Алексей потерянно молчал.
– Но я справлюсь с этим, обязательно справлюсь. И еще… Если у вас… с вашей женой… не заладится все-таки общая судьба, знайте – я вас жду. Даже если выйду замуж. Даже если уеду. Это не верность. Это другое. Должна же быть и у меня своя судьба – с любимым мужчиной. Хорошая или плохая.
– Спасибо, Катя, – с трудом вымолвил Звонарев, не узнавая собственного голоса. – Катя! Я понимаю, это больно, мучительно… но сделайте еще одно усилие: забудьте обо мне! – Он тоже невольно перешел на «вы». – С вами случилось несчастье: свою потребность в любви, великую для всякого человека потребность, вы связали со мной – потрепанным, никчемным, до краев переполненным мусором прожитых лет… Посмотрите на меня, как если бы вы были выше меня метра на два, – взглядом красивой, цветущей, уверенной в себе девушки! Что я? Я пенек, интеллигентская плесень! Я не мог сделать счастливым единственного человека, которого любил! Зачем же я вам?
– Если бы я это знала, мне было бы, наверное, легче, – уже спокойно ответила Катя. – Иди, Алеша. Но я хочу, чтобы ты помнил: я тебя люблю. Я тоже не могу без любви.
Звонарев опустил голову и ушел в свой разгромленный кабинет. Посмотрел на редакторов, суетливо и бестолково пытающихся навести порядок, и ужасная мысль вдруг пронзила его. А что, если наемники Немировского пришли и к нему домой с обыском, а там Наташа, которая не пошла на работу в рекламное агентство, и не собиралась ходить уже никогда… Здоровенные холуи, роющие копытами землю в ожидании долларовой подачки, получили приказ обшарить дом, а человек из него не выходит. Что они в этом случае сделают? Они убьют этого человека, чтобы не помешал, не стал свидетелем… Или возьмут в заложники, чтобы они с Кузовковым были посговорчивей. Алексей схватил телефонную трубку. Пальцы дрожали, никак не могли набрать номер. Наконец получилось. Длинные гудки. «Алло!» – с облегчением услышал он голос Наташи.
– Наташа! У тебя все в порядке?
– Почему у тебя такой голос? Все в порядке, любимый. Я убираю в квартире. Жду тебя.
– Наташа! Никому не открывай дверь. Даже если будут долго звонить. Возьми с антресолей пистолет. Если они попытаются сами открыть или выломать дверь, сними пистолет с предохранителя – такой рычажок сбоку, – оттяни затвор до самого конца, до щелчка и стреляй прямо в дверь, раза три. Потом вызывай милицию, говори: вооруженное нападение. А я немедленно выезжаю к тебе.
– Кто – они? О ком ты говоришь? Что случилось? Это связано… с ним?
– Нет. Приеду и все объясню.
Алексей повесил трубку и бросился к Кузовкову, по пути чуть не сбив с ног плачущую в своем закутке, с грудой пыльных папок в обнимку, Катю.
Слава богу, у него уже сидел один из оперативников, Павел, вызванный по тревоге.
– Паша, ты вооружен?
– Пришлось, – мрачно кивнул Павел. Несмотря на жару, был он в кожанке, которая коробом топорщилась на груди, – видимо, под ней был бронежилет.
– Поедем, пожалуйста, ко мне домой на кузовковской «Волге». Или на нашей «газели». Сначала завезем самого Кузовкова к нему домой, посмотрим, все ли в порядке, а потом – ко мне.
– Ты чего это распоряжаешься, как будто уже занял мое место? – спросил пораженный Кузовков. – Павел – туда, Кузовков – сюда… Что случилось?
– Ты же сам говорил, что теперь надо ждать гостей у нас дома! А если им будут мешать твоя жена, дети, а Немировский станет их подгонять? Ты подумал об этом? Или ты думаешь только о том, как бы повернуть историю?
– Да, действительно, – пробормотал Кузовков. – Ты прав, надо куда-то вывозить их из города. Поехали!
Но ни в тот день, ни позднее никаких взломов и обысков, слава богу, больше не произошло. Платоныч потом объяснял это так: поскольку его друзья из МВД действительно нашли в офисных телефонах «жучки», то люди Немировского, прослушав телефонный разговор Звонарева с женой, где фигурировали пистолет и наказ стрелять в дверь, решили, что лучше обойтись без шума и пальбы. А может быть, причина была в захватывающем шоу, которое на следующий день устроил сотрудникам службы безопасности Немировского оперативник Павел.
Дело было так. В пятницу вечером жен и детей всех сотрудников «Секретных расследований» посадили в редакционную «газель» и повезли на подмосковную госдачу отставного генерала МВД, бывшего начальника и друга Платоныча. Дом был старенький, постройки 40-х годов, но просторный, в три этажа, так что места всем бы хватило. Но самое главное: дачная территория охранялась милицией. Предложили поехать и Кате, но она, узнав, что ей придется жить в одном доме с женой Звонарева, решительно отказалась.
«Газель» в пути сопровождала кузовковская «Волга», за рулем которой сидел Павел, а рядом – Платоныч. Когда миновали Кольцевую, за ними увязалась какая-то «мазда». Павел, прошедший Чечню, связался по мобильному с Кузовковым, ведущим «газель», и попросил свернуть в лес ближайшей проселочной дорогой. Свернули. «Мазда», как на веревочке, последовала за ними. В лесу Павел снизил скорость. Подпустив поближе машину преследователей, он вдруг развернулся поперек дороги и остановился. «Мазда» тоже была вынуждена остановиться, попыталась дать задний ход, но забуксовала.
