– Принесите их в бархатной наволочке от диванной подушки, – предложила матушка Крочифисса.
– Что это у тебя там? – спросила мама воскресным утром, когда они, одетые с иголочки уже собирались выходить (я имею в виду, что все они, включая папу и Джакомо, были одеты с иголочки. А вот близнецов отправили с няней в парк: в церковь их пока не брали, потому что там они всегда начинали плакать.)
– Это секрет.
– Глупости! Дай мне посмотреть.
– Нет. Матушка Крочифисса сказала, что сюрприз.
Узнав, что это не личная инициатива Коры, а просьба учительницы, мама успокоилась и не стала продолжать расспросы.
По дороге они встретили семейство Гиганти, дети которых ходили в обычную школу, но по праздникам посещали церковь «Благоговения».
– Что это у тебя там? – сгорая от любопытства, спросили Паолетта, Чечилия и Донателла.
Кора не ответила, но дала пощупать бархатный чехол. По характерной форме подруги сразу же узнали «муммий», но поняли, что должны молчать, и, тихонько хихикая в предвкушении, направились вслед за Корой к церкви.
12
И вот настал Великий Момент. Публика собралась в зале: взрослые и мальчики – перед сценой, девочки – за ней. С одной стороны занавеса слышался гул разговоров и шум передвигаемых стульев, с другой монахини и три пятиклассницы вынимали из бархатных наволочек кукол-конкурсанток и расставляли их по полкам шкафа.
Когда пятиклассница достала «муммий» Коры, монахини и девочки расхохотались.
– Мы ведь не станем их выставлять, правда, матушка? – нахмурилась Лилиана Курра.
– Почему бы и нет? Пусть жюри решает, – ответила матушка Репарата, которая только что вернулась из миссии в Африке, где видела и куда более потрёпанных кукол. Она приняла для участия в конкурсе даже любимую игрушку Серенеллы, хотя это была вовсе не кукла, а жёлтый кролик, хромой и плешивый. Когда мама Серенеллы нашла его на чердаке, бедняга уже потерял половину своей набивки (отрубей и опилок, которыми до войны обычно наполняли мягкие игрушки) и потому получил имя Похуделкин. Даже уши его уже не стояли торчком, а безвольно свисали на нос.
Теперь его хозяйка владела двумя новыми красивыми куклами (нисколько не «муммифицированными»), но на конкурсе хотела представить своего любимца.
Наконец занавес открылся, и аплодисменты возвестили о начале показа. Жюри под председательством самой матушки-настоятельницы поднялось на сцену и принялось изучать конкурсанток. Они по очереди брали их в руки и показывали собравшимся.
Здесь были совершенно невероятные куклы в красивых платьях, руки и ноги у них двигались, а волосы казались совершенно настоящими. У некоторых в живот была встроена пластинка, и, если куклу качали, она сдавленным голосом говорила «мама».
Завидев красивую куклу, синьора Сфорца радостно хлопала – она была уверена, что та принадлежит одной из её учениц. А когда настоятельница взяла в руки Муммию, которую Кора нарядила в плиссированную юбку и жёлтый свитер, синьора Сфорца даже скривилась от отвращения.
Впрочем, скривилась и мать Коры: она всем своим видом показывала дочери: «Ох и попадёт же тебе дома!» Девочки Гиганти неистово аплодировали, остальная публика презрительно смеялась.
– Какой стыд! Зачем ты выставляешь меня на посмешище перед всеми этими людьми?! – кричала Муммия Коре Тайным Голосом.
– Не волнуйся. Это кучка дураков, они ничего не понимают.
Если бы у Муммии на голове были волосы, они бы встали дыбом от удивления, потому что ей ответила не Кора, а матушка-настоятельница – взрослая, даже, скорее, пожилая женщина, чей возраст давно перевалил за пятьдесят. Выходит, она не только слышала, но и ответить могла на том же языке! Как такое возможно?
Тот же сюрприз подстерегал и Похуделкина.
– Мне очень жаль. Ты очень симпатичный, но я вынуждена исключить тебя из конкурса. В правилах говорилось о куклах, – Тайным Голосом извинилась настоятельница.
К бывшей дамочке Аде, бывшей Красной Шапочке Джакомине, бывшей негритянке Лючии и бывшему младенцу Риккардо она отнеслась столь же дружески.
Кора, сидевшая в зале, конечно, не могла услышать ни слова, но она понимала, что происходит что-то странное. Она видела, что настоятельница разговаривает с игрушками, а те ей отвечают. Её теория о Тайном Голосе пошла прахом: выходит, это не правда, что все, абсолютно все, теряют его, становясь взрослыми!
Публика между тем веселилась, многие смеялись в голос.
– Кому пришла в голову мысль выставить этот хлам? Они годятся разве что на Конкурс Уродов! – слышались голоса.
А синьора Сфорца бросила свысока:
– Видимо, в этой школе есть учительница, которая не в состоянии привить своим подопечным представление о красоте.
13
Но вот настал момент, когда все куклы были осмотрены и пришло время голосования. Жюри удалилось за кулисы. Чтобы не дать собравшимся заскучать, на сцену в чудесном розовом платье из органзы поднялась Чиччи Сорренти. Она начала читать «Десятое августа» Джованни Пасколи, стихотворение, в котором говорится об убийцах и о куклах.
Кору тронула история ласточки, убитой по дороге домой с червяком в клюве – червяком, который должен был стать ужином для её птенцов. (Какая гадость! Впрочем, птицам они нравятся.)
