
Ситуация мне казалась совершенно загадочной; в нетерпении, надеясь узнать больше, я застыла на пороге, приникнув к двери так тесно, будто мы с нею стали одним целым. Меня очень пугала мысль, что по какой-то причине она вдруг распахнется… Как я объясню столь бурлескную позу?..
До сих пор барон сохранял полное хладнокровие, но сейчас в его голосе прозвучало колебание, словно он почувствовал себя неловко.
– Жорж, я понимаю, как это для тебя печально, но тебе придется окончательно расстаться со всеми своими пассиями и с Натальей в особенности; не забудь, что ты теперь женат на Екатерине, а ведь она ее сестра…
– Но вы же прекрасно знаете, что это невозможно, в Наталье вся моя жизнь. Я говорю это не для того, чтобы причинить вам боль, но без нее мое существование лишается смысла. Конечно, поначалу, следуя вашим советам, я относился к этому как к светской игре, к пустому любезничанию; и вдруг я почувствовал, как во мне зарождается незнакомая тяга. Мы обнаружили, что у нас очень много общего. Мы две части единой гармонии; я не могу жить без нее, и это взаимно; наши сердца, наши разумы сосуществуют в идеальном симбиозе. Может, существует иной выход?