После окончания занятий синьора Сфорца снимала с обеих преступниц таблички и остроконечные колпаки с длинными ушами, убирая в шкаф. А отщепенки так стыдились своего наказания, что никому о нём не рассказывали – ни за пределами класса, ни, тем более, школы. В противном случае кто-нибудь из родителей или, может, дядя, а то, глядишь, и сама матушка-настоятельница обязательно возмутились бы подобными методами воспитания. Наверное. Или не возмутились бы, а ещё раз повторили:
– Ты же хотела любой ценой пойти в школу? Так знай, что в школе случается и такое.
Что касается табличек, то из-за них вышло то, чего синьора Сфорца совсем не ожидала. Её ученицы, сами того не сознавая, но каждое утро наблюдая эти две надписи и понимая, что они значат, вдруг научились читать. Теперь, видя где-нибудь ОСЛИЦА, ЖИВОТНОЕ, ДЕВОЧКА, КРАСОТА, НЕВЕЖДА или какие-то ещё знакомые им слова, они могли сказать, что те означают. Впрочем, поскольку в классе не было зеркала, Кора узнавала только слова, что были написаны на груди у Серенеллы, а Серенелла – написанные на груди у Коры.
И почти все девочки не раз записали их – только, не дай бог, не в тетрадь с чёрточками и крючочками, а на попавшемся под руку клочке бумаги, на пакете из-под пончиков, а то и на крышке парты. Таким образом, вопреки воле учительницы, класс синьоры Сфорцы заодно научился писать.
15
Школа стала Коре невыносима. Мечтая воплотить своё Жгучее Желанье, она представляла всё совсем по-другому. И пусть жаловаться старшим или даже Джакомо совершенно бессмысленно – это не значит, что нельзя поделиться своей бедой с подружками-Гиганти, с куклами или с близнецами.
Донателла поморщилась:
– Со мной ничего такого не было. Наверное, папа прав: обычная школа лучше частной.
– А почему ты не плеснёшь чернил прямо в лицо этой вашей ведьме-училке? – спросила Чечилия.
– Представь себе, у нас даже чернил нет! Чтобы писать чёрточки, они не нужны – хватит и карандаша.
– Тогда кинь в неё карандаш – может, повезёт, и попадёшь в глаз.
– Ты что, с ума сошла? Что за дурацкие советы? – возмутилась Донателла. – Знаешь же, что Кора никогда не станет делать ничего подобного. Смотри, с такими замашками и до тюрьмы недалеко.
А Паолетта ничего не советовала – она просто продолжала учить согласные вместе с подругой. Теперь благодаря нарисованным ею карточкам Кора узнала, что З – это Заяц, Й – ничего, потому что слов на эту букву нет (если не считать Йода и Йемена, но их нарисовать трудно), К – Кузнечик, Л – Лиса, М – Медведь, Н – Нос, П – Пони, Р – Рука, С – Солнце, Т – Торт, а Ц – цикада, которую нужно рисовать другим цветом, чтобы не перепутать с Кузнечиком.
Кора пробовала жаловаться на школу куклам, но толку было мало.
– Что ты! Как может не нравится место, где работают такие чудесные люди! Они же поставили нам самые высокие баллы на Конкурсе Красоты! – осуждающе ворчала бывшая Дамочка.
– И даже посадили Муммию рядом с младенцем Иисусом, чтобы все ею восхищались... – добавила бывшая Красная Шапочка.
– Хотя на самом деле это я должен быть там, рядом с Иисусом, я ведь единственный среди вас мужчина, – заявил младенец Риккардо.
Тогда Кора решила выпустить пар с близнецами, но они, бедняжки, знали о школе только то, что оттуда выходят их поклонницы, и не могли ничего посоветовать.
– А если тебе сказать маме, что ты передумала? Что ты ещё слишком мала, даже шести нет, и больше туда не пойдёшь? – предложил Джованбаттиста.
Но тут в Коре заговорили гордость и упрямство. Ей не хотелось признавать поражение: если Джакомо, Артуро и Летиция смогли закончить первый класс, чем она хуже?
– А вы двое чем занимаетесь, пока я учусь? – спросила она, чувствуя угрызения совести: из-за всех этих сложностей она слегка подзабыла младших братьев.
– Вчера вот ходили в гости, – гордо сообщил Анджело.
– Одни, – добавил Джованбаттиста.
– Да ладно! Я вам не верю!
– Слушай, ты же знаешь, что по четвергам у няни свободный вечер, – принялся рассказывать Анджело.
– И что вчера у мамы так разболелся зуб, что ей пришлось бежать ко врачу, – продолжил Джованбаттиста.
– И что Анастасии было не до нас, потому что ей нужно было прибраться в папином кабинете...
– Так что мама отвезла нас к бабушке Ренате.
– Ох и не нравится мне этот дом. Весь тёмный, мебель тёмная, ковры – и те тёмные, – недовольно заметил Анджело.
– А часы во всех комнатах говорят «Дин-дон» одновременно – знаешь, как страшно?
– Когда они били четыре, мы так перепугались, что разревелись...
– Да-да, честное слово: и он плакал, и я...
– А бабушка Рената не могла нас успокоить...
– Так что мы плакали, и плакали, и плакали...
– И тут дедушка Джакомо уселся за фортепиано и давай играть: та-татата, тата-тата-тата... Как молотком!
– Очень красиво! Мы, как услышали, сразу перестали плакать.