Но при чём же здесь куклы? А Чиччи продолжала ещё более драматическим тоном:
Вот человек: он шёл к себе домой;
Его убили – просто, без затей,
И он лежит, застывший и немой,
Под мышкой куклы две – подарок для детей.
Он не придёт, ни поздно и ни рано,
В свой дом пустой, к любимым детям, внукам
Он мёртв лежит, недвижный, бездыханный,
К далёким небесам протягивая кукол.
Раздался гром аплодисментов. Кто-то украдкой смахнул слезу. Кора, Паолетта, Чечилия и другие первоклассницы переспрашивали, почему дом опустевший, если в нём остались дети и внуки. Чиччи этого не объяснила, но девочкам рассказали, что убитый был отцом поэта и нёс кукол для двух его младших сестёр, Иды и Марии, которые, оставшись сиротами, от горя станут теперь одеваться в чёрное и никогда не выйдут замуж. Оказывается, убийцу видел свидетель, точнее свидетельница – лошадь, запряжённая в двуколку. И вот жена убитого пошла в сарай, чтобы расспросить её.
– Отличная мысль – спросить у лошади! – усмехнулся Джакомо. – Интересно, как она предполагала получить ответ...
«Наверное, эта женщина, как и настоятельница, даже став взрослой, не утратила Тайного Голоса», – решила Кора.
– Если хотите знать, чем закончилась эта история, я могу прочесть «Лошадь в яблоках», – предложила Чиччи. Публика, кажется, была не очень рада: послышалось ворчание, потом кто-то выкрикнул:
– Лучше не надо!
Первоклассницам очень хотелось узнать, что лошадь потеряла в яблоках, но тут из-за кулис появилось жюри.
– Наше решение было НЕ единогласным, – объявила настоятельница. – Сказать по правде, большинство членов жюри с ним не согласны. Но поскольку здесь командую я, мой голос значит больше остальных. В общем, после долгих споров мы вынуждены были признать, что настоящая красота не в том, как выглядит кукла, а в том, насколько она любима.
Она замолчала, подошла к шкафу, достала Муммию и продемонстрировала её залу.
– Скажите, что кроме большой любви может заставить девочку представить на конкурс красоты такую куклу? – спросила настоятельница.
– Разве что полное непонимание определения красоты, – проворчала синьора Сфорца.
– Заканчивайте уже, хватит с нас проповедей, – буркнул кто-то в зале.
– Скажите, кто всё-таки победил? – выкрикнула одна из мам.
– Победила эта замечательная и бесконечно любимая кукла, – объявила настоятельница, поднимая Муммию. – Её хозяйку мы просим выйти на сцену для вручения приза!
– Я не её хозяйка, я её мама! – закричала Кора, подскочив так, что уронила стул.
Зал взревел. Хозяйки других кукол и их матери были разочарованы и сердиты, зато первоклассницы неистово аплодировали. Кора выбежала на сцену.
– Из какого ты класса, малышка? – спросила настоятельница.
– Из первого «Д», – выпалила она.
Все обернулись к синьоре Сфорце, которая, побагровев от гнева, пронзила Кору яростным взглядом.
«Ох и не поздоровится тебе завтра в классе», – блеснули из-под очков её горящие глаза. Ей даже не понадобился Тайный Голос – всё было понятно без слов.
14
Весь ноябрь Муммия наслаждалась своим триумфом: её выставили в вестибюле школы рядом с восковым младенцем Иисусом. Вместо штанов у младенца был свиток пергамента (так называемый «картуш») со словами GLORIA IN EXCELSIS[4].
А на картуше у ног Муммии было написано: «НАСТОЯЩАЯ КРАСОТА – НЕ В ОБЛИКЕ, А В ДУШЕ». И каждое утро, заходя в школу, синьоре Сфорце приходилось обходить обе фигурки по большой дуге, чтобы не видеть этого непотребства.
В её классе на Ослиной Парте теперь сидели две девочки, Кора и Серенелла. У каждой на шее поверх халатика висели картонные таблички. На Кориной можно было прочесть: «ОСЛИЦА – НЕВЕЖДА, НЕ УМЕЮЩАЯ ЧУВСТВОВАТЬ КРАСОТУ», – а на Серенеллиной: «ОСЛИЦА – НЕВЕЖДА, НЕ ЗНАЮЩАЯ РАЗНИЦЫ МЕЖДУ ЧЕЛОВЕКОМ И ЖИВОТНЫМ».
Я пишу «можно было прочесть» – если, конечно, уметь читать. Но ни одна из учениц в классе читать пока не умела. Впрочем, они знали, что там написано, потому что учительница каждое утро, прежде чем потребовать очередных крючочков, громко читала обе таблички на случай, если кто-нибудь, включая двух отщепенок, подзабыл, о чём они.
Так девочки выучили второе трудное слово – первым было «непотребство». «Отщепенка» значило «злодейка, подверженная всеобщему осуждению», и в нем было сложное сочетание звуков – ТЩ. Хотя в «непотребстве» (так называют нечто позорное или постыдное) было ещё более сложное сочетание – БСТ. Сказать по правде, никто из одноклассниц Коры и Серенеллы так и не понял, что такого ужасного и позорного они сделали, поэтому решили, что учительница слегка тронулась. Её также считали трусихой, потому что она ужасно боялась критики со стороны взрослых.