Паолетта Гиганти тем временем научилась писать согласные: Б – букет, В – ведро, Г – гайка, Д – дом...
Кора сидела рядом с подругой на краю тротуара и разглядывала свежий выпуск «Малыша».
– Я буду читать согласные, а ты – гласные, – предложила Паолетта. Она оказалась хорошей учительницей и, если Кора ошибалась, не сердилась и поправляла её. Впрочем, Кора тоже была неплохой ученицей. Осколком битого кирпича, которым раньше рисовали на тротуаре схему Дантова Рая или карту велогонки «Джиро д’Италия», они переписывали из журнала на брусчатку все буквы, которые уже знала Паолетта.
Из сестёр Гиганти именно она, а не Донателла стала теперь Коре лучшей подругой. Уроки чтения и письма связали двух первоклассниц куда сильнее, чем что-либо другое.
В школе они тем временем выучили ещё по одной новой песне. Кориной песней девочки прощались с синьорой Сфорцей, когда после окончания учебного дня маршировали через школьный двор. В ней говорилось:
Вот и кончился день тяжёлый.
Мы уходим домой из школы,
Но уносим мы знания чудо с собой.
И за то вам спасибо, синьора![3]
А песня Паолетты была плачем евреев, сосланных в Вавилон, место, где всегда беспорядок (недаром няня, когда сердилась, приговаривала: «Терпеть не могу этот хаос вавилонский. Немедленно уберите свои игрушки по местам!»)
Но эти евреи из Паолеттиной песни вместо того, чтобы жаловаться на тяжкую жизнь в Вавилоне, говорили всякие глупости вроде:
А пистоны столь же горьки,
Как суть бани не солима
Начнём с того, что носить соль в баню бессмысленно: либо растворится, либо слипнется в один комок, придётся потом долго толочь в ступке. Так что вполне логично, что «суть бани», на что бы она ни была похожа, настолько же не солима, насколько пистоны горькие (а что они горькие – это Кора с Паолеттой знали не понаслышке). Но что это всё-таки за суть?
Впрочем, обратиться за разъяснениями к старшим им не хватало смелости: того и гляди, снова поднимут на смех, как с троюродной тётей Риммой (тётей Коры), которая, как считали девочки, потеряла зрение на войне. Про неё даже сложили песню: «Ничего ты не увидишь в этом мире больше, Римма»!
Паолетта при этом думала об отце-инвалиде: ему ведь больше никогда не выиграть первый приз в соревнованиях по кроссу. И бедная тётя Римма – она тоже ослепла навсегда.
– Ну вы и бестолочи! – глумились тогда Франка и Флоренца. – «Итальянский гражданин, обойди хоть весь мир – ты не найдёшь ничего более величественного, чем город Рим, наша столица, колыбель древнейшей цивилизации». Вот что означает эта песня, которая и не песня вовсе, а фашистский патриотический гимн. Только его не нужно больше петь, у нас же теперь Республика.
Подружки покраснели и опустили головы, хотя знали, что все соседские дети жалели бедных солдат, потерявших зрение на войне.
9
Энтузиазм первых школьных дней быстро прошёл – мать, бабушки и дяди, устав провожать и встречать Кору из школы, переложили эту обязанность на няню.
По утрам они вдвоём выходили из дома и, задыхаясь, почти бежали до школы, чтобы не опоздать: в классе синьоры Сфорцы опоздавшие должны были целый час простоять в углу на одной ноге, не прислоняясь к стене ни плечом, ни какой-нибудь другой частью тела. Если девочка хотя бы на миг опускала ногу, наказание удваивалось. Это не значило, что учительница всё время смотрела на висящую в воздухе ногу – нет, она просто клала под неё белый лист бумаги, чтобы самое лёгкое касание подошвой оставляло на нём отчётливый тёмный след.
Няня всегда ждала Кору у выхода из школы вместе с близнецами – к этому времени они как раз возвращались с ежедневной прогулки в парке. Как только они появлялись, все девочки, даже из других классов, сломя голову мчались к коляске, чтобы взглянуть на двух таких милых младенчиков, приласкать их, поцеловать или слегка ущипнуть за румяную щёчку. Те, кто постарше, даже с удовольствием взяли бы их на руки, если бы им позволили. Но няня сразу же напускала на себя суровый вид:
– Смотреть смотрите, но не трогайте! – говорила она твёрдо, прикрывая обеими руками вышитые гладью слюнявчики близнецов, чтобы ни одна поклонница, к большому облегчению Коры, не посмела протянуть к ним свои загребущие руки.
Кое-кто останавливался поговорить с близнецами – самые младшие, ещё не потерявшие свой Тайный Голос. К сожалению, Кора не могла слышать, что они говорят, – только ответы возбуждённых и польщённых таким вниманием малышей. Потому что так уж устроен Тайный Голос: он работает только с теми, кто не может говорить нормально, – вещи, животные и маленькие дети, другого голоса пока не имеющие.
А вот у двух детей постарше общаться между собой Тайным Голосом не получится. Например, с Бруно Гиганти до его двух лет Кора и Паолетта говорили Тайным Голосом, а друг с другом – обычным. Потом Бруно научился ходить и говорить «Я хочу молока» вместо «Ако!», и с тех пор они перешли на Язык Взрослых.
