– А можно нам в воду?
Одна из матерей поглядывала на часы:
– Ещё двадцать минут, – отвечала она.
– Да, не свезло мне сегодня, – жаловался Мяч, которому предстояло ещё почти полчаса пинков.
Тем временем мальчики, не прерывая игры, потихоньку смещались к берегу, брызгались, падали в воду и насквозь промокли задолго до того, как им разрешили искупаться.
А дамы в импровизированной гостиной под зонтиками обсуждали Кору и её Жгучее Желанье.
– Видели, как она выросла с прошлого года? – говорила тётя Карла.
И в самом деле, дядя Титта, отвечавший за измерение роста племянников, всякий раз, когда они приходили обедать, был вынужден ставить карандашом новую отметку на дверном косяке.
– Жаль, что она не родилась неделей раньше, – добавляла тётя Джулия. – Год кончается в декабре, через месяц уже могла бы пойти в школу.
– Что за абсурдное правило! – возмущалась тётя Лючия, фыркая и выдыхая сигаретный дым через ноздри, словно дракон. – Из-за двух дней! Кора совершенно готова к школе: она дисциплинированна, умна и очень хочет учиться.
– Мне кажется, несправедливо заставлять её ждать ещё целый год, – говорила мама.
– Правила есть правила, – возражала синьора Мехильда, жена полковника, – их нужно уважать.
– А почему бы не отдать девочку в частную школу, к монахиням? Я слышала, в «Благоговение» берут с пяти лет, – предложила тётя Джулия.
– Но Джакомо ходит в обычную школу. И её подружки, Гиганти, тоже ходят в обычную школу... – нерешительно сказала мама.
– И ты хочешь, чтобы из-за этого она потеряла год? – воинственно поинтересовалась тётя Лючия.
– Подумайте о том, как она, бедняжка, расстроится, когда узнает, что и в этом году её не берут в школу, – вздохнула тётя Карла.
В конце концов мама сдалась и пообещала сестре и невесткам, что с первого сентября запишет Кору в школу «Благоговение».
3
И вот Великий День настал. Кора с самого утра не могла усидеть на месте от радости. Ей купили ранец, тетрадь, карандаш, ластик и коробку цветных карандашей – всё новое, а не как Паолетте Гиганти, которая пойдёт в обычную школу с тем, что унаследовала от родных и двоюродных братьев и сестёр. Ей даже форменный халатик достался в наследство: чёрный – потому что в обычной школе с самого первого класса носили чёрное. А вот Кора наденет белый («Слишком уж пачкающийся», – сокрушалась няня) с розовым бантом в небесно-голубую крапинку. И у неё будет букет цветов, тюльпанов из сада бабушки Иды, которые она подарит учительнице.
Няня, узнав, что брат с сестрой пойдут в разные школы, фыркнула: решила, что теперь ей придётся, каждое утро провожая детей, слишком уж много ходить пешком. Джакомо, однако, ещё летом с боем отвоевал право ходить в школу самостоятельно – точнее, не совсем самостоятельно, потому что пообещал всегда держаться вместе с Николой и Гавино Гиганти.
Впрочем, в первый день в школу Кору всё равно провожала не няня, а мама, да не одна, а с тётей Лючией: та безумно гордилась своей рвущейся учиться маленькой племянницей.
Монастырская школа «Благоговение» стояла на бульваре, чуть в стороне от центра города, в окружении вилл и садов. Классы располагались на первом этаже, возле Капеллы. На первом этаже жили монашки, никогда не выходившие на улицу с непокрытыми головами, – и зимой и летом они носили корнеты, белые головные уборы из накрахмаленной ткани, издали напоминавшие воздушных змеев.
– Твоей учительницей будет монашка, – говорила Коре Донателла. Но, видимо, она была не слишком-то хорошо осведомлена, потому что на пороге первоклассниц встречала синьора в сером платье. Волосы у неё были столь же серыми, но отливали металлом, а на носу красовались очки в стальной оправе.
– Доброе утро, синьора Сфорца, как ваше здоровье? – по-дружески поприветствовала её мама: вероятно, они уже были знакомы.
– Вот она, наша крошка. Доверяем её вам, – сказала тётя Лючия, стараясь не показать, что волнуется.
Учительница вежливо поздоровалась, потом наклонилась и поцеловала Кору. На щеке остался отпечаток пунцовой помады.
– Опусти руку! И не вздумай стереть! – предупредил её Тайным Голосом Ангел-Хранитель с картины на стене, в самый последний момент схвативший за рубашку крестьянина, который падал с моста в реку.
Кора, уже потянувшаяся к щеке, застыла,
– Осторожнее с ней, – добавил Ангел-Хранитель. – Эта Синьора-В-Сером очень обидчива. А если она обидится, то сразу же рассердится. И будет больно.
Но синьора Сфорца, напротив, всем своим видом излучала доброту и нежность. Одним поцелуем она не ограничилась – ласково погладила Кору по голове. Рука оказалась прохладной и мягкой, словно бесплотной.
– Вы не пожалеете, что поступили к нам. В этом году мне достался замечательный класс, – радостно сообщила она маме. – И ты, малышка, не стесняйся. Давай, улыбнись мне!
– О, увидите, эта застенчивость быстро пройдёт. Кора очень резвая девочка, – гордо заявила тётя Лючия.
