— Якобы?
— Истинная цель поездки заключалась в другом. Фон Вельвен заручился поддержкой некоторых бояр и купцов, которым выгодна торговля с немцами и которые недолюбливают нынешнего молодого новгородского князя Александра, сына Ярослава. Именно с помощью русских пособников, кстати, ливонцы уже овладели Изборском и Псковом. А сейчас бояре и купцы готовят покушение на Александра. За это тайным помощникам из Новгорода обещаны немалые льготы и послабления в торговых делах.
— Да уж, этот ваш фон Грюнинген, как я посмотрю, интриган похлеще самого Конрада Тюрингского!
— Кроме того, — продолжала Ядвига, — ливонские рыцари поставили свою крепость на копорском погосте. Их разъезды хозяйничают уже в Сабельском погосте, а оттуда — сорок верст до Новгорода. Но все это лишь начало, подготовка к большому походу в русские земли, а может быть, и дальше.
— А как же фон Балке? Ты говорила, он намерен не воевать, а затаиться и зализывать раны.
— От Германа фон Балке сейчас мало что зависит. Прусские тевтоны, на которых он может опереться, пока слишком слабы. Ливонцы — сильны. И папский легат поддерживает ливонцев.
— Значит, шансов избежать войны с Русью нет?
— Есть. Турнир, который проходит сейчас в Кульме…
— Не понял?
— Провести его предложил фон Грюненген, надеясь привлечь к намечающемуся крестовому походу иноземных рыцарей. В кульмские земли ордена им добираться проще, чем, например, в Ригу. Ну, а его преосвященство Вильгельм Моденский благословил турнир.
— Но зачем фон Балке дал согласие? Кульм — это все-таки прусский, а не ливонский замок. Здесь, наверное, его слово кое-что, да значит.
— Именно потому, что в Кульме у фон Балке много сторонников, он и принял предложение фон Грюнингена. Здесь будет кому усмирить свиту ливонского ландмейстера, если найдутся недовольные исходом главного поединка.
— Главного поединка? О чем ты говоришь, Ядвига?
— Об этом пока мало кто знает. Завтра фон Балке намерен вызвать фон Грюнингена на бой до смерти. Божий суд оружием — так это называется у немцев.
Божий суд? Бурцев встрепенулся. Плавали — знаем! Довелось ему однажды участвовать в одном таком суде по Польской правде. Бились они тогда с оруженосцем пана Освальда Збыславом на палках за малым не до смертоубийства. Но благородным-то ландмейстерам палочный бой не к лицу. Эти, наверное, будут выяснять отношения иначе.
— Вообще-то подобные поединки редко практикуются среди рядовых воинов Христа, — объясняла Ядвига, — но кто сможет воспрепятствовать двум ландмейстерам, претендующим на звание верховного магистра?
— Хм, этот Герман фон Балке рисковый мужик. А ну как его прихлопнут на этом самом Божьем суде?
— Вряд ли. Он более опытный воин, чем фон Грюнинген. Фон Балке умело бьется и конным, и пешим, и на копьях, и на мечах, и на секирах. Я ничуть не сомневаюсь в исходе поединка. А смерть ливонского ландмейстера разом решила бы все проблемы братства Святой Марии. Если главный смутьян погибнет, раскол в ордене будет преодолен. Фон Балке официально станет магистром-гроссмейстером. Ливонцы притихнут, крестовый поход на Восток не состоится, тевтонско-прусская ветвь братства выиграет время, окрепнет, обретет былую силу.
— А если фон Грюнинген откажется от поединка?
— На ристалище? При всех братьях и иноземных рыцарях? Да после такого отказа его перестанут уважать даже ливонцы. И о должности верховного магистра ему лучше будет забыть сразу. К тому же, насколько мне известно, фон Грюненген сам приехал на турнир, надеясь сразиться с фон Бальке. И даже епископ Вильгельм поощряет его в этом.
— Они что, идиоты?
— Возможно. Но оба рассчитывают на победу. Говорят, что Господь помогает правому. И почему-то правым считают именно фон Грюнингена. Что ж, посмотрим. Все должно решиться завтра.
— Погоди-ка, погоди, а откуда у тебя такие познания? — спохватился Бурцев. — И вообще ты сама-то каким боком замешана во всех этих интригах?
— Передним, — усмехнулась Ядвига. — И задним. Я добываю фон Балке информацию у некоторых ливонских рыцарей, для которых зов грешной плоти оказывается сильнее монашеского смирения. Добываю в постели, если ты понимаешь, о чем я говорю.
Глава 48
Бурцев чуть не выронил флягу с вином. «Если ты понимаешь!» Ну, еще бы не понять! Шпионка, блин, Мата Хари тринадцатого столетия! Теперь все становилось на свои места. Эта соблазнительная нимфоманка умудрилась найти применение своему специфическому таланту даже в ордене рыцарей-монахов. И, небось, на полном серьезе считает, что отдается им ради спасения ордена и собственной грешной души.
— И с кем же ты успела разделить жесткое ложе тевтонских братьев, Ядвига Кульмская?
— О, со многими, — мурлыкнула она. — Сначала сам фон Балке проверил мои способности. Не личного удовольствия ради, а лишь во благо ордена и его будущего. Он остался доволен, и когда в Кульм прибыли ливонцы, отправил меня к ним. Как помощницу-служанку. Но служанкой я только первый день и пробыла, а потом…
Ядвига мечтательно закатила глаза, словно вспоминая приятное приключение:
— Начала я с конюхов, оруженосцев и слуг. Потом были нестойкие перед соблазном ливонские братья. И, наконец, сам фон Грюнинген. Он, кстати, отнюдь не блистал в постели.
