– Нет, это ты не знаешь, с кем имеешь дело, – спокойно возразил он. – Ты слышал о «Секретных расследованиях»? Так вот я оттуда. Я сейчас номерочек запишу и передам своим. И ты тогда увидишь небо в алмазах. Мы рога еще не таким, как ты, обламывали. Из-под земли достанем. Тебе, сука, не только нового «мерса» не видать, ты мне еще свой отдашь для возмещения морального ущерба.
К великому удивлению Звонарева, он, сам не чая того, попал в точку. При словах «Секретные расследования» в глазах «кабана» что-то дрогнуло. Он, не говоря больше ни слова, опять встал на четвереньки и довольно быстро пополз к машине. Забираясь в салон, он со страхом косился на Алексея: не ударит ли по двери снова?
«Не иначе как наши качки выбивали из этой туши долги!» – с радостью думал Звонарев.
Поросенок с окровавленной, как у вурдалака, нижней частью лица сидел уже на водительском месте, судорожно нащупывая зажигание.
– Ты отойди к подъезду, – предложил Алексей Наталье. – А то вдруг ему захочется нас немного потаранить.
Но отставному любовнику было, видать, не до мести. Двигатель «мерса» ровно завелся, совершенно равнодушный к тому, что его хозяину чуть не вышибли мозги. Поросенок дал по газам, и черный лимузин, вильнув задом, в один миг, как нечистая сила, исчез за углом дома.
Наступила тишина. Было даже слышно, как звенели комары. Звонарев покосился на Наталью. Она стояла у дверей подъезда, как-то странно склонив к плечу голову.
– Пойдем, – сказал он.
Она повернулась, рванула на себя дверь, побежала, стуча каблучками, наверх. Алексей, сутулясь, поплелся за ней в своих пыльных носках, собрал по пути тапки. Неужели он, обыватель в трениках, только что «уделал» нового русского, отобрал у него пистолет? Если бы не его тяжесть за поясом, он бы подумал, что это сон. Задним числом, как это у него часто бывало, он ощутил сосущий страх и усталость.
Звонарев вошел в прихожую, снял носки. Подняв голову, он вдруг увидел себя в зеркале: примерно в таком же виде, с носками, он предстал перед Натальей, когда несколько недель назад вернулся с кладбища после дождя. Он поморщился, бросил их в угол.
– Наташа, – позвал он.
Она появилась на пороге своей комнаты – с серым, несчастным, искаженным страданием лицом. И тогда он ей сказал простые слова, которые давно зрели в нем, но он не мог найти в себе мужества сказать их:
– Наташа. Я люблю тебя и буду любить всю жизнь.
Она побледнела, прижала руки к груди.
– Я… я… – задыхаясь, пыталась она что-то вымолвить. Ноги не слушались ее. Она упала перед ним на колени, схватила его руку и припала к ней горячими губами.
– Нет-нет, – он взял ее за локти и поднял. – Я все понял. Это я виноват, а не ты. Я не должен был тебя оставлять ни при каких обстоятельствах. А теперь я сам погибаю без тебя. Я гнию заживо.
Она обняла его за шею, пряча лицо на груди. Все ее тело сотрясалось от рыданий.
– Алеша… Алеша… Алеша, что мы сделали друг с другом?
– Прости… прости меня… – потерянно бормотал он. – Ты сможешь меня простить?
– Что мы сделали друг с другом? – повторяла она. – Алеша… я запуталась… как я мучаюсь… если б ты знал… Алеша, родной…
Он прижал ее к себе, потом подхватил на руки…
…Ночью, проснувшись в объятиях Наташи, ощутив, как встарь, в счастливые годы, ее горячее дыхание на своей груди, он понял вдруг, что за вещий сюжет приснился ему весной и кто на самом деле была героиней его ялтинской повести. И кто был отец, ее глухой отец – скуластый, поседевший, похожий на отставного военного…
На следующий день, приехав на работу с опозданием, Звонарев застал там невиданный разгром. Катя беспомощно оглядывала расчехленный системный блок компьютера с торчащими в разные стороны проводами, ящики ее стола валялись на полу, пол был усеян бумагами и распотрошенными папками. То же самое было в кабинете Кузовкова, разнообразия добавлял вскрытый, как консервная банка, сейф в углу.
Увидев Алексея, всклокоченный Кузовков со съехавшим набок галстуком воскликнул с облегчением:
– Наконец-то! – И протянул руку: – Давай сюда.
– Чего давай? – не понял Звонарев.
– Ствол давай!
– Ствол… – Алексей схватился за голову. – Так это… из-за пистолета, что ли?
– Да при чем здесь пистолет? – с досадой отмахнулся Андрей. – Тут покруче будет…
– Что значит – покруче? Откуда вообще ты знаешь про ствол?
– Мне по должности знать положено, – криво усмехнулся Кузовков. – Я же как-никак глава детективного агентства. А если серьезно, то ты сам вроде бы сказал козлу, которого вчера уработал, что ты – из «Секретных расследований». Утром мне на мобильный позвонил знакомый «авторитет», бывший «афганец», «крышующий» его рекламное агентство. Он во всем разобрался и считает, что виноват его «подзащитный», а ты действовал правильно, по понятиям. Инцидент исчерпан. Но ствол надо вернуть. Выкладывай.