– Ой-ой-ой! – вздохнул Тайным Голосом Ангел-Хранитель. – Чую, будет буря. Синьора-В-Сером не любит резвых девочек. Вот ни капельки!
Но учительница, чей тон и внешний вид так и сочились мёдом, взяла из Кориных рук букет и сказала:
– Давай, сокровище моё, иди в класс и выбери место. А вы, синьоры, можете спокойно возвращаться домой. Ваша девочка в хороших руках.
– Почувствовала, какие руки? Мягкие и холодные, как водяные змеи, – заметил Ангел-Хранитель.
Кора не знала, что и думать. Зачем это нарисованное существо пытается её напугать? Учительница выглядела доброй и понимающей. Но разве могут Ангелы врать?
4
Все мамы ушли. Учительница закрыла дверь класса. Девочки расселись по местам. Их было тридцать пять. Кора краем глаза оглядела одноклассниц, но, кажется, никого не узнала.
Терпение. У неё ещё будет время завести подруг. Важно уже то, что она наконец в школе. Она пошарила в ранце, достала тетрадь с карандашом и аккуратно разложила их на парте.
– Что это ты делаешь! – воскликнула синьора Сфорца. – Кто тебе разрешил двигаться? Верни всё это на место!
– Но как же я буду писать без тетради? – удивилась Кора.
Учительница усмехнулась.
– Какая быстрая! Первый день в классе, и уже хочет писать! Вам ещё многое придётся узнать, прежде чем приниматься за тетради.
Для начала они узнали следующее: во время урока руки лежат на парте, пальцы выпрямлены и растопырены, чтобы синьора Сфорца могла проверить, чистые ли у тебя ногти. А когда учительница что-то объясняет, руки надо скрестить за спиной и смотреть прямо перед собой. Это называлось «первая позиция» и «вторая позиция». Ещё руки можно было «сложить», то есть скрестить на груди.
Требовалось также научиться мгновенно вскакивать и вытягиваться возле парты, прижав руки по швам – это «Внимание». А когда учительница командует «Вольно», одну ногу нужно выставить вперёд, а руки расслабить. Ужасно весело: как будто играешь в солдатики.
Но через полчаса отработки этого упражнения Кора заскучала и, когда синьора Сфорца крикнула «Внимание», сказала:
– Всё, больше не хочу.
– Ты что, с ума сошла? – воскликнула Географическая Карта Италии, висевшая на стене за кафедрой.
– Деточка, тебе нужны неприятности? – менторским тоном спросила Классная Доска.
Учительница от неожиданности лишилась дара речи. Кора видела, что вокруг неё собирается облако густого серого дыма, за которым скрылись последние остатки медоточивости.
– А ну иди сюда! – приказала синьора Сфорца. Она поставила Кору перед всем классом и вытащила из шкафа остроконечный бумажный колпак с приклеенными по бокам ослиными ушами. – Что застыла? Надевай!
– Но ведь сейчас не карнавал, – начала было Кора, но Кафедра Тайным Голосом прошептала:
– Лучше подчинись!
– А теперь повторяй: «Я очень непослушная девочка и прошу учительницу простить моё непослушание», – приказала синьора Сфорца.
– Ладно, я согласна, – вздохнула Кора, которой не хотелось спорить.
– Никто не просит твоего согласия! Надо просто сделать то, что я говорю, и всё! И не заставляй меня терять терпение! – вопила учительница.
– А ты её рассердила, – заметила Географическая Карта. – Лучше бы тебе подчиниться.
Но Кора уже забыла, что должна сказать.
– Повторите, пожалуйста, ещё разок! – попросила она так покорно, как только могла. Кто-то из девочек на последних партах расхохотался.
Теперь синьора Сфорца по-настоящему разъярилось, и дым вокруг неё из серого сделался черным, как это бывает с каракатицами, когда они не хотят, чтобы их поймали.
– Это ТЫ должна повторять, а не я! Я не потерплю подобных выходок! Встань за доской, лицом к стене, – приказала она.
5
Стоять за доской – всё равно что находиться в каморке, где никто тебя не видит. Откуда остальным знать, повернулся ты лицом к стене или нет? Пока её одноклассницы продолжали играть с учительницей в солдатики, Кора, чтобы не заскучать, взяла мел и принялась украшать пыльную черноту.
Сперва она нарисовала ослика с навьюченными на него мешками. Но он не слишком удался, и Кора его стёрла. Потом появилась птица в клетке, за ней спешащий по морю кораблик с развёрнутыми парусами... Тут кончик колпака скрежетнул по доске, и вдруг в голову ей пришла новая, гораздо более смешная мысль: Кора изобразила учительницу, пририсовав ей длинные ослиные уши.
Наконец синьора Сфорца прокричала:
– Ну что, покаялась? Готова извиняться?
К счастью, она всё-таки повторила фразу, которую хотела услышать, и Кора, встав лицом к классу, выдавила:
– Я очень непослушная девочка и прошу у учительницы прощения за своё непослушание.
– Так-то лучше. На сей раз я тебя прощаю. Вернись на место!
Соседка Коры по парте, которую звали Мария Пиа, как старшую дочь короля[2], тайком пожала ей руку в знак солидарности. Но учительница сердито велела: