Памятуя, что в тридцатые годы Зорге последовательно придерживался евразийской ориентации, мы можем точно определить сущность и характер его деятельности.
Как информатор-журналист и информатор-разведчик он стремился давать «заказчикам» в Москве и Берлине максимально точную и объективную информацию о положении на Дальнем Востоке, чтобы помочь выработать взвешенный политический курс, исключающий военное столкновение СССР с Германией и Японией, вместе или по отдельности.
Как аналитик он внушал всем сторонам мысль о губительности внутриевразийского конфликта. Высоко оценивая военный потенциал японской и германской армии в своих работах, а также советской в разговорах с влиятельными лицами в Японии, он давал понять, что такую страну лучше иметь в числе союзников, нежели противников.
Как человек, имевший связи в политическом мире Японии, он проводил идею взаимовыгодного сотрудничества с СССР и Германией. Он был противником «укрепления» Антикоминтерновского пакта 1936 г., направленного против СССР, но одобрил Тройственный пакт 1940 г., открывавший возможности для сотрудничества его участников с Москвой.
Даже после нападения Германии на СССР деятельность Зорге как разведчика была в пользу не только «коммунизма», но и «евразийства». Развязав эту войну, Гитлер предал геополитические интересы Германии и похоронил евразийскую идею «континентального блока», которую разрабатывал Хаусхофер и пытался реализовать Риббентроп.
Глава шестая. Иоахим фон Риббентроп (1893–1946): трагедия евразийца
Среди нотаблей Третьего рейха (алкоголиком Леем и погромщиком Штрейхером, по большому счету, можно пренебречь) рейхсминистру иностранных дел Иоахиму фон Риббентропу в памяти потомков не повезло больше всех. Демонический, точнее, демонизированный, облик Гитлера до сих пор будоражит воображение, вызывая к жизни экзотические теории и делая фюрера предметом маргинального культа «эзотерического гитлеризма». Импозантный и светский рейхсмаршал Геринг, в перечне должностей и наград которого было так легко сбиться, боевой летчик, трогательно преданный памяти покойной жены Карин и к тому же известный англофильскими симпатиями — или умело симулировавший их? — мог казаться «человеческим лицом» нацизма и даже привлекательной альтернативой «бесноватому фюреру». Скромный и бесцветный трудяга Гесс, заместитель фюрера по партии, прославился донкихотским «прыжком» в Англию в разгар войны и вызывал сочувствие безнадежным, более чем полувековым сидением в Шпандау, тем более что леденящих душу преступлений за ним не числилось. О Розенберге всерьез пишут как о философе, хотя Шпенглера из него не получается. Геббельс и Гиммлер продолжают завораживать умы как злодеи мирового масштаба — «злые», но все же «гении» пиара и репрессий. О них выходят книги, написанные историками и журналистами, разоблачителями и неонацистами. Они появляются в фильмах, документальных и художественных, серьезных и не очень. В общих чертах их жизнь известна широкому читателю, даже на уровне «глянцевых» журналов, хотя обычно в искаженном виде.
Риббентропу ничего этого не досталось. Бывшие подчиненные, начиная с его заместителя фон Вайцзеккера, ставили бывшему шефу каждое лыко в строку уже во время Нюрнбергского процесса, на что он горько жаловался в тюремных записях. «Если сегодня эти господа подвизаются в качестве „свидетелей“ против меня, то с человеческой точки зрения это печально. Годами сотрудничая со мной, они показывали совершенно иное лицо. Но в обстановке сегодняшнего психоза возможна ведь любая смена взглядов, и при бесхарактерности многих, слишком многих людей меня это уже не удивляет. Уверен, что Обвинение при некотором нажиме сможет получить почти от каждого сотрудника министерства иностранных дел любые показания против меня, какие только оно захочет».
«Многие, слишком многие» не любили рейхсминистра и когда он был в зените славы. В министерстве, которое и при нацистах во многом сохраняло чопорно-аристократический характер, его считали плебеем и выскочкой, не забывая, что он «торговец шампанским», имевший не слишком много прав на аристократическую приставку «фон» (в 33 года усыновлен бездетной теткой). Деятельность «бюро Риббентропа» вызывала постоянное раздражение кадровых дипломатов, не понимавших, зачем надо дублировать их работу, и недовольных тем влиянием, которые имели на фюрера «конкуренты». «Старые партийные товарищи», ветераны кулачных боев с коммунистами в двадцатые годы, видели в Риббентропе «буржуя» и «примазавшегося»: он вступил в партию только после первой встречи с Гитлером в августе 1932 г. К тому же «специалистов» по внешней политике среди нацистских бонз хватало и без него: на особую роль в дипломатии претендовали «светский лев» Геринг, «пиарщик» Геббельс, глава внешнеполитического отдела НСДАП Розенберг, шеф зарубежных организаций партии гауляйтер Боле и даже глава Трудового фронта («упорядоченных» профсоюзов рейха) Лей.
