вернул обратно!
Пейзаж наводил на мысль, что какой-то художник в веселом настроении развлекся тем, что собрал на своей палитре все оттенки белого: утренний чистый снег теперь стал белесым; возница с весьма подходящим именем БЕЛЯН, означающим то ли блондина, то ли седого, был очень горд двумя своими великолепными лошадьми с их серебристой шкурой – истинными представителями алтайской породы, которая, по утверждению их хозяина, была самой выносливой в мире; и, наконец, Данзас был бледен как полотно! Возничий Белян широко размахивал руками, громко хлопая хлыстом, которым, как казалось, нещадно охаживал бедных созданий… Но на самом деле гайки, вделанный в кончик хлыста, даже их не касались… Его замахи сопровождались несусветной руганью, которой он щедро одаривал коней. Белян время от времени оборачивался, проверяя, оценили ли седоки по достоинству устроенное им представление. Мужик вкладывал в него всю душу, при каждом псевдоударе разражаясь свирепыми криками и такими грубыми ругательствами, что брань кавалергардов показалась бы по сравнению с ними комплиментами.
Белян боготворил своих лошадей, ни за что на свете он не стал бы мучить их или принуждать; но он полагал, что такой спектакль c переигрыванием, подчеркивающий роль возницы, нравился приезжим и горожанам, которые получали удовольствие за свои денежки.
В тот час, когда полдень давно уже прошел, час inter canem et lupum, между собакой и волком, как говорили латиняне, вдруг на соседней дороге – мираж или новое видение?
Нет, ему не привиделось, это были мои сани, странным образом пересекшиеся с его; что до меня, то я, близорукая как крот, его не признала!
Сани резко затормозили и остановились; в двадцати шагах перед друзьями вырисовывался огромный внушительный силуэт, своей белизной выделявшийся на фоне заснеженного пейзажа. Исполнится ли пророчество хрустального шара гадалки госпожи Кирхгоф? Александр постарался изгнать из головы это мрачное предсказание, но оно тут же сменилось другим, которым грозит прорицатель в «Юлии Цезаре» Шекспира: берегись мартовских ид!
Жорж Дантес казался еще выше, еще внушительней; пренебрегая холодом, он расстегнул накидку; его облегал кавалергардский мундир цвета слоновой кости; он спокойно смотрел на Пушкина. Александра его вызывающий вид позабавил; в ответ он лишь послал ироничную улыбку. Александр Пушкин величаво сошел с саней; на нем была удивительная шуба из меха белого медведя! Все были ослеплены. Поэт развлечения ради попытался мысленно подсчитать, в скольких дуэлях он за свою жизнь принимал участие. Который был час? Около четырех, не день и не ночь. Какая погода? Низкое свинцовое небо, затянутое тучей неопределенного цвета: все тускло-белое, хмурое, до крайности тоскливое.
Художник упорно придерживался выбранной палитры: мундир Дантеса цвета слоновой кости, молочная шуба Александра, бледный пар, вылетающий из ноздрей лошадей и, наконец, заснеженные деревья. Уходящий день смягчил сверкание снега, утратившего свой сливочный оттенок, и сменил его на смутное сероватое марево, от которого атмосфера сделалась еще более тревожной.
Именно в этом месте, посреди леса загадочным образом возникла поляна в форме театральной сцены; она готовилась представить удивительный спектакль – трагедию. Слой снега был таким толстым и плотным, что ноги утопали в нем по колено, секундантам пришлось его утаптывать. Они ходили туда-сюда, создавая длинный коридор в десяток саженей, иначе дуэль не могла состояться.
Эти двое мужчин, тщательно готовящих могилу каждый для своего друга, представляли собой фантасмагорическое зрелище… Александр и Дантес оба скинули верхнюю одежду, превратив ее в символический барьер на расстоянии в пять саженей. Согласно мрачному и смертоносному ритуалу, виконт д’Аршиак, секундант Дантеса, продемонстрировал каждому из них два роскошных футляра из кедрового дерева, обитых изнутри черным бархатом, где лежали четыре сияющих великолепных пистолета, которым предстояло убить одного из них. Эта жуткая режиссура смерти была невыносима.
Время словно остановилось. Данзас, бледный до синевы, предчувствовал неизбежную беду. Однако, будучи искренне верующим, он положился на промысел господний; он надеялся на чудо, которое прервет эту ссору и положит ей конец.
Он нервничает, не отводя глаз от тропинки, которая привела их на поляну, может, провидение все-таки вмешается? Может, в пистолетах обнаружится изъян или даже будут принесены извинения?
Кто мог поверить, что эта стойкая, так давно копившаяся и бурлившая в их венах ненависть способна вдруг исчезнуть?
Вдали послышался перестук копыт, лошадь шла галопом. Данзас, продолжая старательно утрамбовывать и утаптывать снег, тихонько выдыхает от облегчения. Он судорожно поглядывает то на свои часы, то на тропинку, прислушиваясь к малейшему шуму. Пытаясь унять тревогу, он старается выдернуть корень воображаемого дерева на огневом рубеже. Топот приближается; удивленный виконт д’Аршиак застывает и напрягает слух; Данзас успокаивается, его молитвы наконец-то услышаны; дуэли удастся избежать, смерть лишь повеяла над лесом. Как в Библии, слово Моисеево провозгласит, что ангел смерти довольствовался тем, что взмахнул крылами над домами иудейскими, но пощадил их… Увы, это оказалось стадо сбившихся с пути оленей, которое промчалось в пятидесяти саженях.