– Ты что думаешь, я по Москве с ним буду ездить? Я его дома на антресолях спрятал.
– Ясно. После работы поедем к тебе, заберу. Слушай, а с тобой опасно иметь дело! Никогда бы не подумал, что ты можешь нокаутировать «быка» со стволом! Да еще и обезоружить! Ну, положим, выеживаться ты и раньше любил, особеннно поддатый, но чтобы так… Видать, сказывается школа «Секретных расследований»!
– Сам удивляюсь, – пожал плечами Алексей. – Понимаешь, он Наташу ударил…
– Знаю. – Андрей отвел глаза и откашлялся.
Они помолчали, не глядя друг на друга. Неловкую паузу прервал Звонарев:
– А это что такое? – он обвел рукой царящий вокруг разгром.
– Это? Это, надо полагать, начал действовать Немировский. Хорошо, что я все материалы по компромату надежно припрятал после отправки пленок в типографию. В сейфе было немного денег, забрали, суки, не побрезговали. Охрана нашего клоповника, разумеется, ничего не знает, ничего не видела, ничего не слышала, хотя хлопцы здесь ночью автогеном работали. – Он указал на сейф.
– А как он…
– Думаю, продал кто-то из типографии или из репроцентра, где делали пленки. Кто конкретно, уже не важно. Не успел я, придя в офис, полюбоваться на весь этот срач, как звонок от директора типографии: они отказываются от заказа, страшась мести Немировского или чеченцев. Прямо так он не сказал, конечно, но дал понять. И это после наших подношений! Хоть вернули бы приличия ради!
Зазвонил телефон. Андрей взял трубку. По мере того как он слушал, лицо его становилось все мрачнее.
– Ну вот, – сказал он, бросив трубку на рычаг. – Сосед по даче позвонил жене: там тоже ночью поработали. Теперь надо ждать гостей домой. Тебе, кстати, тоже.
– Я предупреждал, – уныло сказал Звонарев. – Что же теперь делать?
– Что делать? – понизил голос Кузовков. – Пойдем-ка в коридор, покурим. А то ночные гости наверняка понапихали здесь «жучков». Платоныч поехал к знакомым специалистам по прослушке из МВД, чтобы они здесь все проверили.
Они вышли в обшарпанный коридор бывшего НИИ, пристроились у пыльного окна, где на подоконнике стояли консервные банки с окурками.
– Зная этих немировских, я заранее разработал запасной вариант, – зашептал Андрей. – Будем печатать в Белоруссии, в той типографии, где, помнишь, моя книга выходила? Наш оперативник Дима сидит с пленками в квартире у своей бабы, ждет моего звонка. Я говорю условную фразу, и он сразу же едет в аэропорт.
– Это, конечно, здорово, – сказал Алексей. – Но ведь на ввоз тиража в Россию потребуется разрешение, как это было с твоей книгой, да и на границе груз будут досматривать. Информация через нужных людей дойдет до Немировского раньше, чем мы привезем журнал в Москву. Его перехватят и сожгут прямо на Кольцевой. Кто им помешает?
– Мою книгу печатали в девяносто седьмом году, а пятнадцатого февраля этого года подписано соглашение о беспрепятственном распространении периодических изданий на территории России и Белоруссии. Свидетельство о регистрации, выданное в одной стране, действует в другой. Я могу печатать журнал хоть в Москве, хоть в Минске и свободно перевозить туда-сюда. Единое информационное пространство! Все-таки этот Союз – не химера, что бы там ни говорили! Предъявляем на границе копию совместного решения коллегий российского и белорусского Госкомитетов по печати, свое свидетельство о регистрации и спокойно, без огласки, везем в Москву. А на пачках попросим напечатать название журнала по-белорусски: какие-нибудь «Тайные справы» или как там у них на самом деле, не знаю. А на хрена людям Немировского журнал на белорусском языке? Здорово?
Звонарев неопределенно хмыкнул. И затея с этим «телефонным караоке», и любовная интрижка с Катей вносили некоторое разнообразие в пустую, безнадежную жизнь, которую он вел до примирения с Наташей. Теперь же все это не имело смысла. Идея отомстить Немировскому посредством фальшивого компромата, поначалу представлявшаяся Звонареву дерзкой и остроумной, теперь казалась ему смехотворной. Но и отступать было нельзя: Андрей бы расценил это как предательство, и правильно бы сделал.
– Посмотрим, – вздохнул Алексей. – В замысле-то у нас всегда все гладко.
– Всё выгорит, я уверен! Хорошо, я в газету пока ничего не дал, а то Немировский и их бы напугал. Теперь буду осторожней. Разработаю такую схему передачи материала в газету, чтобы о содержании его никто, кроме главного редактора, не узнал. Но это – когда тираж уже будет в Москве.
– А эффект неожиданности? Мы утратили его, а ведь это почти провал. Теперь они знают, чего от нас ждать, и всеми средствами будут стараться отвести удар. А как насчет того, о чем предупреждал Платоныч? Что нас просто убьют, если не смогут другими средствами остановить публикацию? Плевали они, что на них сразу падет подозрение! Что, разве не известно, кто заказал Листьева? Ну и что?
– Ты что – хочешь выйти из дела? – внимательно посмотрел на него Кузовков.
– Только трусы выходят из дела – даже безнадежного дела, – если пахнет жареным.
– Я знал, что ты именно так ответишь.