По другую сторону импровизированной перегородки пытался уснуть Ричард, даже не подозревавший о том, что Амели выбрасывает его за борт. Селвик беспокойно ворочался, заново переживая события минувшего вечера. Ему казалось, он слышит тоненький голос, очень похожий на голос Генриетты, предупреждающий, что, если он хочет добиться внимания мисс Балькур, вести себя как дитя просто неразумно.
— Она первая начала, — пробормотал Селвик и тут же поморщился.
Ему слышатся голоса… Все, приехали! Если продолжать в том же духе, его запрут в больнице для умалишенных и перестанут воспринимать всерьез.
Заснуть удалось лишь в процессе составления дидактического пособия для министерства обороны, которое будет называться «Как бороться с притягательной силой противоположного пола. Практическое пособие для шпионов». Кажется, название не самое удачное. Однако, составив рекомендацию номер один («Ни при каких обстоятельствах не вступайте в разговор, даже если молодая особа хороша собой и владеет греческим»), Селвик заснул, попав в плен ставшего привычным кошмара.
Винсеннский лес под Парижем. Ричард спешит на встречу с Эндрю, Тони и маркизом де Соммелье. Перси на своей яхте ждет в Кале вместе с графом и графиней де Сент-Антуан. Подходила к концу очередная неделя, оказавшаяся для Очного Цвета и его товарищей вполне успешной.
Ричард не слишком радовался этим успехам — он никак не мог прийти в себя от последнего визита к Дейдр. Когда он прибыл, она ставила в воду цветы, которые прислал барон Жерар. Кто бы мог подумать, что соперничество станет таким острым, ведь барону уже сорок. Наверняка он и в седле сидеть толком не может, не говоря уж о том, чтобы спасать французских аристократов и водить за нос незадачливых якобинцев. Больше всего Селвика расстроил тон, каким Дейдр говорила о своем престарелом поклоннике.
— Заходил барон Жерар, — пропела девушка, блаженно щурясь, точно потягивающаяся на солнце кошка.
Кажется, этим двоим есть что скрывать… У Ричарда потемнело в глазах и, поддавшись отчаянию, он выдал свой секрет.
Боже, когда он рассказывал то, о чем был обязан молчать, Дейдр даже не подняла глаз от мерзких цветов барона Жерара.
— Как здорово вы все сочинили, милорд!
— Ну что мне сделать, чтобы вы поверили? Принести голову француза? — закричал Селвик и бросился прочь из дома возлюбленной.
Джефф ткнул Ричарда под дых, пытаясь вернуть к действительности.
— Слушай, здесь что-то не так.
Рассеянно прищурившись, Селвик понял, что они уже в заброшенном амбаре, который использовался для явок. Джефф прав, что-то здесь не так. На одном из грубых четырехугольников, когда-то называвшихся окнами, должен быть клочок красной ткани. И почему дверь распахнута настежь?
Переглянувшись, друзья бесшумно поползли к амбару.
— Готов? — чуть слышно спросил Селвик, и друзья ворвались в амбар.
На прогнившем деревянном полу лежал человек в пропитанной кровью одежде.
Тони!
Тут Джефф и произнес слова, которые будут преследовать Ричарда до самой смерти:
— Кто-то нас предал!
— Будь она проклята, проклята! — кричал и метался во сне Селвик.
Глава 8
Громкие голоса вырвали меня из мира Амели.
Ничего похожего на шелест волн о борт пакетбота или ровное дыхание спящих… Нехотя мое сознание вернулось в двадцать первый век. Я рассеянно заморгала, и стоявший перед глазами парус растворился в воздухе. Далеко не сразу я сообразила, где нахожусь, голова гудела как после хорошей вечеринки с выпивкой. Оглядевшись по сторонам, я поняла, что по-прежнему сижу на ковре в гостиной миссис Селвик-Олдерли, а полено в камине давно превратилось в золу. Судя по всему, времени прошло порядочно: я отсидела ногу, плечи затекли, спина болела.
Размяв затекшую ногу, я попробовала подняться, и тут в гостиную вошел он.
Мужчина с золотыми волосами. Это его фотография украшала каминную полку миссис Селвик-Олдерли. Я еще не пришла в себя после путешествия во времени и на секунду поверила, что он сошел с фотографии. В полном замешательстве я посмотрела на снимок, дабы убедиться, что светловолосый всадник не исчез. Он был на месте, и, приглядевшись к появившемуся в гостиной незнакомцу, я заметила различия между ним и мужчиной на снимке. У всадника не было ни серых льняных брюк, ни блейзера от Гуччи, и волосы сверкали на солнце, а не темнели от пота.
И такой очаровательной спутницы у него тоже не было.
Девушка была с меня ростом, но на этом сходство заканчивалось. Длинные каштановые волосы блестели так, будто она снималась в рекламе шампуня «Пантин». Замшевые коричневые сапожки и короткое трикотажное платье явно из авторской коллекции. Настоящая Барби, только темноволосая.
В общем, очень красивая молодая пара. Им впору сниматься для журнала «Домашний очаг»: мистер и миссис Совершенство на прогулке по Лондону.
Я тут же почувствовала себя бедной дурнушкой. Мне было так не по себе, что я не сразу заметила, что молодой человек в отличие от своего двойника на фотографии и не думает улыбаться. Кажется, мое присутствие его не радует.
