— Кофе, чай, молочный коктейль?
— Давай кофе, все вкусно, но твой кофе обалденный просто. Как ты его готовишь?
— Рецепт нужно знать, — улыбнулась Елена. — Ну, и еще пару секретов.
После ароматного кофе Анна сказала, не глядя на Елену.
— Тут есть одно дело. Весьма серьезное. Скажи, пожалуйста, ты знакома с неким Парамоновым Дмитрием?
Брови Елены взлетели вверх.
— Так-так, давай выкладывай, что там еще случилось.
Анна почувствовала внутреннюю потребность исповедаться, но промолчала. Нельзя было вываливать на Елену всю информацию.
— Может, пойдем в зимний сад? — предложила она.
— Сейчас, только памперс Аньке поменяю.
В зимнем саду в окружении кофейного дерева с изящными листочками, парочки пальм и причудливых орхидей, не говоря уже о других растениях и цветах, стоящих в кадках самых разнообразных форм и цветов, Анна ощутила, как напряжение постепенно отпускает ее, и в душу вливается покой.
За большим окном простиралась панорама ночной Москвы, дома с сияющими огнями и темное небо с едва обозначенными облаками, похожими на взбитую вату.
Елена выключила яркий свет и зажгла ночник.
— Анчоус уснул, — иногда она любовно звала дочь «Анчоусом».
Елена забралась на кушетку с ногами.
Теперь она сидела, прижавшись к Анне, и ее глаза мерцали в полутьме таинственным блеском.
— Сейчас. Принесу еще кофе и очень вкусные пирожные.
Две чашки кофе стояли на кованом столике, рядом тарелка с пирожными, обсыпанными шоколадной крошкой. Анна смотрела с любовью на Елену и думала о своем.
— Ну!
— Я тут расследую одно дело, и Парамонов в нем фигурирует.
Елена слегка присвистнула.
— Прости! Но это звучит почти абсурдно! Где все мы и где Парамонов? Какие у тебя могут быть с ним дела?
— Ты у него, кажется, брала когда-то интервью? — ответила вопросом на вопрос Анна.
— Брала, и что?
— Каким он показался тебе?
— Каким? — Елена на секунду задумалась. — Уверенным, наглым человеком, который возьмет то, что причитается, и переступит через всех, кто стоит у него на пути. Да зачем он тебе сдался? Я бы не советовала тебе иметь с ним никаких дел. Но, может, ты все-таки объяснишь ситуацию?
— Объясню, он, оказывается, является потомком одного человека, который был вхож в круг Булгакова и который писал на него доносы.
Елена с удивлением посмотрела на нее.
— Ты стала литературоведом?
Анна невольно рассмеялась.
— Конечно, нет. Хотя почему бы и не сменить профессию? Иногда мне кажется, что, может быть, я выбрала не ту стезю? В последнее время мне попадаются дела, связанные с писателями[2]. Разве это плохо?
— Все, что расширяет нашу жизнь, прекрасно. И даже я бы сказала, изумительно! Поверь, я зря говорить не стану. Так что там у тебя с человеком, следившим за Булгаковым? Ты говоришь, что Парамонов его наследник? В смысле, потомок?
— Да. Он живет в том же самом доме и по тому же адресу, что жил и тот человек.
— Но это крайне невыгодная для него информация, — сказала задумчиво Елена, наматывая волосы на палец. — Более того, она способна его погубить. Он же собирается идти в политику с дальним прицелом. Его биографию будут пристально разбирать, и если этот факт всплывет, то политическую карьеру Парамонова это здорово подпортит. А может, вообще поставит крест.
— Люди, которые обладают этой информацией, умирают один за другим.
— И ты думаешь?! — охнула Елена, не закончив фразы.
— Не знаю, но ему ведь это выгодно.
— На него это, в принципе, похоже. И что ты думаешь делать?
— Не знаю. Мне нужно точно установить, что Парамонов был во время последнего убийства в Москве. Он встречался с неким Сокольским, а после тот был убит. Видимо, шантаж не прошел, и Парамонов решил, что лучше убрать своего визави. Елена! Ты можешь мне помочь в этом? В том, чтобы установить дату: был он или все-таки нет в это время в Москве.
— Каким образом?
— Ты же брала у него интервью.
— Брала, — эхом откликнулась Елена.
— Позвони и как-нибудь аккуратно спроси.
— Легко сказать! Ты хоть представляешь, что ты мне предлагаешь?
— Я все понимаю, но другого выхода нет. Я влипла в это дело. И должна довести его до конца.
— Правдорубка!
— Правдолюбка!
— Ума не приложу, как это лучше сделать.
— Ты же такая умная! Подумай.
— Не льсти и не подлизывайся! Это дело серьезное!
На некоторое время они замолчали.
Анна сделала несколько глотков кофе. Елена смотрела прямо перед собой, механически наматывая волосы на палец. Наконец, она воскликнула.
— Эврика! Я, кажется, придумала. Я могу ему позвонить и спросить, звонил ли он мне в это время по телефону, типа высветился его номер.
— Ты хочешь звонить прямо сейчас?
— А чего откладывать? Выйду в скайп. А ты сиди и молчи.
Связь наладилась не сразу; сначала на экране были помехи, потом треск, и вот на экране компьютера возник мужчина.
— Лена, привет! — помахал он ей рукой. — Рад тебя видеть!
— Спасибо, Дмитрий! Отдыхаешь?
— Да, я в Майами. У нас тут жара и все отлично. Сейчас я на яхте.