Следуя указаниям капитана Ворошилова, отряд жандармов мчится во всю прыть, стремясь как можно быстрее прибыть на место поединка. Капитан прекрасно запомнил указанное императором расположение; эти места ему хорошо знакомы, он излазил их вдоль и поперек в детстве. Удивительная история: в назначенный час там никого нет! Ни саней, ни секундантов, ни дуэлянтов. Внезапно он вспоминает, что все дуэли обычно проходят в районе, который называется «Комендантская дача». Это нечто вроде крошечной деревни, состоящей из деревяных дач. Она была выстроена Миллером, поваром Александра Первого; он сдавал эти дачи внаем; любопытная подробность: Александр снимал там дачу для своей семьи в 1833 и 1835 годах.
Внезапно капитан Ворошилов понимает: «ОНИ умышленно снабдили его ошибочными сведениями, пустили по ложному следу, он проскакал десять верст в противоположном от нужного места направлении. Редкие встреченные крестьяне ошеломленно на него смотрят, их поражает вид внушительного батальона, объявившегося в их глухом углу. Ворошилов винит себя, теперь он никак не поспеет вовремя. Неужели он неверно прочел указания, находившиеся в конверте, скрепленном восковой печатью, который ему собственноручно вручил сам император; но это невозможно, за столь короткое время память не могла его подвести. Царь особо подчеркнул: едва ознакомившись с описанием места, капитан должен немедленно сжечь конверт и его содержимое; таким образом его лишили возможности проверить царские инструкции. Он скрупулезно исполнил приказы; его начинают мучить сомнения! Неужели он совершил ошибку? Он не сумеет ничего доказать! На кону стоят и его жизнь, и его честь. Он немедленно разворачивается и вместе со своими людьми во весь опор пускается к месту слияния Черной речки и Большой Невки. Он проносится через лес, где в изобилии растут огромные ели, их лапы ломаются, сбивая коня с шага, еловые иголки хлещут и царапают лицо. Не чувствуя боли, задыхаясь, он продолжает стремительную скачку, словно хочет обмануть судьбу; он осознает, что его ждет провал и на этом остановится его жизнь… Он пытается прибавить скорость, подгоняя коня и яростно вонзая шпоры в его уже истерзанные бока. Капитан уже в ста саженях, в пятидесяти саженях…
Дуэлянты становятся в исходную позицию у барьера, поворачиваются спиной друг к другу и медленно расходятся на десять шагов каждый.
Александру кажется, что он слышит собственные стихи. Говорят, что реальность превосходит вымысел. А в этом случае она с ним сливается, может, даже возвышая до себя.
«Теперь сходитесь».
Хладнокровно,
Еще не целя, два врага
Походкой твердой, тихо, ровно
Четыре перешли шага,
Четыре смертные ступени.
Свой пистолет тогда Евгений,
Не преставая наступать,
Стал первый тихо подымать.
Ему кажется, что у него начались галлюцинации, но он снова сосредотачивается.
Сапоги Дантеса и Александра поскрипывают при каждом шаге, погружаясь в снег, впечатывая нестираемые следы неумолимой судьбы; дуэлянты оборачиваются, в их взглядах ненависть. Оба думают лишь об одном: уничтожить, сокрушить другого. Жорж Дантес хочет стереть из своей жизни человека, который похитил единственную женщину, которую он когда-либо любил; Александр мечтает убрать узурпатора, ежедневно его преследующего.
Виконт д’Аршиак взмахивает своей шляпой, это сигнал; бледный Данзас затаивает дыхание и дрожит; он пристально вглядывается в лицо Александра, ища проявление хоть малейших чувств, но ничего не находит; Александр на удивление спокоен и безмятежен.
А Дантеса, напротив, бьет нервный тик, он в лихорадке; он знает, что Александр грозный стрелок: говорят, что он тренируется каждый день и уже изрешетил пулями все стены своей квартиры. Но никто из жильцов не жаловался, они были слишком горды соседством с легендарным Александром Пушкиным; все знали его дом на набережной Мойки, он стал историческим местом, географическим ориентиром. Разве не говорили: «…это в пятидесяти саженях от дома Александра Пушкина; это прямо напротив дома Пушкина; это просто, идите по набережной, той, где живет Александр Пушкин…».
Как в смертельной гонке, старт дан. Александр и Жорж Дантес готовятся к своему погребальному схождению; как гласит не самое обнадеживающее выражение, воцаряется гробовая тишина; ее нарушает только мрачное карканье вороны.
Когда я вспоминаю отчет Данзаса, меня всякий раз поражает количество совпадений с «Евгением Онегиным»; оно производит неизгладимое впечатление: Ленский – двойник Александра, Онегин предвосхищает Жоржа.