иво приподнял брови. Дескать, ну заходи, коли не боишься. А я не боялся. Мне было любопытно.
Кафана — вообще отдельный, исключительно балканский, тип общепита. Это не ресторан и не кафе — еду здесь не подают. Максимум можно рассчитывать на соленый арахис к пиву. Это не бар — нет такой широкой карты напитков: всего пара сортов пива и несколько видов ракии. И не кофейня — ибо здесь, как правило, всего пара-тройка видов кофе, причем чаще всего средней паршивости. Любой петропольский гламурный бариста от такого меню пришел бы в ужас.
Кафана — это место, где собираются люди на чашку кофе с рюмкой ракии. Пить кафу быстро здесь не принято — хозяин может обидеться и вышвырнуть из заведения. Зато принято собираться любой компанией. Старики по утрам заходят почитать газету под чашку кофе со шливовицей. Днем и работающие, и безработные собираются на кофе в обеденный перерыв. А вечером уставший люд расслабляется под различные пропорции кофейных и горячительных напитков.
В кафанах сплетничают и обмениваются новостями, празднуют и горюют, заключают сделки, встречаются на разборки — словом, именно кафаны отражают балканское отношение к жизни. А философия простая: «Если ты не можешь найти время на несколько чашек кофе в приятной компании, то к черту такую жизнь».
При этом существуют кафаны, где женщинам появляться нежелательно. Считается, что для дам нужны более симпатичные интерьеры и карта напитков пошире. Судя по всему, я попал как раз в такую суровую мужскую кафану.
— Jедну домачу и лозу, молим, — сказал я бородатому бармену и положил на стойку пару некрупных банкнот.
Тот удивился моей способности сделать заказ на сербском, и, кажется, я приобрел в его глазах пару очков.
— Скоро класични балкански доручак, — хохотнул бородач. — Добро. Пет минут.
Ну, не совсем. Классический балканский завтрак включал в себя еще и сигарету помимо домашней кафы и ракии. Правда, хоть я и не курил, но в помещении было так накурено, что можно было повесить штук десять топоров.
Бармен жестом предложил мне выбрать столик. Выбирать было не из чего, да и я искал глазами своих вчерашних знакомых. Вообще, я не особо ожидал их появления. На их месте я бы поблагодарил небеса за то, что отделался лишь поломанным автомобилем, и постарался бы больше не попадаться мне на глаза. Может, и вовсе бы уехал из города — на всякий случай.
Но эти парни, видимо, были совсем отбитыми. Ибо я нашел их в самом конце дальнего зала. Все заведение тонуло в полумраке — на освещении экономили и вкручивали слабые лампочки. Хотя, насколько я понял, для суровой кафаны чем аскетичнее интерьер, тем круче. Так что здесь стояли столы и стулья от разных старых гарнитуров — некоторые выглядели так, словно их отвоевали у бездомных на свалке. На крашенных в белый и заляпанных стенах висели старые пропагандистские плакаты. Все столы были липкими от пролитых напитков.
Да уж, давненько я в такие места не попадал. Игнорируя направленные на меня косые взгляды завсегдатаев, я направился к своим новым знакомым.
— Ну здраво, — я отодвинул стул и уселся рядом с парнем, что вчера вел машину. Двое других юнцов снова таращились на меня как на призрак и совершенно позабыли о заказанном пиве.
— Зраво, господине, — отозвался самый старший паренек. — Мислили смо да нећете доћи.
— А я пришел. Жаль, задержался.
Конобар как раз подошел с моим заказом. Немало удивившись тому, что я заскочил не просто так, а пришел на встречу, он все же протер наш стол и поменял пепельницу. Прав был Столыпин — сербский язык пригождается все больше.
— Поновите за господе, — я указал на наполовину выпитое пиво юнцов.
— Добро.
Официант ушел, а я попробовал кафу. Ну да, то, что они здесь называли домачей, на деле таковой не являлось. Не варили они кафу в турке, а просто заваривали молотый кофе кипятком. Ну да ладно, зато аутентично.
— Понудили сте нам посао, — сказал старший. — Какав је то посао?
О, сразу о деле заговорили. Им что, настолько нужна работа, что они были готовы взяться за нее даже после случившегося?
— Работа простая, — улыбнулся я. — Вы слышали о пророчестве святого старца Фаддея?
Парни переглянулись, а затем вытаращились на меня во все глаза.
— И ви га знате⁈
— Знаю. Про блудного сына, что придет из-за гор и смоет старую кровь священной водой. Так вот, мне нужно, юные господа, чтобы вы напомнили Белграду об этом пророчестве. Судя по всему, у вас есть нудные ресурсы и связи, чтобы это сделать.
Хулиганы снова переглянулись.
— А зашто?
— Зачем — вам пока знать не следует. Но я скажу, что вам нужно делать, и как.
— Молим?
— Первое, что скажу. Убивать и даже бить никого не нужно. Ничего, кроме мелкого хулиганства.
Парни снова переглянулись.
— Досадно.