— Хорошего отдыха, Дмитрий! Слушай, у меня твой телефон недавно высветился пятого апреля. Я подумала, что ты хотел встретиться со мной. Или какие-то другие вопросы возникли. Ты был в Москве?
Возникла легкая заминка.
— Точно не помню, надо посмотреть. У меня, сама знаешь, жизнь такая. Сплошные перелеты, то одно место, то другое, не уследишь.
— Понятно!
— Мне один друг сказал, что видел тебя в районе улицы Воздвиженка.
Анна впилась глазами в экран.
И ей показалось, что Парамонов вздрогнул, Его улыбающееся лицо на секунды исказила гримаса растерянности и ужаса. Но он тут же взял себя в руки.
— Ну, таких деталей я уж точно не помню. Меня вызывают по внутренней связи. Пока! — и он снова помахал рукой, выдавив улыбку как оскал.
Но Парамонов не сразу отключил связь по скайпу, потому что последнее что услышали от него сестры, была смачная трехэтажная брань с возгласом:
— Кто пронюхал???
Они посмотрели друг на друга.
— Ты слышала?
Елена кивнула.
— Все сходится, — тихо сказала Анна. — Все.
— И что с этим делать?
— Не знаю. Я скажу Марку, тому, кто все это затеял, а там пусть решает он.
— Как странно!
— Что именно?
— Эта история. Мне кажется, что она будет иметь продолжение.
Анна не успела ничего сказать, как раздался звук открывающейся двери, и в к ним ворвался белый лабрадор Дэн, Дэник. Он уткнулся мордой в колени Анне, а потом поднял голову: она почесала его за ушками.
— Дэник хороший, хороший, — промурлыкала она.
На морде собаки расплылось нечто напоминающее улыбку.
Елена пошла в коридор, вслед за ней и Анна.
Игорь стоял в коридоре, большой, громогласный. Его голос напоминал рык.
— Добрался с трудом! Пробки такие, думал все, приеду за полночь.
— Тише, Анчоус спит!
— А я думал с ней поговорить.
— Игорь у нас приверженец теории, что младенцы все понимают. Он читает ей вслух Пушкина, Тютчева, Агнию Барто.
— А что не так? Последние теории гласят, что младенцы все осознают уже в момент зачатия. Разве ты сама не слушала классическую музыку, когда Анчоус была у тебя в животе?
— Помню, помню, — заворковала Елена, прильнув к мужу.
«Как хорошо, что они нашли друг друга», — подумала Анна.
Хороший брак — вещь настолько иррациональная, что бесполезно размышлять: почему это так, а не иначе. Действительно, браки заключаются на небесах, лучше не скажешь. Столько Елена претерпела от своих бывших ухажеров, которые только пользовались ею. Как она страдала и переживала, а сейчас у нее нормальная женская жизнь.
— Ты, наверное, голодный.
— Есть маленько.
— Разогрей все, пожалуйста, сам, я сейчас с Анютой закончу разговор.
— Нет проблем.
Они прошли снова в зимний сад. Тарелка с пирожными, которая стояла на столике, была пуста. Куда делись пирожные было понятно, посмотрев на Дэника, он сидел под кофейным деревом и облизывался.
— Так-так, мелкий воришка! — сказала с укоризной Анна.
— Разве ты забыла, что всю еду надо убирать или ставить повыше, куда он не может дотянуться, — рассмеялась Елена. — Но у меня есть еще пирожные, не переживай.
Они договорились, что Анна передаст все данные и информацию о разговоре Марку, тот уже распорядится ею по своему усмотрению. Елена предложила Анне заночевать у нее, но та отказалась. Ей хотелось домой.
Он знал и предчувствовал, что мир уже никогда не станет таким, каким он был до этого знаменитого весеннего бала. То хрупкое равновесие, которое установилось на нем, было самым грубым и резким образом впоследствии оборвано, и уже никто не пришел к тому согласию, которое обещалось вначале. Это было как перемирие во время войны, или, точнее, репетиция настоящего мира, когда все могло быть иначе, но история двинулась по другому пути развития. И кто был в этом виноват? Великая шахматная доска предполагала много вариантов развития, но почему-то был выбран самый кровавый и жестокий.
Глобус налился кровью, Абадонна закрутил его, и началась война. До войны было еще несколько лет, но уже невозможно было уклониться от нее, даже несмотря на жгучее желание мира.
Было объявлено перемирие, как во время засухи в джунглях. Но и это не помогло. Герои и преступники, палачи и жертвы, как все было хрупко и на грани. И те, кто еще вчера сидел, и пил за одним столом, после встали по разные стороны баррикад.
Были расстреляны маршалы Тухачевский и Егоров, убит журналист Радек, Райх и Мейерхольд, все они стали невольными жертвами того самого глобуса, который зажег страшный и ужасный Абадонна.
Мир точно стал бы иным, если бы не было этих расстрелов, тюрем, страха, доносов.
Доносчик Штейгер тоже угодил в тюрьму и был расстрелян. Маховик репрессий набирал обороты. Но этот бал, нежнейший и прекраснейший из всех балов, которые когда-либо проводились на земле, был настоящим явленным воочию Апокатастасисом, когда все примирились друг с другом и мирно сосуществовали хотя бы и в течение этого вечера, одного вечера. И не было греха, который нельзя было бы простить. И тому свидетельство — Фрида, которой подавали платок. Все должны быть прощены, обняться и закружиться в последнем вальсе. Волшебном вальсе Гуно.