– «Играй, Джакомо, играй», – говорила бабушка Рената, – усмехнулся Джованбаттиста. – А он ещё и запел, притопывая ногой в такт музыке.
– И мы... мы тоже затопали ногами по коляске! С меня даже ботинок слетел!
– А знаешь, что пел дедушка Джакомо? Песню Жгучего Желанья. Ты её когда-нибудь слышала целиком?
– Нет, только эти слова – их бабушка Ида все время повторяла.
– Да ведь это же мужская песня! Очень сердитая, бам-бам, бам-бам, вот так:
Да, час настал моей ужасной Мести,
В душе одно лишь Жгучее Желанье...
– Получается, Жгучее Желанье – это совсем не про школу? – расстроилась Кора.
– Нет, это про месть, – кивнул Джованбаттиста.
– Видишь? Ты просто не так поняла, – подвёл итог Анджело.
16
Пришёл декабрь, близилось Рождество. В этом году ломившиеся от игрушек витрины уже выглядели привычно: игрушки как игрушки, ничего нового.
Зато Большой Новостью, по крайней мере, для школьников, стал Рождественский Спектакль. Такие спектакли ставили во всех школах, но в «Благоговении» монахини считали своим долгом доказать, что они во всём лучше других: свечи у них были толще, музыка – громче, а костюмы – дороже. Как обычно, речь шла о Живом Вертепе. Старшие девочки уже оспаривали друг у друга роли Трёх Волхвов, которым полагались золотые короны, ожерелья из драгоценных камней, парчовые тюрбаны и длинные расшитые мантии. Прочих главных персонажей, по традиции, тоже исполняли ученицы четвёртого и пятого классов. Второй и третий классы представляли пастухов, а первоклассницы, как самые младшие, – хор ангелов.
Наказанным Коре и Серенелле поначалу ролей не досталось. Но когда об этом узнала настоятельница, она попросила учительницу хотя бы в этот день простить их, чтобы родители не задавали неудобных вопросов.
– Согласна. Но роли ангелов они не заслужили – в лучшем случае Осла и Быка, – нехотя разрешила синьора Сфорца.
Таким образом, роль подруг свелась к тому, чтобы оставаться в пещере и согревать своим дыханием воскового Младенца Иисуса, который целый месяц принимал у себя в гостях Муммию. Ангельскую песнь им тоже учить не надо – достаточно кричать: «И-аа!» и «Мууу!»
– И горе вам, если плохо сыграете и выставите меня на посмешище! – пригрозила учительница.
Семья Коры восхищалась костюмом Осла, приговаривая:
– Какая необычная роль! Что тебе не нравится? Ты же так любишь животных...
Но тут подвернулся счастливый случай. В один прекрасный день, когда занятия уже подходили к концу, матушка-настоятельница вышла во двор проводить монастырского духовника. Увидев коляску с близнецами, она подошла и принялась, как все остальные, расточать малышам комплименты:
– Ути-пути, красавчик, у тебя уже режутся зубки? Ты не хочешь мне улыбнуться? – и у няни не хватило смелости сказать своё обычное: «Смотрите, но не трогайте».
Впрочем, настоятельница всё равно лишь легонько погладила обоих, чтобы не занести микробов, и немного постояла рядом: ей хотелось без помех поболтать – разумеется, Тайным Голосом. Никто, конечно, этого не заметил и не узнал, о чём они говорили, даже Кора, которая как раз маршировала с одноклассницами по коридору, распевая «Вот и кончился день тяжёлый».
А назавтра все классы обошла новость, передававшаяся из уст в уста.
– В этом году, поскольку у нас есть настоящий младенец или, точнее, даже два, – будто бы заявила настоятельница матушке Альфонсе, отвечавшей за постановку, – на роль Иисуса мы возьмём живого ребёнка, одного из младших братьев-близнецов Коры.
– А если он расплачется и испортит весь спектакль? – возразила матушка Альфонса.
– Думаю, сестра сможет быстро его успокоить. Насколько я понимаю, Ослу ведь положено всё время быть рядом с яслями?
Мать Коры очень гордилась тем, что одного из её ненаглядных близнецов выбрали для столь важной роли. Но пробивается и червь сомнения: что, если другой малыш станет ревновать? Она как раз закончила читать книжку по уходу за ребёнком, в которой говорилось об опасности зародить между детьми, особенно между близнецами, серьёзное соперничество и тем самым вызвать в них тяжелейшие комплексы.
Матушка-настоятельница на мгновение задумалась.
– Отлично! Другому ребёнку мы дадим роль Ангелочка. Наденем на него пару крыльев и подвесим у входа в пещеру.
– Подвесим? А он не упадёт?
– Конечно же, нет. Лонжа у нас очень прочная: в прошлом году она выдержала четырёхлетку, племянника мэра, – вмешалась матушка Альфонса.
Разумеется, имея перед глазами столь яркий пример, мама никак не могла отказать.
17
Естественно, в репетициях близнецы не участвовали, и потому до самого последнего момента не было ясно, кто из них будет играть Иисуса, а кто – Ангелочка.
Кора считала, что на роль Младенца Иисуса Анджело, кудрявый светловолосый малыш с тонкими чертами лица, подходит больше, чем Джованбаттиста, чьи волосы были темными и торчали в разные стороны, будто колючки у ежа, а нос – приплюснутым, словно у боксёра (хотя и не так сильно, как в первые дни после рождения).