— Привет! — Я резко поднялась, и пожелтевшие листочки, словно осенние листья, рассыпались по ковру. — Я Элоиза…
Молодой человек быстро собрал разлетевшиеся письма, сложил в сундук и захлопнул крышку.
— Кто позволил вам трогать эти бумаги?
Я была так шокирована его недружелюбным поведением, что не сразу нашлась с ответом.
— Кто мне позволил? — тупо переспросила я. — Миссис Селвик-Олдерли, конечно.
— Тетя Арабелла! — загремел красавец.
— Миссис Селвик-Олдерли разрешила мне…
— Серена, пожалуйста, приведи тетю Арабеллу!
Барби закусила губу.
— Пойду спрошу, готова ли она, ладно? — пробормотала девушка и бросилась вон из гостиной.
Золотоволосый парень уселся на сундук, будто я пыталась его украсть, и с вызовом посмотрел на меня.
Только сейчас я поняла, что прижимаю к груди несколько писем Амели. Может, он просто не понял, чего ради я роюсь в их семейном архиве? Может, принял меня за оценщицу из британской информационно-поисковой службы, собирающуюся оштрафовать его тетушку на крупную сумму за то, что она укрывает ценности государственного значения? Или я похожа на владелицу частной библиотеки, пытающуюся таким образом пополнить свою коллекцию? Раз существуют охотники за предметами искусства, то и за ценными документами тоже наверняка кто-нибудь охотится. Неужели я похожа на воровку? У меня ведь на лице все написано… Хотя воры бывают всякие.
— Миссис Селвик-Олдерли любезно позволила мне воспользоваться этими письмами для написания диссертации, — попыталась прояснить ситуацию я.
Молодой человек продолжал смотреть на меня так, будто я была судомойкой, осмелившейся надеть бриллиантовую диадему хозяйки.
— Я пишу кандидатскую в Гарварде…
Ну кто меня тянул за язык? Зачем причислять себя к сухарям в очках с роговой оправой, произносящих «Гарвард» с придыханием?
— Да плевать мне, кто вы и что пишете! — рявкнул племянник. — Эти письма не для посторонних глаз, они принадлежат семье!
Золотой мальчик? Черта с два! Его волосы быстро темнели, превращаясь в тусклую бронзу.
— А я не посторонняя! — дерзко заявила я, увидев, что Барби вернулась в гостиную, осторожно притворив за собой дверь. — Меня пригласила ваша тетя и разрешила воспользоваться письмами.
— Черт знает что! — раздраженно выругался красавец.
— В самом деле, Колин, — начала Барби в замшевых сапожках, — я не думаю, что…
— Колин? — Я храбро шагнула к племяннику, озаренная внезапной догадкой. — Уж не мистер ли Колин Селвик из Селвик-Холла?
Теперь все стало на свои места. Я бросила пожелтевшие листочки в стоящее рядом кресло.
— Мистер Колин Селвик, пишущий гадкие письма американским ученым?
— Ну, я бы не сказал… — раздраженно начал парень, но я не дала ему договорить.
В конце концов, если уж меня вышвырнут из дома, то можно хотя бы хлопнуть дверью.
— «На вашей стороне Атлантики считается нормальным изводить занятых людей дерзкими просьбами»? — процитировала я.
— Колин, ты так писал? — ужаснулась Барби.
Может, мне простить ей шикарные сапоги?
— Да, к сожалению.
— У меня был тяжелый день, — пробормотал Колин Селвик, беспокойно ерзая на сундуке. Надеюсь, он всадил занозу, а лучше несколько! — Послушайте, зачем все драматизировать?
— Разве я драматизирую? — улыбнулась я. — Вы очень четко выразились, мистер Селвик. Как же вы написали? «Ученые тратят деньги налогоплательщиков на исследования, которые нужны людям не больше, чем бутерброд с заплесневелой ветчиной».
— Я никогда…
— Ну, заплесневелую ветчину я добавила от себя, потому что не припомню, какую именно аналогию употребил мистер Селвик, дабы описать бесполезность моего существования.
— Вы что, заучиваете все письма наизусть? — спросил Колин, вскакивая с сундука.
— Только самые памятные! А ваши письма не забудешь, столько яда!
— У вас больное воображение!
Два широких шага, и Селвик подошел ко мне вплотную.
— Хотите сказать, что я все придумала? — закричала я.
— Ну, многократно преувеличили, — пожал плечами Селвик.
— Правильно, а то, что вы сейчас вели себя как дикарь — тоже плод моего гиперактивного воображения?
Чтобы окинуть Колина презрительным взглядом, пришлось запрокинуть голову.
Оказывается, быть низкорослой иногда полезно: я смогла разглядеть, как работают голосовые связки — золотой племянник бормотал отборные ругательства.
— Послушайте, как бы вы отреагировали на то, что в ваших вещах роется кто-то чужой?
— Это не ящик с нижним бельем. Насколько я понимаю, письма принадлежат не вам.
Мои слова мистеру Селвику явно не понравились. На покрытом бронзовым загаром лице проступили красные пятна.
— Они принадлежат семье.
— Но ведь права распоряжаться этими документами у вас нет? — сладко улыбнулась я.
— Эти. Письма. Принадлежат. Семье.