Со страниц послевоенных воспоминаний германских и иностранных дипломатов, даже самых объективных, Риббентроп предстает человеком неумным, малообразованным, самодовольным, напыщенным, порой грубым и совсем уж не разбирающимся в политике. На него возлагается вся ответственность за подчинение МИД нацистскому диктату и, разумеется, за все ошибки дипломатии рейха. Совсем как у генералов и фельдмаршалов вермахта: все победы благодаря нашим талантам, все ошибки из-за «идиота Гитлера».
Трудно не верить трогательному единодушию осведомленных мемуаристов. Кому как не им знать правду?! Однако чем больше читаешь их книги, тем больше вопросов остается: а где же вы сами были? Почему не возражали? Почему не пытались переубедить шефа, который имел склонность поддаваться чужому влиянию? Почему продолжали служить и не только не отказывались от карьеры и причитающихся благ, но еще и интриговали ради новых постов и наград? Понятно, что вопросы эти риторические. Дипломаты предпочитали брюзжать в имениях и аристократических клубах, плести заговоры вместе с недовольными из армейских кругов, а иные вступали в тайные контакты с иностранными разведками, что, заметим, является государственной изменой. В одном можно безусловно согласиться и с Риббентропом, и с его обличителями — подбирать себе надежных сотрудников рейхсминистр так и не научился.
Возможно, в общении Риббентроп был не слишком приятным человеком, любившим театральные эффекты, почет и лесть. Кто из сильных мира сего этого не любит?! Впрочем, нас интересует другое — внешнеполитические концепции и действия Риббентропа, о которых у потомков тоже сложилось превратное представление. Дипломатические историки советской эпохи, как и большинство их зарубежных коллег, категорически отрицали наличие у него самостоятельных идей и утверждали, что Риббентроп был всего лишь «подголоском» фюрера, ссылаясь на его официальные выступления. Ну а что еще можно ожидать от государственного чиновника в условиях тоталитарного режима?! То же самое говорили за границей о Молотове, иронически называя его «his masters voice», «голос его хозяина», как в слогане граммофонной компании «Victor». Антони Идена так никто не называет, хотя степень его преданности Черчиллю и самостоятельности его идей и поступков вызывает в памяти эмблему той же компании — собачку, заглядывающую в трубу граммофона.
Лишь немногие воспринимают Риббентропа как самостоятельно мыслящего и — до известных пределов — действующего дипломата и политика, тем более как геополитика. Только в 1980—1990-е годы работы В. Михалки, М. Миякэ и Г. Городецкого показали, что пропагандировавшаяся им идея союза с Японией и СССР для создания евразийского «континентального блока» не только была вполне оригинальной (предшественники у рейхсминистра, конечно, были), но и открыто противоречила антирусской и, до известной степени, пробританской, атлантистской ориентации Гитлера. Признавая изначальную слабость позиции Риббентропа — даже с учетом ее поддержки в военных и финансовых кругах Германии — в противостоянии с фюрером, о котором «сверхдипломат» вспоминал накануне казни, эти исследователи рассматривают его концепции, как полноценную «евразийскую» альтернативу курсу Гитлера. Автор этих строк вполне присоединяется к ним. Любопытно, что интересные работы Михалки и следующего за его трактовкой Миякэ, в которых высказаны еретические для современной «политкорректности» суждения, до сих пор не переведены на ставший международным английский язык, в то время как бульварные сочинения, изображающие Риббентропа карикатурной, зловещекомической фигурой, активно тиражируются, в том числе и в нашей стране.
Главная причина устойчивой нелюбви атлантистов к Риббентропу — его геополитическая ориентация. В послевоенном мире некому было сказать о нем доброе слово. Для неонацистов он интереса не представлял, не будучи партийным боссом или хотя бы «партайгеноссе» со стажем. Для атлантистов он всегда был откровенным врагом. Для Советского Союза, отношения с которым он искренне стремился улучшить, — всего лишь одним из «нацистских преступников». Предвидя упреки в «попытках реабилитации военных преступников», я тем не менее решил взглянуть на идеи и действия рейхсминистра иностранных дел не так, как это принято в большинстве книг.
Первым крупным дипломатическим успехом Риббентропа, еще не занимавшего никаких высоких постов, было заключение англо-германского морского соглашения 18 июня 1935 г. Годом раньше Гитлер назначил его уполномоченным по вопросам разоружения, т. е. по наболевшей проблеме, о которую уже споткнулись не только дилетанты Геббельс и Розенберг, но и «тертые» профессионалы — министр иностранных дел фон Нейрат и будущий посол в СССР Надольный. Вовлечение во внешнеполитическую активность людей, не служивших в МИД, было характерной чертой Гитлера, объяснимой его недоверием к карьерным дипломатам, которых он считал реакционерами и снобами, если не потенциальными изменниками. Нельзя сказать, что он был полностью неправ, так как многие секретные документы оперативно попадали в Лондон, Вашингтон и Москву от «доброхотов», даже без дешифровки кодов разведками этих стран. Кроме того, фюреру нужен был «свой» человек, более-менее сведущий в мировой политике и умеющий быть comme il faut в международном светском обществе, для чего Геббельс, Розенберг и тем более Лей явно не подходили.