— Скучать вам не придется, работы много. Кроме того, я не хочу потом отмазывать вас от полиции. А мелкое хулиганство замять проще. Так вот, господа. Если вы хотите действовать за идею, эта идея у меня есть. Возрождение Сербии — вот эта идея. Возрождение старинных традиций и работа на благо своей земли и своего народа. Не туда вы смотрели, когда пытались терроризировать австрийцев. Их от ваших выходок меньше не станет. Ну взорвете одного, так вместо него три других приедут. Нет, ребята. Работать надо не с австрийцами, а с соотечественниками.
Старший слушал меня внимательно, водитель — взволнованно, а младший, хотя явно и не понимал всего из моей речи, но таращился на меня благоговейно.
— А зашто вам је све ово потребно? — наконец-то спросил водитель.
— А мне это нужно потому, что я люблю Сербию и желаю ей лишь добра. И не хочу, чтобы через двадцать лет Белград, Смедерево и другие прекрасные сербские города говорили по-немецки или по-венгерски. Сербии — сербское, и ее независимость — это сложный, но верный путь. Хотя, безусловно, мне будет очень приятно видеть дружбу Сербии и России.
— Шьто надо делати? — коряво спросил меня старший.
Я протянул ему сложенный вчетверо лист бумаги.
— Это вам для вдохновения.
Конобар как раз принес им новое пиво, и ребята щедро глотнули из своих бокалов. Продажа несовершеннолетним? Никого это здесь не волновало. Хотя самый младший скорее делал вид, что пил, и морщился — вкус ему явно не нравился, но не хотел отставать от старших товарищей. Вот так они и начинаются, вредные привычки, эх…
Затем старший развернул бумагу.
На фоне черного квадрата был схематично нарисован белый ангел. Я взял это изображение из фрески, написанной в монастыре Милешева в тринадцатом веке. Одно из самых красивых произведений искусства средневековья, и каждый серб знал образ белого ангела. Я использовал схематичное изображение, в котором считывался первоисточник. Мне нужен был символ.
На черном фоне белыми буквами было выведено начало пророчества: «Вратиће се Блудни син Србије» — «Вернется блудный сын Сербии».
Парни озадаченно уставились на изображение.
— И шта да радимо са тим? — спросил старший.
— Сделайте трафареты. И рисуйте. Белград любит граффити. Так что рисуйте — сначала несколько изображений в разных местах. Потом еще несколько… И следите за тем, как люди будут реагировать.
— И све? — удивились они хором.
— Пока это все, — кивнул я и достал из внутреннего кармана сложенную вдвое небольшую пачку купюр. — Это вам на пару недель. Должно хватить на всех.
Старший быстро схватил деньги и пересчитал под столом — тоже не хотел светить сумму перед другими гостями. Его товарищи взволнованно за ним следили.
— Доста, — заключил парень.
Ну еще бы не «доста» — там была месячная зарплата квалифицированного рабочего.
— Встретимся здесь же через две недели. Тоже в семь, — сказал я. — Получите еще. И имейте в виду: работа такая, что ее результат я увижу — по улицам я хожу. Так что халтурить смысла нет.
— Урадићемо све, — прошептал старший и ловко сунул задаток в карман. — Верујте нам.
Ну что ж, раз они вообще явились, значит, и деньги нужны, и трепет я в них вселил. Уже вряд ли соскочат. И даже если их кто-нибудь прижмет, что они скажут? Что русский князь лично дал им поручение рисовать эти граффити? Да едва ли им поверят. И даже если выйдут на меня, хех, удачи.
— Как вас звать-то? — спросил я.
— Велько, — представился водитель.
— Сава, — сказал старший и указал на самого юного. — А то je Лазар.
— Драго ми je. Я Никола. Увидимся, ребята.
Мои юные уличные солдаты поспешили убраться из кафаны, пока я не передумал. Я же заказал еще чашку домачи и пытался проникнуться атмосферой места. Жаль, костюм провоняет куревом. А в остальном меня это даже забавляло.
Конобар как раз принес мне новую чашку, когда в зал вошли сразу несколько парней. Даже в полумраке я узнал их облачение — ботинки, темная простая одежда. Неужели мои фанаты пожаловали.
Все они были рослыми, но особо выделялся даже на их фоне настоящий гигант — больше двух метров ростом с суровой побитой шрамами рожей и не раз сломанным носом. К слову, самый старший из этой компании — лет сорок навскидку, может старше. И он направился прямиком ко мне.
— Мне передали, что вы настаиваете на официальной встрече, — сказал незнакомец, без спроса усевшись напротив меня. — Что ж, давайте познакомимся, Николай Петрович.
Глава 7
Я без страха смотрел на зверскую рожу предводителя футбольных хулиганов. Этот мужик только на первый взгляд казался простоватым. И хотя он старался не отступать от стиля своей «команды», от меня не укрылось, что эти неприметные шмотки он покупал в люксовых бутиках. Одна только футболка стоила как целый гардероб его среднестатистического прихвостня. Образ завершала толстая серебряная цепь с крестом.
— Ну давайте познакомимся, — сдержанно улыбнулся я. — Кто я, вы уже хорошо знаете. С кем имею честь?
— Вук Савич. Здесь я известен под этим именем.
— А в других местах вас именуют иначе?
— У меня была бурная молодость, — амбал отодвинул пепельницу подальше и поставил локти на стол.