Павел быстро достал из-под сиденья калашников укороченный с глушителем, высунул ствол в окно «Волги» и расстрелял скаты «мазды». Преследователи выскочили из машины и побежали было в лес, но Паша пресек эту попытку, дав несколько очередей поверх их голов. Потом, держа всю четверку на мушке, он уложил их рядком на обочине, лицом вниз, а Платоныч связал им за спинами руки их же брючными ремнями, отобрал стволы, рации и мобильники. Пассажиры «газели» ничего этого не видели, так как остановились метрах в двухстах впереди «Волги».
После этого «газель» и «Волга» спокойно вернулись на шоссе, объехав завалившуюся набок «мазду» и четырех мужиков, лежащих ничком в дорожной грязи со спущенными до колен штанами.
Вероятно, незадачливые секьюрити, чтобы оправдаться перед хозяевами за позорный провал, сочинили такую историю о боевой мощи «Секретных расследований», что больше никаких акций вроде налета на офис и дачу Кузовкова Немировский не предпринимал.
Пленки и компьютерная верстка журнала были отправлены в Белоруссию тогда же, в пятницу. Через три дня все должно было быть готово. Там же, в Минске, заказали автофургон. Охранять его в пути должен был агент Дима.
Кузовков назначил встречу главному редактору известной бульварной газеты, которая контролировалась олигархом, враждующим с Немировским, в ночном клубе – но не в баре или танцзале, а в комнате для любовных утех наверху. Когда редактор поднялся туда, его ждала не мускулистая стриптизерша в топлесе, а Кузовков в пиджаке и с портфелем. Он передал пораженному куртуазной обстановкой редактору (огромная круглая кровать с атласным покровом, занимающая почти все помещение, биде, поблескивающее в нише за отдернутой занавесочкой) дискету с отрывком из телефонного компромата и компакт-диск со звуковой записью. Но ни прочесть, ни прослушать это до наступления условного часа было нельзя. Следовало ввести пароль, сообщить который Кузовков обещал по телефону за сутки до того дня, как журнал поступит в продажу и подписчикам. Потом Андрей ушел через черный ход. Редактора он попросил задержаться минут на десять. Тот сидел, таращился на диковинную кровать, на зеркальный потолок, в котором видел свою лысину. Дверь открылась, вошла с протяжным «Ха-ай!» проститутка в топлесе, но не мускулистая и длинноногая, а пухленькая и круглая. Впрочем, он таких и любил, имея жену носатую, костлявую и сутулую.
Пока Наташа была на генеральской даче, Звонарев наконец-то закончил многострадальную ялтинскую повесть. Развязка собственной семейной драмы подсказала ему финал.
Герой решил остаться в загадочном доме. Он чувствовал, что жизнь его приблизилась к рубежу, когда ответить на вопрос: существую ли я? – могли только люди. Судьба отпустила ему шанс, который он отвергнуть не вправе. Но, сделав выбор, он не почувствовал облегчения. Ведь женщина любила не его, а кого-то другого. Значит, необходимо было раскрыть обман.
«Но кто обманывается? – спрашивал себя герой, оставаясь после завтрака, когда женщина уходила на работу, в комнате двойника на втором этаже. – Женщина? Но разве можно любить и обманываться? Допустим, я бы не вернулся в Ялту и не отыскал дом. Но ведь женщина продолжала бы любить. Почему же теперь, когда мечта ее начала сбываться, следует доказывать, что она – обман? Кому это необходимо? Мне. Я хочу, чтобы любили меня, а не кого-нибудь другого. Я был эгоистом, эгоистом и остался. Я даже не допускаю возможности, что вина моего двойника лежит и на мне, потому что я никогда не поступал иначе, чем он, хотя и не поступал так же. Но вот я столкнулся с фактом его существования. Я подозреваю, что он – подлец. Как доказать, что я – это не он, а он – это не я? Единственная возможность: поступать так, как не поступил бы он. Например, он никогда бы не пожертвовал собой ради другого человека. Я обязан сделать это, то есть – отказаться от того, другого в самом себе. И тогда она станет счастлива».
Но простые решения не всегда самые правильные. Он ошибся, хотя не сразу понял, почему.
Женщина сама сказала ему это.
За ужином она почти не ела, все смотрела на него. В душе героя шевельнулось подозрение, что он разоблачен, и он спросил тревожно: «Что ты?» «Уже две недели, как ты вернулся, – ответила женщина, – но ничего еще не написал. У тебя с собой нет ни ноутбука, ни пишущей машинки. Сначала я думала, что ты, наверное, пишешь от руки, но я вытираю пыль на твоем столе и вижу, что ты за него ни разу еще не садился».
Он молчал, не зная, что ответить. «Конечно, я счастлива, что эти две недели ты был со мной, – продолжала она. – Но я знаю, как ты страдаешь, если у тебя ничего не получается, и если виной тому я – уж лучше бы ты не возвращался. Потому что рано или поздно ты все равно меня бросишь». – «Это не так», – только и нашелся, что ответить он.