Обычно Тайный Голос пропадал в первые школьные месяцы, и Кора не раз задумывалась, не связано ли это с умением читать и писать. Впрочем, конечно, нет – вот, к примеру, Анастасия: хотя ей уже сорок, она никогда не ходила в школу, а вместо подписи рисовала на листе бумаги крестик.
– Она ж грамоты не разумеет, – говорила няня, с чувством превосходства проглядывая свежий фотороман.
«Не разуметь грамоты» означало, что человек не умеет ни читать, ни писать. И тем не менее Тайным Голосом Анастасия пользоваться не умела: должно быть, утратила его лет в семь-восемь, как все дети, независимо от того, учатся ли они в школе, – и больше не вспоминала.
С другой стороны, есть такие вещи, вроде классной доски, кафедры или географической карты, – продолжала размышлять Кора, – которые за годы пребывания в школе научились читать, а ручки, карандаши и мел – писать. Но своего Тайного Голоса они почему-то не потеряли.
До чего же сложный вопрос! Хотя, может, никаких строгих правил и нет?
10
По пути домой Кора с няней и близнецами зашли в булочную, чтобы купить к обеду свежего хлеба. Как обычно в это время там собралась очередь, и няне тоже пришлось постоять, болтая с другими покупателями. Анджело, конечно, не мог не воспользоваться такой возможностью поговорить с сестрой:
– Ну, как прошёл день?
– Чёрточки и крючочки, – сухо ответила Кора.
– А наказания? – вмешался Джованбаттиста.
– Никаких, если не считать Ослиной Парты. А вот Джованну Сеу заставили встать на колени на фасоль.
– Что за глупость! Её же в нос запихивают! – возмутился Джованбаттиста: так на прошлой неделе отличился Джакомо. Дома разразилась настоящая трагедия, пришлось даже вызывать скорую помощь. А когда врач длинными щипцами достал фасолины, те были в крови́.
– Из фасоли делают суп, – поправила его Кора. – Но если её засушить и встать коленями, очень больно, а потом остаются ярко-красные следы. У нашей учительницы такой фасоли в шкафу полный ящик. И она сказала Джованне, что в следующий раз принесёт ореховой скорлупы.
– Какой ужас! – воскликнул Анджело.
– Радуйтесь, вам-то в школу ещё рано, – вздохнула Кора
Теперь у неё было куда меньше времени, чтобы побыть наедине с братом и отпустить его полетать. Оставалась ночь – ведь совершенно ясно, что до утра в детскую никто не придёт.
Анджело был ненасытен: улетал на шкаф и отказывался спускаться. Счастливец – он-то мог на следующий день спать сколько вздумается, а у Коры по утрам глаза слипались от недосыпа. Но видя, с каким удовольствием он летает и как боится, что скоро всё это может кончиться, она никак не могла отказать брату.
Ей в голову уже приходила мысль, что Тайные Крылья, как и Тайный Голос, обречены рано или поздно исчезнуть. Когда? Наверное, когда малыш научится ходить.
Пока же близнецы едва могли сами сидеть, да и то если положить под спину подушку, а если махали руками, тут же валились набок. Но Кора знала, что через три-четыре месяца их начнут ставить на ножки, учить ходить в ходунках... Как долго малыш сможет этого избегать, пока встревоженные взрослые не отнесут его к врачу? До года? До полутора лет?
В общем, пусть Анджело пользуется своими Тайными Крыльями, пока может. Единственное, о чем Кора жалела, – что его нельзя выпустить полетать на улицу.
11
А тем временем настоятельница «Благоговения» по совету нескольких мам решила организовать Конкурс Красоты. Участвовать в нём, разумеется, будут не ученицы (это было бы Неподобающее Поведение), а их куклы. Уже почти год как игрушки вернулись в витрины городских магазинов, так что у родственников девочек было достаточно времени, чтобы восполнить потери, нанесённые войной.
Синьора Сфорца была уверена, что победит кукла одной из её воспитанниц. Ничего удивительного: все они принадлежали к самым богатым семьям города.
«Показ» запланировали в главном зале на ближайшее воскресенье, сразу после утренней службы. Самая красивая кукла, выбранная жюри из мам и монахинь, будет целый месяц красоваться в вестибюле школы рядом с восковым младенцем Иисусом, чтобы все входящие приветствовали её поклоном. А владелица получит молитвенник с золотым обрезом и обложкой из чистого перламутра.
Поскольку количество кукол не ограничивалось, Кора решила выставить всех своих пятерых «детей» (каждый раз хочется написать «дочерей», но не стоит забывать, что есть малыш Риккардо – тот ещё хулиган, как и все мальчишки, и хотя он всего лишь младенец, да к тому же один против четырёх, слово приходится менять).
Дома Кора решила про Конкурс Красоты не упоминать: она знала, что после «муммификации» её дети пользуются не слишком-то большим уважением, и боялась, что мама или бабушка воспользуются возможностью приобрести новую куклу, чего ей совсем не хотелось.
К счастью, Правила Конкурса предусматривали, что до последнего момента участниц никто не видит – их появление на сцене должно было стать сюрпризом.