— И что же, ты здесь, в Кульме, со всеми ливонцами… того… по заданию фон Балке?
— Не обижай меня, Вацлав, — Ядвига деланно надула губки. — Вовсе даже и не со всеми. И вовсе не только по заданию господина ландмейстера. И вовсе не с одними ливонцами. О себе я, между прочим, тоже не забывала. У меня тут было немало и своих дружков. Вот глянь-ка, что один мне недавно подарил…
С загадочной улыбкой она развязала мешочек на поясе, вынула из мошны массивный серебряный перстень тонкой работы. Протянула ему.
Бурцев взял, поднес кольцо к глазам. И едва не задохнулся от волнения. Шок — это еще мягко сказано! На его ладони лежало не простое колечко. Очень непростое. Литой серебряный венок из дубовых листьев. А в ботаническом орнаменте скалился миниатюрный человеческий череп поверх скрещенных берцовых костей. И эсесовские руны. И свастика… По внутренней стороне кольца шла гравировка. Длинная надпись на немецком. Сразу бросилась в глаза разборчивая Гиммлеровская подпись.
Нет никаких сомнений: кольцо «Мертвой головы» — Тотенкопфринг дер СС, личный подарок рейхсфюрера Гиммлера. Но как?! Откуда?! Почему?!
— Чье это? — прохрипел Бурцев. Винные пары туманили мозг, мешали сосредоточиться, понять, осознать до конца…
— Мое. Теперь — мое. — Ядвига поспешно забрала кусок серебра.
Он позволил. Чтобы ничего не мешало. Чтобы руки были свободными. Бурцев схватил девушку за плечи, привлек к себе, прошипел, глядя прямо в глаза:
— На кого ты работаешь, Ядвига?
Лицо девушки побледнело, исказилось от страха и боли.
— Я же сказала, что выполняю поручения фон Балке и попутно развлекаюсь сама.
— А кольцо?! Кому оно принадлежало? Откуда оно?
— От тайного рыцаря. Ну, того, что выбил из седла князя Земовита. Я вчера ходила к нему. К рыцарю-победителю, разумеется, не к Земовиту. Мы были вместе всю ночь. Благородному господину понравилось, и он пожелал отблагодарить меня. Оставил вот это. Ты не подумай, я не куртизанка какая, продающая любовь за деньги, но этот перстень… Я раньше никогда таких не видела, потому и… Ой, отпусти меня, пожалуйста, Вацлав. Больно!
Он отпустил. Вытер лоб. Дурацкая вспышка! Дурацкая-предурацкая! Очередной приступ паранойи! Снова вообразил, блин, будто фашисты вернулись. Да как бы они сюда вернулись-то?! Вот ведь фантазия разыгралась… Или все-таки не в фантазии дело? Сначала эсэсовский кинжал, потом кольцо… И то и другое — у одного человека — у загадочного тайного рыцаря. Но что это доказывает? Только то, что оба предмета проделали один и тот же путь. Какой путь — вот в чем вопрос!
— Извини, Ядвига, кажется, я совсем пьян.
Она смотрела на него долго, внимательно, изучающее, непривычно серьезно смотрела.
— Какой-то ты странный, Вацлав. Я еще в Легнице это почувствовала. Будто не от мира сего. И еще кольцо это… Тебе что-то известно о печати на перстне? Жутковатая печать. Мага-чернокнижника, наверное, какого-то, да?
Он покачал головой. Тотенкопфринг, как и кинжал-динстдольх, наверняка, принадлежал фашику, которого Бурцев зарубил в Взгужевеже. И случайно — совершенно случайно кольцо попало к тайному рыцарю. Это самое простое объяснение. Так должно быть. Только так. И потом… настоящий эсесовец не стал бы вот так запросто разбрасываться кольцами рейхсфюрера. Ясен пень: тот, кто вручил Ядвиге этот подарок, не знал истинной ценности перстня и уж, по крайней мере, не испытывал перед ним священного арийского трепета. Кольцо ведь отдано легко — как плата за ночь любви. Пусть даже очень страстной любви. В конце-то концов, Аделаида тоже ведь таскала на шее «сувенирчик» из будущего — стреляную гильзу в качестве украшения. Так почему бы и тайному рыцарю не поносить кольцо СС?
Бурцев понемногу успокаивался. Успокоился. Почти. Но все же…
— Ядвига, кто он такой, этот тайный рыцарь?
Девушка пожала плечиком:
— Он ничего о себе не рассказывал. Не представлялся. Но вел себя, как благородный дворянин. У меня нюх на истинных рыцарей.
— Он немец?
— Ну, наверное… Говорит по-немецки. Хотя и по-польски тоже понимает.
— Где его сейчас найти, знаешь?
— Нет, конечно. Он же сегодня прямо с ристалища ускакал.
— Ты хоть разглядела его вчера? Или он и в постели тоже свое ведро с головы не снимает?
Ядвига заливисто засмеялась.
— Ну, ты скажешь тоже, Вацлав. А как бы я с ним целовалась? Конечно, разглядела. Усатый и худой. Тут таких полкомтурии. Но, честно скажу, этот рыцарь мне понравился больше других. Симпатичный такой, милый, обходительный… И я, похоже, тоже ему приглянулась. Он обещал позже обязательно найти меня. Впрочем, обещать-то ваш брат всегда горазд.
Она снова рассмеялась.