Тайный дневник Натальи Гончаровой — страница 95 из 104

– Это верно, господин барон, я не могу скрывать и дальше: ваш сын не оставляет меня равнодушной.

– Тогда откуда такая сдержанность? Любовь превыше всех общественных условностей и личных обстоятельств!

– Барон, вы удивительно походите на мольеровского Тартюфа, который при своей якобы набожности и благочестии придумывает иезуитские доводы, чтобы соблазнить Эльмиру.

– О нет, Наталья, что вы такое говорите? Вспомните совет Ронсара: наслаждайтесь жизнью, ловите быстролетный момент, пока вы еще молоды и красивы.

– Что ж, господин барон, раз уж вы призвали на помощь Ронсара, вот что он вам отвечает:

Quand vous serez bien vieux, au soir à la chandelle,

Assis auprès du feu, radotant et bégayant[102],

– расхохотавшись, отвечаю я.

Невозмутимый барон даже не спорит; не дрогнув, принимает пущенную мной стрелу и, не давая себя сбить, продолжает:

– Наталья, послушайте меня, я все предусмотрел и организовал до малейшей детали. Бегите с Жоржем за границу; благодаря моему статусу посланника вы получите все охранные грамоты для пересечения границ; ваши дети немедленно к вам присоединятся.

Барон говорит торопливо, бросая боязливые взгляды на собравшийся вокруг Александра кружок. Он опасается театрального звонка, который обозначит конец антракта и мгновенно прервет нашу беседу.

– Барон, вы совершенно безумны!

– Наталья, если бы ваш супруг был примерным мужем, я еще мог бы понять. Но посмотрите обстоятельствам в лицо: он обманывал и обманывает вас каждый день с первой встречной потаскухой! Он всего лишь самый обыкновенный искатель наслаждений, охотник за юбками. Насколько мне известно, он оставляет вас, проводя многие ночи за питьем и игрой в самых грязных трактирах города. О таком ли мужчине вы мечтали? Такой ли жизни желали себе и своим детям? Откройте глаза, Наталья, подумайте о своем будущем! Посмотрите на этих окружающих его куртизанок, которые только и мечтают, как бы отдаться и разделить с ним ложе.

Я замираю, не в силах ответить на его реалистическую речь. Учиненный бароном подробный разбор меня действительно потряс. Это верно, моя жизнь – настоящее фиаско. Барон понимает мое смятение. Довольный тем замешательством, которое вызвал, он цинично добавляет:

– Наталья, я желаю и вашего счастья, и счастья моего сына. Должен вам признаться: еще несколько месяцев назад я опасался намечавшейся дуэли, я боялся потерять Жоржа, но потом я задумался… Вас это без сомнения поразит, но, если бы дуэль должна была состояться сегодня, думаю, это стало бы наилучшим выходом. И вы, и я это знаем!

Как ни странно, слова барона меня не задели; напротив, они позволили мне увидеть для себя иное будущее.

Однако я успеваю прийти в себя:

– Разумеется, господин барон, вы высказали несколько очевидных истин, но они не убедили меня достаточно, чтобы перевернуть всю мою жизнь и разрушить гармонию нашей супружеской четы. Это мое последнее слово. Отныне прошу вас никогда мне докучать разговорами на эту тему. До свидания, господин барон.

– До свидания, Наталья. Мое почтение.

В тот же вечер в санях, везущих нас домой, я поспешила передать Александру дерзкие предложения, с которыми обратился ко мне барон. Однако его рассуждения о быстротечности времени неожиданно погрузили меня в глубокую печаль: через несколько лет я уже не буду прекрасным созданием, покоряющим сердца! Но не это ли участь всех красивых женщин при дворе?

Каждый день перед зеркалом я выискивала малейшую морщинку под глазами или дерзкий седой волос, насмехающийся надо мной; я яростно его выдергивала. Я мечтала остановить неумолимый ход времени. Я не могла позволить себе стареть; я впадала в тоску, когда видела вьющихся вокруг Александра обольстительных юных девиц, которые лишь ждали знака, чтобы забыться в объятиях моего знаменитого поэта. Сколько я ни успокаивала себя, сколько ни убеждала, что сама я – зрелая, расцветшая и по-прежнему желанная женщина, все равно нарастание этой новой нахальной волны с ее фальшивой вызывающей невинностью вызывало во мне смятение и тревогу. В силу обстоятельств бег времени делал меня умнее.

Я старалась не обращать внимания на мелкие житейские неурядицы. Я философски относилась к похождениям Александра; я смирилась со своей судьбой, пытаясь извлечь из нее все лучшее; я становилась фаталисткой и старалась подняться над мелкими бытовыми хлопотами.

Александр (очевидно, как и все мужчины) не видел или не желал видеть тех неприметных изменений, которые во мне происходили. Все его существование заключалось в поэтическом творчестве. Он жил в своем пузыре и время от времени вылезал оттуда, чтобы посвятить мне и главным образом детям несколько счастливых моментов, а потом снова погружался в свой внутренний мир. Мы оставались лишь чужаками, к которым он приходил с визитом; разумеется, он питал к нам и нежность, и любовь, но затем снова исчезал, чтобы в будущем появиться с новым детищем… стихом, сказкой или романом.

Я никогда отчетливо не представляла, какое место занимала в его жизни и чем для него являлась. Возможно, это и есть участь супруги гения? Или же обычная судьба замужней русской женщины, которая существует только через посредство мужчины, с которым живет.

