Именно тогда девушка услышала звук, напоминающий полувздох-полустон. Похоже на плач измученной души. Амели задрожала от ужаса. Святые небеса, она ведь не верит в привидения! Раздраженно бормоча себе под нос, мисс Балькур подошла к стеклянной двери. Скорее всего она слышала ветер, в таком старом доме всегда гуляют сквозняки. Или крысы? Их еще не хватало! Амели не хотелось считать себя кисейной барышней, но крысы… Приподняв подол, она стала внимательно смотреть на пол.
Кто-то оставил у кушетки сапог… Вместе с ногой! Подняв глаза, девушка увидела, что на кушетке под портретом мадам де Лавальер[16] спит какой-то мужчина с окровавленной повязкой на лбу.
Глава 11
— Джейн, ты не представляешь, что я нашла!
Влетев в комнату кузины без стука, Амели захлопнула дверь и чуть не задохнулась от возбуждения.
— Два скелета, три призрака и дохлая крыса в придачу? — равнодушно предположила Джейн.
— Вот и не угадала! Я нашла раненого!
— Что? — От неожиданности Джейн выронила тяжелую книгу. — Ну вот, даже страницу не запомнила. Амели, слуга с перебинтованным пальцем еще не раненый.
— Очень смешно! Кстати, у него перебинтован не палец, а голова! У тебя есть нюхательные соли?
— Конечно, есть, но с каких пор ты ими пользуешься?
Мисс Вулистон отложила книгу и удивленно посмотрела на кузину.
— Ну, мне нужно его расспросить, а как привести в чувство тяжелораненого, я не знаю… Ох, у нас нет времени! Пора возвращаться в западное крыло.
— Не думаю, что в таком состоянии человек может куда-нибудь уйти, — мягко заметила Джейн и, порывшись в вязаной сумочке, достала небольшой флакончик из зеленого стекла. — О чем ты хочешь его спросить?
Пританцовывая от нетерпения, Амели потащила сестру к двери.
— О Пурпурной Горечавке, конечно же!
— Почему ты уверена, что… — начала Джейн, но ее кузина уже переключилась на то, как быстрее попасть в западное крыло.
— Здесь мы спустимся, а потом повернем направо… — рассуждала девушка, бегом бросаясь к лестнице.
Джейн схватила ее за руку:
— Если будем бежать, привлечем больше внимания.
Амели подняла на сестру измученные глаза, однако согласилась. Ей повезло и, поднимаясь по лестнице, она не встретила слуг. Однако второй раз надеяться на удачу наивно. Стоп! Попался камердинер Эдуарда со стопкой мятого белья в руках. Если он донесет, можно будет рассказать брату, как она любовалась гобеленом, а тут жирная крыса… Ну, или что-нибудь в таком духе.
По лестнице они спускались так медленно и степенно, что у Амели от возбуждения зачесались ладони. На первом этаже девушки воровато огляделись по сторонам. Кажется, слуг нет, хотя свечи в фойе еще горят. Итак, слева от них анфилада восточного крыла, а справа замаскированный тупик.
Теперь, когда Амели примерно знала, что искать, вход в западное крыло нашелся довольно быстро. Не изобретая ничего нового. Эдуард повесил еще один гобелен, на этот раз изображающий обесчещенную Лукрецию[17]. Поскольку на первом этаже вход сильнее бросался в глаза, Балькуру пришлось поставить перед гобеленом бюст Юлия Цезаря на мраморном пьедестале.
— Нам сюда, — низким от возбуждения голосом объявила Амели.
Джейн взяла небольшой канделябр с мраморного ящика, по виду напоминавшего сфинкса.
— Может, пригодится?
Боясь опалить свечами, девушки высоко подняли тяжелый гобелен и оказались в небольшой приемной, очень милой и изящной, с украшенными позолотой стенами и резными стульями, настолько тонкими, что на них не то что садиться, смотреть было боязно. Следующей была музыкальная комната с большим фортепиано, украшенным беззаботными пастушками. Кузина с тоской посмотрела на пожелтевшие клавиши, но Амели решительно увела ее в танцевальный зал. Сначала Джейн не увидела ничего, кроме бесконечных коричневых свертков.
— В них только белый муслин, — объявила ее кузина.
— Странное место для хранения ткани.
— Может, в шкафах не хватило места? Раненый здесь, под портретом герцогини Лавальер.
Амели взяла канделябр у сестры, чтобы посветить на кушетку, на которой… никого не было.
— Где же он? — В волнении мисс Балькур заговорила в полный голос. Она махала свечами, чтобы проверить соседние кушетки. — Раненый был здесь, под мадам де Лавальер… Он крепко спал.
— Амели…
Девушка повернулась к Джейн. Неровное пламя свечей создало вокруг лица мисс Вулистон какой-то дьявольский нимб.
— Только не говори, что я все придумала. Уверена, что видела на этой кушетке раненого.
— Я и не собиралась, — серьезно сказала Джейн. — Посвети-ка сюда.
Амели посветила, и на светлом шелке кушетки девушки разглядели свежую кровь.
Джейн осторожно коснулась испачканной обивки.
— Раненый был здесь совсем недавно. Кровь даже не запеклась.
— Кто же перенес его и куда?
Амели растерянно оглядывалась по сторонам, будто надеялась увидеть в темном углу злодея.