Мои подруги утверждали, что я романтична. Для меня романтизм – это желание с наслаждением кинуться в неизвестность, испытывая изумительное чувство страха. Меня преследовало стремление бросить вызов; чтение современных французских романов подпитывало мою склонность жить мечтой, вымыслом. Мое поведение злило Александра. Он более не довольствовался тем, что в разумных пределах проявлял свою собственническую натуру, он еще и постоянно следил за тем, что я читаю. Когда я ложилась в постель, он постоянно заходил проведать меня, опасаясь, что я сбежала с очередным героем Стендаля или Бальзака! Это была не просто писательская ревность, но и чисто мужское противостояние. Потерпев поражение в качестве Пигмалиона, он испытывал раздражение, едва только веяло другим мужчиной; он предчувствовал опасность.


25 января 1837 года, утро

Утром Александр навещает своего друга художника Брюллова. Вернувшись домой, он получает анонимное письмо (от Идалии!), сообщающее, что Жорж Дантес и я назначили накануне свидание у нее дома; после этого Александр посылает оскорбительное письмо барону ван Геккерну. Он называет его сына «бастардом», а его самого «сводником» и «похабной старухой»!


25 января 1837 года, вечер

Мы приглашены к княгине Вяземской. Там также присутствуют Жорж и Екатерина. В конце бала происходит очередная перепалка между Александром и Жоржем Дантесом.


26 января 1837 года, утро

Как часто бывало, Александр работает со своим другом Александром Ивановичем Тургеневым. Барон ван Геккерн получает оскорбительное письмо от Александра и посылает ему картель. Когда Александр читает, что вместо барона стреляться будет Жорж, он разражается смехом и говорит: «Старик желает разыграть перед нами дона Диего из «Сида», который заставил Родриго драться вместо себя!» Александр принимает вызов, но у него по-прежнему нет секунданта! Оливье Демье д’Аршиак, атташе французского посольства в Санкт-Петербурге и секундант Дантеса, не желает более ждать и требует назвать имя секунданта Александра.


26 января 1837 года, после полудня

Александр встречает Евпраксию Николаевну по прозвищу Зизи, любовь его молодости, ставшую госпожой Вревской.


26 января 1837 года, вечер

Мы ужинаем у графини Ростопчиной, она отмечает день рождения сына. Александр в прекрасном расположении духа, много шутит. Бурное и беспокойное возвращение домой в карете. Александр требует от меня объяснений: он в ярости, я признаюсь, плачу, он прощает меня и… утешает.

Он провожает меня домой, а сам отправляется на бал, который дает граф Разумовский. Вернувшись к себе, я пишу то, что станет моим последним письмом Александру. Кладу это письмо ему на постель. Он находит его по возвращении с бала; он потрясен.


Ночь с 26 на 27 января 1837 года

Полученное накануне анонимное послание, а также мое длинное письмо наверняка всю ночь не давали Александру покоя. Еще он вспоминает, что должен ответить своей близкой подруге Александре Осиповне Ишимовой; она автор «Истории России в рассказах для детей»; Александр, который и сам написал несколько сказок, во многом ей помогал и оказал значительное влияние – в частности, побудил ее показать в своем труде необычайную роль, которую сыграл царь Петр Великий.

* * *

Ниже я в точности воспроизвожу рассказ Данзаса о последнем дне, проведенном с Александром.

Сани резко остановились, кучер едва не наехал на огромную рухнувшую ель; Александр вернулся к реальности; Данзас, бледный и сосредоточенный, не отрывал глаз от дороги. Александр вновь ушел в свои мысли, он размышлял о странном сходстве ситуаций с его романом «Евгений Онегин», написанным несколько лет назад. Образы его персонажей накладывались на то, что происходило в данный момент. Красивая и кокетливая Ольга играла роль его дорогой Натальи; Онегин, самодовольный, претенциозный и недалекий, выступал в костюме Дантеса; что до поэта Ленского, как не распознать в нем собственных черт Александра! Осознав эту поразительную параллель, он разразился громким смехом, заставившим обернуться возницу… Александр послал ему дружеский кивок, показывая, что все в порядке. Данзас, с самого отъезда хранивший молчание, удивился.

– Что тебя так рассмешило? – спросил Данзас.

– Мое положение весьма забавно.

– Не понимаю, что веселого можно найти в дуэли.

– Я объясню тебе позже.

Александр попытался отогнать постоянно возвращающееся видение: перед ним маячило лицо гадалки Кирхгоф, которая предсказала ему, что он будет убит человеком в белом. Как он ни боролся с собой, как ни посмеивался над легковерием моей матери, так или иначе верх брал его тайный грешок – суеверие! И действительно, почему он днем и ночью носил свое кольцо-талисман? Однако приходилось признать, что совпадения множились, слагаясь в длинную череду дурных предзнаменований. Он вспомнил день своей свадьбы: в момент, когда следовало обменяться обручальными кольцами, одно из них упало на пол церкви. Александр неловко натолкнулся на аналой с крестом, уронив и его тоже… Следом полетела свеча, которая, упав, потухла; всем присутствующим стало очень не по себе. Потом ему на память пришел еще один случай: когда он оказался заперт в своем родовом поместье в Болдино из-за эпидемии холеры, он попытался добраться до Москвы, где в то время была я. Едучи по дороге, он заметил слева черного ворона, которого римляне считали недобрым знаком, потом дорогу ему перебежал заяц, и тогда Александр окончательно отказался от поездки и по