— Скорее всего вынесли в сад через одну из стеклянных дверей.
Мисс Балькур распахнула ближайшую дверь настежь.
— Ее недавно смазали, — отметила Джейн.
Вручив канделябр кузине, Амели вышла в сад, оставив Джейн осматривать зал изнутри. В Париже давно не было дождей, и на земле не осталось следов, равно как и налипшей грязи на каменных дорожках. Двери, бесконечные двери с трех сторон. Раненого могли внести в любую. Амели обходила сад по периметру, заглядывая во все двери по очереди. В отличие от западного двери северного и восточного крыльев, были чисто вымыты. Мисс Балькур уже видела две комнаты для рисования, одну музыкальную, малую столовую, потом большую, занимающую почти все северное крыло.
— Амели! — позвала неслышно подошедшая Джейн. От неяркого пламени свечей по каменной балюстраде поползли причудливые тени. — Пойдем, хочу кое-что показать.
— Раненого внесли в одну из этих дверей.
— А потом вниз по лестнице, в комнаты прислуги? — подсказала кузина. — Боюсь, мы его потеряли. — По садовой дорожке девушки возвращались к западному крылу. Увидев статую Афродиты, Джейн замерла. — Но почему он лежал в танцевальном зале с… Что у него за ранение?
— Точно не могу сказать, но я видела окровавленную повязку на лбу. Похоже на глубокий порез, по крайней мере крови было предостаточно.
— Не знаю, — задумчиво проговорила Джейн, — а вдруг это просто рабочий, который разгружал ящики и поранился. Видишь, как все может быть просто?
— Тогда к чему столько таинственности? Зачем прятать его в пустующем зале, а потом поспешно переносить в другое место?
Поднявшийся ветер растрепал кудри, и девушка поспешно их поправила.
— Рабочему стало лучше, он встал и ушел.
— Ради Бога, Джейн! — поежилась от холода Амели. — А ты сама в это веришь?
Кузина нерешительно смотрела на Афродиту, будто ища поддержки.
— Нет, не верю, — тихо сказала она. — И сейчас покажу почему.
Вернувшись в танцевальный зал, Джейн остановилась как вкопанная.
— Ну, что такое? — не вытерпела мисс Балькур, предпочитавшая сначала говорить, а потом думать.
— Ты только посмотри! — Кузина показывала на стеклянную дверь.
— Грязь, ну и что?
— Вот именно! Слишком грязно, будто садовую землю специально размазывали по стеклу. Видишь, здесь и здесь? Слой слишком толстый и однородный, на пыль не похоже. Кажется, кто-то…
— …кто-то не хотел, чтобы сюда заглядывали? — возбужденно договорила Амели.
Она чуть не опалила кудри, и Джейн поспешно убрала канделябр.
— Вот именно, — кивнула мисс Вулистон. — Но зачем? Что может скрывать Эдуард?
Захлопнув дверь, Амели улыбнулась:
— Ну как ты не понимаешь? Это же очевидно! Он помогает Пурпурной Горечавке!
Со вздохом облегчения Ричард Селвик, он же Пурпурная Горечавка, въехал во двор своей скромной холостяцкой резиденции: всего пять комнат и десятеро слуг, не считая камердинера, кухарки и кучера.
— Как я рад, что вернулся! — заявил он худощавому молодому человеку в жилетке и рубашке с короткими рукавами.
— После опасного для жизни пребывания в сердце лондонского общества? — усмехнулся Джеффри Пинчингтон-Снайп, благодаря остроумию еще в Итоне снискавший расположение Ричарда и Майлса.
— Хватит издеваться! — обиженно проговорил Селвик и, сняв шляпу, пригладил волосы. — Я страшно рад, что выбрался оттуда живым!
Сердечно пожав другу руку, Ричард влетел в прихожую и начал рассеянно, куда попало скидывать шляпу, накидку, перчатки. Дворецкий Стайлз, воздев глаза к потолку, тенью следовал за хозяином, поднимая перчатки с пола, накидку со стула, а шляпу с дверной ручки.
— Это все, милорд? — спросил дворецкий оскорбленным тоном короля Лира.
— Попросите Кука что-нибудь мне принести. Я страшно голоден.
— Как прикажете, сэр, — еще сильнее оскорбился Стайлз и обреченно захромал на кухню.
— Он так здорово изображает больного старика! — прошептал Джеффу Ричард, когда они в радостном предвкушении приближающегося ужина вошли в столовую. — Если бы не знал, сколько ему лет, у меня бы сердце разорвалось от жалости.
Пинчингтон-Снайп бросился в кабинет и принес большую стопку писем.
— Ты не единственный, кого он провел. В прошлую субботу я дал ему выходной, думая, что он смоет седину, пройдется по тавернам, попьет пивка. А он, представляешь, уселся перед камином, накрылся шалью и стал жаловаться на ревматизм.
Друзья обменялись многозначительными взглядами.
— Ну, непросто найти хорошего дворецкого… — проговорил Ричард.
— Стайлз еще много лет будет радовать нас своим присутствием, — заверил Джефф.
— Надо же было принять к себе безработного актера! — простонал Селвик. — Хотя все могло быть и хуже, если бы он вообразил себя Юлием Цезарем и стал разгуливать в тоге.
— Представляешь, как органично бы он влился в Совет Пятисот[18]